Звезды Тянь-Шань - Василий Ленский

— С планетами все просто. Если ты разовьешь у себя энергетические связи какие есть между планетами, то ты тут же узришь или как радиоприемник настроишься на точно такие связи во внешнем Космосе. А по части Земли, так это известно всем, кто владеет Чи. Земля, будучи Единой в себе, создает своими частями тождественных по функциям людей, животных, растений, микроорганизмов.

— Получается, что у петуха тоже есть меридианы? — спросил Абдыбай.

— Да, — сказал я. — Но также как и люди, каждый вид имеет свои особенности в меридианном смещении. Например, Вола не заставишь смеяться, а Свинью — плакать.

— Я надеюсь, что в следующий раз, ты нам преподнесешь распределение живых тварей на Земле по меридианной системе точно также, как людей по характерам, — сказал Эдик.

— Догадливый ты, — ответил я. — Не только живое, но и все наличествующее меняет свои законы и свои характеры. Например, Земля и ее определяющее внешнее входят в эпоху ХУМ. Что останется делать человеку? Чтобы уцелеть, будет вписываться в ХУМ соответствующим характером и физиологией. Но это тема астрологии, там есть циклы: суточный, годовой, двенадцатилетний, стосорокачетырехлетний и так далее. Человек тоже меняется. Тигр, например, имеет все одиннадцать черт характера и по ситуации он их реализует. Но все это будет происходить на общем фоне характера «Тигр». Каждый имеет в себе все. Но свой характер оттеняет смещение.

— Все хорошо, — сказал Абдыбай, — но по части животных что-то здесь не то. Змей я не люблю, а у тебя змея попала в «утро» или как ты говоришь, в раскрытие. Дракона я не знаю и ни разу не видел. Кот у тебя попал в веселые, а Овца — в задумчивые. Так ты никого ничему не научишь. Змея вводит людей в ужас, то есть закрывает, а, следовательно, это ХУМ. Любить змею людей ты не научишь. Так что думай. Востоку свое, а у нас здесь Тянь-Шань.

— Дельное замечание, — сказал Эдик. — Игры какие-то детские. Чи я признаю, а Свинью — нет. Ну что, не могли назвать Солнцем, Небом, Цветами?

— Это еще не все, — сказал я. — Есть гороскоп друидов. Там названо деревьями. Есть еще зодиакальный гороскоп. Там тебе и Лев и Дева, и безликий Козерог.

— Мы уже привыкли, — сказал Дун. — Но путаница есть. Да и пользы от этих названий никакой нет.

— Вам нужна польза? — задумался я. — Все это — слова. Значит польза может быть только в мантре. Например, шесть характеров дают раскрытие. Произносите ТАО на вдохе. Опорный будет Т. Шесть характеров на закрытие, напомнит вам и закроет вас ХУМ. Х — начало выдоха, М будет замком. Тройка «утра» хорошо согласуется со звуками АЛЛА на вдохе, здесь Л вытягивает тело в длину. Открываются глаза, уши, нос звучанием А. Другая тройка, ей противоположная в характере активного закрытия и поиска будет УНГ. У — выдох, Н — вжатие в себя и Г — окончательное вдавливание, замок. Это — на рисунке 2, 3, 4. Пассивную, уширенную часть создает день, с позиции мантры, это ТОО на вдохе, где О, в отличие от замка, уходит в беспредел раскрытия и пассивный ХУМ в тройке УММ, где второе М — это не замок, а падение внутрь с растаивающим выдохом и слабнущим телом.

— Это мы уже знаем, — сказал Абдыбай.

Дун вносил поправки в свои схемы. Эдик сидел и дыханием проверял мои рекомендации.

— Когда будешь идти по улице и, особенно, на подъем, — сказал я ему, — то на вдохе ставь не Т, а С; получится СО. Продолжительность О идет до окончания вдоха и дальше, а выдох держи на звучание НЫ и вжимай его между лопаток. Это не даст тебе закрыться даже на ринге. Грудная клетка и внутренние органы, такие как сердце и перикард, никогда не будут ущемляться.

— Но в каждом тригоне по три характера, — сказал Абдыбай, — то есть еще должно быть двенадцать мантр.

— Пятнадцать, — поправил его Эдик, — если учесть рисунок 6.

— Это потом, — сказал я. — Пока запомни то, что все это не байки, а тренирующие звучания дыхания и характеры. Например, если речь пойдет о характерах УНГ, то пусть вам звучание подскажет, что это тройка, поворачивающая характер человека на свое Я. Тогда вы поймете, что Овца, Свинья и Кот без конца действуют, доказывают, обосновывают, гнездятся, гребут под себя и строят непрерывно конструкции мироздания, сущностей, высшего и внеземного. Они ругают земное, низшее, незначительное. Отсюда у них будут и соответствующие болезни.

— Не означает ли это, что, если я буду все время повторять мантру УНГ с выдохом, то буду очень умным? — сказал Абдыбай.

— Ты и теперь в своем уме, — вмешался Эдик, — речь идет, насколько я понял, об управлении физиологическими процессами через аппарат речи.

— Да, — сказал я. — Это особенно широко применялось в Тибетской Йоге. Индусы как-то проскочили налегке данное свойство и заменили его молитвами, впрочем, как и русские.

Было заметно, что все утомлены этими подробностями без их применения. Так всегда бывает, когда человек знает и еще приобретает знание, но не владеет.

Мне удалось уговорить дедушку взять с собою Эдика с Абдыбаем для эксперимента. Дедушка подумал и разрешил Дуну идти с нами. Что-то его сдерживало.

«В совете старейшин, наверное, разногласие по поводу наших „гастролей“», — подумал я. Но меня это даже несколько радовало. Будучи не тщеславным, я никак не мог представить себя в роли старейшины.

Когда мы проходили селение, мне показалось, что я понял эффект миража шагов. Это была новая физика, такая еще и близко не зарождается. Существующими средствами можно добиться любого звучания, но не сопровождающегося насильственными эмоциональными переживаниями. Я посмотрел на Эдика с Абдыбаем, которые сдерживали себя кое-как, чтобы не кинуться со всех ног назад.

«Неплохой заслон, — подумал я. — И милиционеров ставить не надо. Хорошее средство от воров.»

Мы вышли в зону видимости второго солнца. Абдыбай остановился как вкопанный, а Эдик срочно стал искать обоснование в научном знании.

— Не трудитесь, — сказал я. — Это знание в Чи, а Чи выучить нельзя, им можно только владеть.

— В каком смысле? — спросил Эдик.

— В том, — ответил я, — что, если бы вы владели Чи, ответ вам пришел бы непосредственно и тут же.

Дун видел это тоже впервые, но сказалась выдержка. Слушая меня, он двигался в своих вариантах Чи, но такого комплекса энергетических связей не находил. А, следовательно, не находил ответа. Дедушка шел к этому путем Дзен, то есть принимал это как и есть, но так, чтобы из этого «есть» проистекала жизнь без всяких «почему».

Дзен — фантастический по своей жизненной адаптации. Там, где знающий «лезет на рога» и ломает себе и окружающим здоровье, Дзен мягко обтекает и, проиграв, всегда остается победителем. «Мягкое и гибкое развивается. Твердое и сильное разрушается», — говорил Лао Цзы.

Эксперимент мною планировался так, что я решил проверить, не я ли влияю на Абдыбая и Эдика, стимулирую у них изменения Чи? Гигантское каменное тело имеет то совершенство, которое не имеют даже люди. Лишь редким в истории человечества удавалось открыть Сушумну и этим изменять пространство и время. Я ставил себя в конструкцию Чи сущности Абдыбая и Эдика и сомневался, есть ли у них достаточные основания мозаик Чи, чтобы открыть Сушумну вне противоречий.

Дедушка посматривал на меня все в том же характере Дзен. А может быть, он верил моему владению Чи. Дун ждал что-то увлекательное и таинственное.

— Сейчас, когда мы пройдем по тоннелю, вы пойдете по скалистому навесу над пропастью. Да, смотрите, не свалитесь со страха вниз. Топанья там не будет, поэтому колени держите твердыми. Но на приятной площадке сядете по-казахски и даже чуть-чуть ровнее. Будете сидеть так пока я не вынесу вас, как раньше, на своем несчастном плече. Но, если испытаете нечто более яркое, я бы сказал потрясающее, чем там раньше, то сидите и вкушайте, не кричите и в пропасть не прыгайте.

— Почему это я должен прыгать в пропасть? — спросил Абдыбай.

— Потому что не всякому удается разумно пережить чувство своего бессмертия, да еще так, что ему пространство и время подвластны.

— Ну вот, — сказал Эдик. — Есть шанс и дом навестить и фараону руку пожать, раз появился шанс управлять временем.

— Я надеюсь, что до двухполярных мозгов там дело не дойдет, — сказал я. И мы пошли в узкую щель тоннеля.

У входа в открытое пространство все остановились.

— Эдик пойдет первым, — сказал я, — так как заметил, что Абдыбай с сомнением посматривает в зияющую пропасть.

Эдик как канатоходец пошел на площадку, хотя слева и справа могло проехать по телеге. Но сел он чинно: на зрителя.

«Лишь бы только не фокусничал, — подумал я. — Здесь нужно себя отпустить, довериться себе и не вмешиваться прошлым опытом и знанием.»

Эдик просидел минут десять, вдруг зевнул и заерзал от неудобства такого сидения.

— Абдыбай, принеси его сюда, а то он устал сидеть, — сказал я, довольный результатом эксперимента.