Оттенки страсти - Барбара Картленд

Какое-то время они сидели в машине молча, сосредоточенно обдумывая шаг, на который оба только что решились так спонтанно и почти безрассудно. Питер при его гипертрофированном чувстве ответственности смотрел в завтрашний день уже глазами женатого человека, вполне отдавая себе отчет во всей серьезности и важности его новых обязанностей. Мона же думала о своем. Наконец-то она обретет долгожданный покой, размышляла она, удобно устроив голову на плече у Питера. Все треволнения и переживания отойдут в прошлое, скроются под водой времени. Их дружба с Питером представлялась ей чем-то вроде масла, которое моряки во время шторма льют в океан, чтобы утихомирить разбушевавшиеся волны вокруг корабля. Вот и брак с Питером – это самый надежный якорь, который удержит ее корабль в бурном море житейских треволнений и поможет уцелеть при любых штормах. С юношеским пылом она представляла себе, как они проживут вместе долгие годы в любви и согласии, и ничто и никогда не омрачит их привязанности друг к другу. Она была еще слишком молода, слишком неопытна и не знала, что характер человека, в точности как сталь, закаляется только в огне. В огне испытаний и невзгод. Инерция и покой – это удел стариков, предающихся счастливым воспоминаниям о былых жизненных битвах. В юности же надо бороться, бороться и побеждать.

Машина остановилась у подъезда дома на Белгрейв-сквер.

– Спокойной ночи, дорогая!

– Спокойной ночи, Питер! – ответила Мона и подставила лицо для поцелуя, как это делают дети, когда их целуют на ночь.

Он бережно поцеловал ее и тут же отвернулся. Мона почувствовала легкое разочарование. На какую-то долю секунды она замешкалась, словно ожидая продолжения. А затем выпорхнула из машины и скрылась за массивной парадной дверью.

А ведь Сэлли оказалась провидицей, думала она, поднимаясь к себе в комнату. И я, в самом деле, стану женой герцога. Подумать только! Неожиданно для себя из ее груди вырвался вздох. Нет, что-то не так! Чего-то не хватает. Никакой приподнятости, никакого ликования в душе. Странно!

Глава 8

Мона стояла, прислонившись к забору, отделявшему выгул для лошадей от дороги, и наблюдала, как муж пытается приучить к седлу молодого жеребца. Питер, в свободной рубашке с расстегнутым воротом, в облегающих бриджах и высоких сапогах, был очень хорош собой в этом костюме наездника. Лицо его было исполнено решительности и отваги, глаза горели от возбуждения. Он был целиком поглощен борьбой с норовистым жеребцом, то и дело взбрыкивающим и пытающимся стать на дыбы, чтобы сбросить всадника вместе с еще непривычным для него седлом. Мона вдруг подумала, что раньше ей и в голову не приходило, какой у нее сильный и красивый муж. Но сейчас, глядя на его бицепсы, на могучие плечи, на гордо посаженную голову, она вполне оценила и его физическую мощь, и мужскую привлекательность. Впрочем, растрепавшиеся волосы делали его похожим на мальчишку. Было что-то бесшабашное и лихое в лице Питера и во всей его фигуре, что делало его особенно красивым.

Со дня их свадьбы минуло уже три недели, а два дня тому назад они вернулись из свадебного путешествия к себе домой, в поместье маркиза в Сомерсете. Это имение досталось ему в наследство от двоюродного дедушки: великолепный старинный замок из серого камня, построенный еще в тринадцатом столетии. Замок воздвигли на вершине крутой скалы, а фасадом он смотрел в сторону горной гряды Чеддер. Куда ни кинь взгляд, до самого горизонта тянулись бесконечные лесные массивы. Они покрывали все горные кручи, кое-где сбегая в живописную долину, по дну которой струилась река, устремляя свои воды дальше, к устью Бристольского пролива. От имения до пролива было всего пять миль. Сравнительно недавно замок, представляющий культурную и историческую ценность общенационального масштаба, был отреставрирован, а потому предстал перед Моной во всей своей красе. Моне понравилось решительно все: резные окна ромбовидной формы, просторные залы, обшитые панелями из дуба, старинный внутренний дворик, вымощенный булыжником, потайные ходы, просторная терраса с наружной стороны замка, окаймленная со всех сторон изумрудно-зелеными лужайками. А дальше простирались бескрайние фруктовые сады: роскошные яблони, усыпанные плодами груши, целые плантации вишни. Прямо же перед замком был разбит роскошный парк. В соответствии с традициями паркового искусства Елизаветинской эпохи, он был обнесен каменной оградой, садовые дорожки тоже были выложены камнем, то тут, то там виднелись уютные беседки из живой изгороди. Воздух благоухал ароматами роз, лаванды и резеды, а вечерами в эту симфонию запахов вливались благовония маттиолы и других ночных цветов. Могучие сосны и ели, привольно раскинувшиеся на заднем фоне, создавали совершенное в своей законченности обрамление всего архитектурного ансамбля.

Необыкновенная красота этих мест, атмосфера тишины и покоя, царившая в старинном замке и так гармонировавшая с нынешним душевным состоянием Моны, заставляли ее особенно остро чувствовать собственное счастье. Их помолвка с Питером, продлившаяся всего лишь два дня, завершилась бракосочетанием в соборе Святого Павла. Венчание было назначено на девять утра. Но уже с раннего утра припекало, обещая по-летнему жаркий день. Мона появилась в церкви в платье из бледно-голубого шифона и скромной шляпке, уместной для такого не совсем традиционного случая. В руках она держала несколько розовых роз. На церемонии присутствовали только двое: шафер и церковный служка. Отец Моны дал согласие на их брак с Питером с превеликим удовольствием, но сам не рискнул появиться в церкви без жены, опасаясь, что, если леди Вивьен узнает о подобном своеволии, она не замедлит превратить его дальнейшую жизнь в сплошной кошмар. В глубине души сэр Бернард искренне надеялся, что жена, не очень разбирающаяся в вопросах семейного права, так и останется до конца дней в неведении, что это именно он официально дал согласие на брак дочери с маркизом, причем не поставив в известность об этом свою вторую половину.

Итак, Питер и Мона начали семейную жизнь в отсутствие родных и близких. Их союз скрепил незнакомый кюре, служивший в тот день в соборе и невольно ставший участником скромного семейного торжества. Но сама атмосфера, царившая в храме, залитом солнечным светом, пробивавшимся внутрь через разноцветные стекла витражей, белоснежный с позолотой алтарь, бросавший золотистые отсветы на бледное лицо невесты, все это было так прекрасно и торжественно, словно сами небеса благословляли союз Моны и Питера. Так они и стояли вдвоем в пустом величественном храме, залитые потоками солнечного света, купаясь в сиянии этого света, словно в реке божественного бессмертия.