Елки-моталки - Владимир Чивилихин

- Полоса, почитай, готова...

- Рвать ее надо еще долго.

- А с боков не обоймем мы его, однако.

- Да-а-а... Что-то команду Платоныч не везет.

- Платоныч дело знает.

- Знает-то знает, да делов теперь ему. Суша! Звон!

- Хлебов да лесу, мужики, погори-ит!

- И паук все кусты оплел - к жару.

- Будет вам, поспим...

- Нет, мужики, баба хорошо на пожаре, - никак не мог успокоиться кто-то. - Вспомните, мы ведь сроду укуской ели...

- А какая согласится-то?

- А эта-то хлопотли-и-ивая...

- Да будет вам! - перебил чей-то голос. - Поспим...

Пина покраснела от похвалы. Она собрала кое-чего поесть, побежала со жбаном к бочаге. Кусты там стояли в молочном дыму, будто кто срезал их вершины. И черный выворот с рваными краями торчал из белого, пугающе большой и неподвижный. А на воде по-прежнему лежал тонкий слой чистого воздуха - вода, значит, не только против огня, она и дым держит? Пина спешила. Жбан был полон, только ей показалось, что попал сор. Вылила, потом зачерпнула осторожно, не беспокоя воды.

Солнце клонилось к вершинам сосен, когда она вышла на полосу. Ему еще долго катиться по небу, но навстречу подымался из обреченного леса дым, солнце стало приныривать в плотные серые волны, они пригашали его и сами освечивались желтым. А зелень вокруг притушило. На полосе, если она спрямлялась, туманились в синей дали кусты и трава - пожар подходил.

Бирюзов обрадовался, завидев Пину, бросил все и побежал навстречу. Напился он быстро, начал есть хлеб, что принесла ему Пина, ломанул полкружка колбасы.

- Ну и уважила, Агриппина! - восхитился он. - Тащи скорей воду Родьке он свой чай сегодня не пил, сгорел, наверно, совсем.

Пина еще долго шла на взрывы Родиона, - должно быть, он взялся с другого конца полосы. Она почти бежала. Стало мокро под спецовкой, душно, и ноги в сапогах совсем сопрели. Вот бухнуло недалеко. Рррр! Из-за кустов она увидела, как взметнуло землю, потревожило ветки на деревьях, и они закачались. Рррр! Ррр-ааа! Эхо на добрых басовых нотах рыкнуло рядом, прокатилось мимо, ушло куда-то к стану, и там его еще долго гоняло по лесу.

Пина выскочила из кустов. Родион уже закладывал взрывчатку в новые ямки, Пина не знала, что скажет ему. Поставить воду и уйти? Вот он заметил ее. Смотрит, улыбаясь, как она идет, а шла-то она хорошо, высоко подняв голову, и независимо смотрела прямо перед собой.

Поставила жбан на землю и вправду повернулась, сделала шаг назад.

- Пина! - вскрикнул Родион, и она, помедлив, оглянулась.

Бидон был уже у него. Родион пил, не спуская с нее взгляда.

- Я тебе помогу? - спросила она, берясь за лопату.

Он отрицательно замотал головой, не отрываясь от жбана.

- "Сосиски" буду закапывать, - предложила она.

- Нет, - решительно сказал Родион. - Я этим баловством всегда один занимаюсь.

- Шнуры бы резала. - Голос у нее совсем сник.

- Нет. У меня тут секунды рассчитаны. Посидим. Как там?

- Спят, - сказала Пина.

- Хорошо. Ночь веселая будет. А этот, ботало-то?

- Работал.

- Муравьев таскал? - Родион засмеялся.

- Нет, землю раскидывал.

- Ну?

- Ага. Я ковыряюсь помаленьку недалеко от стана, а он выскочил на полосу, глаза - во! И руки трясутся. В огонь, говорит, залез. Как, говорит, опалило...

- Врет, - засмеялся Родион. - А в руках у него ничего не было?

- Ничего.

- Ясно.

- Что?

- Бросил лопату и мешок. Ну ладно. На стане дымно?

- Есть маленько.

- Больше, чем здесь?

- Да, побольше.

- Ладно, Пина, иди.

Время, что весь день тянулось так медленно, вдруг ускорилось. Пина поднялась, оглядела вечереющее небо, светло-восковые дымы против солнца. Родион тоже поднял голову к небу.

- Не летят что-то мои черти...

- Прилетят! - успокоила его Пина.

- Очнусь вдруг и будто вертолет заслышу, а это Санька там шурует и по лесу отдает.

- Прилетят еще.

- Да должны бы...

- Какой-то ты невеселый, Родион.

- А что тут веселого? Смотри, какая благодать горит. Это не лес, а золото! Гложет...

- А что поделаешь...

- Вот думаю - прошли эти десять лет. Люди хлеб убирали, сталь варили, в космос летали... Танцевали, песни пели, речи говорили. Я пожары тушил. А знаешь, сколько за эти десять лет сгорело лесов?

- Сколько?

- Сорок миллионов гектаров.

- Да неужто, Родион?

- Угу.

- Почему так, а?

- Сам думаю... Может, потому, что лесу нет оценки в рублях? Он числится вроде бы даровым. Сгорит - и мы будто ничего не потеряли. Гложет!.. Ну ты иди, иди, Пина...

- Посидим, может? - робко попросила она.

- Нет, надо нажимать.

- Вот тебе колбаса и хлеб.

- Давай! А Саньке?

- Тоже.

- У тебя, оказывается, голова работает!

- А ты думал? - засмеялась Пина.

- Ну ступай, ступай, а то глаза я тебе здесь засорю.

Она ушла. Обогнула лесом Бирюзова, чтобы не мешать ему, и, подходя к стану, услышала в небе далекий рокот. Эхо? Нет, вертолет. Должно быть, и Родион заприметил, ждет не дождется. И рабочие выползли из палатки. Неужели она час ходила? Да, не меньше, потому что солнце совсем опустилось в вершины, млело в желтом тумане. Иногда очищалось оно и обновленными своими лучами пробивалось меж крон, слоило и резало дымный воздух.

Вертолет неожиданно вынырнул из-за леса, оглушил треском. Низко пролетел над полосой, ушел за дымы. Вот он появился с другой стороны, завис над площадкой, сел. Гуцких вышел из вертолета, поздоровался с рабочими, за ним высыпала вся команда Родиона. Пина смутно помнила некоторых по прошлогоднему пожару. Веселые, в грязных и опаленных комбинезонах, парашютисты прошли сквозь толпу рабочих и к ней. Они разглядывали девушку во все глаза, обходили вокруг, перемигивались, цокали языками, пока Гуцких не прикрикнул на них. Тогда они подступили к Пине знакомиться. Руку жали крепко, не жалеючи.

- Сергей.

- Иван.

- Копытин.

- Иван.

У нее даже пальцы слиплись.

- Митька Зубат.

- Прутовых.

- Иван.

Пина запомнила только, что половина десантников Иваны, да на Копытина обратила внимание, потому что про него рассказывал Родион. Этот неулыбчивый, уже в годах парашютист один воспитывал сына, потому что жена у него оказалась плохой женщиной и Копытин дал зарок не связываться больше с бабами.

- Все благополучно? - спросил Гуцких у рабочих.

- Все.

- Начальник огня и дыма на полосе?

- Там. И Бирюзов тоже рвет. А мы, Платоныч, пообедали...

- И?

- Гуляев приказал.

- Молодец! - одобрил Руцких. - Поспали? Ночка предстоит, чуете?

- Да уж видно, что так.

- Заворачивает его сюда.

- Заметили... Платоныч, а что эти, прогнозеры-то, насчет дождичка?

- А их не поймешь! Я остаюсь на ночь, мужики. Давайте засветло полосу добьем.

Вертолет взревел, поднялся, и парашютисты двинулись в лес. Пина заметила, что шли они по-своему - след в след, и вышагивали широко, споро. Лопаты на плечах держали одинаково - так солдаты винтовки носят, а фляжки у них тоже были солдатские - плоские, белые.

Рабочие уже поразобрали топоры: Гуцких распорядился продлить полосу мимо стана метров на пятьсот. Решили не рвать тут, а перекопать землю, раскидать ее по просеке и стоять всем стеной, когда он подойдет.

Вдали, на главной заградительной полосе, началось. Должно быть, взялась вся команда. Вот это да! Прокатывалось мимо, и не успевал отзвук раствориться в лесных далях, чтоб возродиться там тихим рокотом, как опять рушилось на полосе, рождая новый отбой, что тут же гулко пророкатывал мимо. Однако скоро кончилось все, - наверно, перевели взрывчатку и теперь, орудуя лопатами, расширяли взрытую аммонитом просеку. А день этот, самый длинный день в жизни Пины, угасал совсем. Солнце кануло в густой дым и смешало, видно, свой свет с отблесками пожара - над гибнущим лесом тускло вспухали багровые, желтые и красные купола. Они подымались, размываясь, в вышине к ним с востока подливала темная краска - широко и властно надвигалась ночь.

Пина сготовила ужин. Котел им заняла и ведро. Сходила за водой к бочаге. Там было дымно, сумеречно, и холодом уже тянуло из живого леса. Пина обрадовалась - ночная влага, как говорил Родион, придавит огонь, и тушить будет не так жарко.

Стемнело, когда у костра появился Гуцких. Он обежал, видно, много, выглядел усталым. Собрал рабочих, поел с ними. Никто не шутил и не разговаривал за ужином. Когда закурили, Гуцких сказал:

- Гуляев с ребятами с тыла прошуровал. Сейчас он его с левой стороны осаживает. А мы правый фланг возьмем. Вода у нас есть?

- Целая баклага, - отозвалась Пина. - Еле дотащила.

- А кто ей разрешил такую тяжесть поднимать? - строго спросил Гуцких, обводя всех глазами.

- Нас не было, Платоныч...

- Глядеть надо!.. Воду берем с собой. А вы, Чередовая, не очень-то. Понятно?

- А я и так не очень. Может, парашютистам поесть отнести?

- Сейчас они сами придут. Останешься тут за костерного, ясно?

- Есть, - отозвалась она, сделав усилие, чтоб голос вышел покрепче.

- Платоныч, у нас тут один руки попортил, - сказал пожилой рабочий.