Звезды Тянь-Шань - Василий Ленский

Но Дун молчал. Для него были темы неприкосновенные благодаря укладу рода. Я же радовался тому, что для меня все темы открыты, а скрывать свои свойства я научился еще с детства. Мои страдания от того, что я не такой как все, научили меня многому. С одной стороны, я научился контактности такой, когда не как Я, а как тот, с кем я разговариваю. С другой стороны, я мечтал и меня тянуло к своему. Я его угнетал и всячески скрывал, но внутренняя сила побуждала к тому, чтобы удовлетворить любопытство: были ли на Земле такие же уродливые как я. Теперь настало время, когда я научился владеть тем, чем владеют другие и значительно лучше, чем они, я стал искать своих. Теперь я понимаю, что это крупицы как звезды на небе в общей истории человечества. Себя я считал никем. Все равно, как бы я себя не определял, это будет частное определение моего же сознания. Непоследовательность и энергетическую путаницу я видел во всех почти Учениях. Это еще больше разжигало у меня любопытство, потому что это так все просто.

Утро следующего дня встретило нас петухами, свежим ветерком и розовыми щеками снежных гор. В селе мычали коровы, стучали ведрами.

«Табун коров выгоняют на пастбища,» — подумал я, улыбаясь розовому восходу. Абдыбай уже топал по росе и восхищался приятностью того чувства, которое исходило из земли как он считал. На самом деле, эта энергетическая поляризация двухсторонняя. Будет условие в теле, будет энергия в земле. Будет тело заблокировано костлявостью и суетой или даже скепсисом, не будет энергии в земле. Эдик хорошо освежил себя ледяной водой из колодца и разминался в движениях боевых искусств. Движения он исполнял красиво и четко.

— Зря ты машешь впустую руками и дрыгаешь ногами, — сказал я ему. — Без энергии все это смехотворно.

— Ну синяк под глазом посажу с первого же удара, — ответил Эдик.

— У тебя впереди жизнь, большая жизнь, а не большая толпа нескончаемых врагов, — сказал я. — Если бы ты готовился к жизни, а не к случайной встрече с врагом, то бы думал не как синяк поставить, а как одним движением его убрать. Неужели тебя не убедило, что Чи — это жизнь. Владея Чи, ты выживешь в любых условиях. Почему ты решил, что трудные условия — это пьяный мужик с увесистыми кулаками?

— Для обучения древним искусствам и Чи нужен Учитель, — сказал Эдик.

Дун смотрел на него широко раскрытыми глазами, ничего не понимая. Он еще раз посмотрел на меня, а затем на Эдика и ушел.

Дедушка вышел как всегда бодрый, с легкой походкой. Он позвал нас завтракать. Внучка уже накрыла стол на свежем воздухе. Молоко отдавало парным ароматом, овощи были покрыты капельками воды и сияли свежестью. Завтрак закончился и мы решили погулять по селу, а может быть, пойти в горы. Мы прошли через речку на краю селения. Я любовался россыпью диких ромашек на речной гальке как вдруг что-то отслоилось от того берега и перелетело на этот. Я успел заметить, что это Дун, совершающий сальто в воздухе над речкой. Он приземлился на песок, подошел ко мне, поклонился и сказал:

— Я хочу быть Вашим учеником.

Я растерялся. А Эдик с Абдыбаем с удивлением смотрели на него. Затем я сказал:

— Я не готов быть учителем не потому, что мало знаю и не потому, что владею Чи хуже других. Во мне есть та избыточность, которую предстоит еще раскрыть. Ты, наверное, и сам заметил, что есть вещи, которые я бессилен объяснять другим, так как они к этому не готовы. Я должен найти людей или другие существа, для которых все это также просто как и для меня. Я должен найти людей, не обученных и тренированных, а с непосредственным знанием. Они мне нужны для того, чтобы я определил себя и исчерпал себя. Может быть тогда я кому-нибудь пригожусь. Судя по древним и святым писаниям, такие люди были. Но древние писания несут путаницу, либо я опять, но на другом уровне, оказался «гадким утенком».

— То, чем Вы владеете, у нас рассказывают только в легендах, да и это о древних просветленных, — опечалился Дун.

— Мы с тобой почти одногодки, а может быть, ты старше меня, — сказал я ему. — Если ты не окостенеешь на догматизме, то мы еще встретимся, когда я стану учителем.

— Каким это учителем он собрался быть? — спросил Эдик у Абдыбая. — И что за спектакль он тут гонит? Вообще-то, что произошло? Кони, испуганные оводом умчались и, конечно же, вернулись назад. Он приписал это себе. Дун культурный человек. Махнул ногой перед его носом так, что он с испугу корябнул ему пятку. Из-за этого получилось, что у него великое мастерство. Единственное, где надо отдать ему должное, так это там, перед селением. Колени у него не дрогнули, но этим он отличался с детства. Выдержка большая. В пещере сделал таинственный вид и я как старый дурак просидел на каменной плите так, что чуть не уснул. Он сделал вид таинственный и стал дурачить старого, почтенного человека. А чтобы для убедительности и окончательно пустить пыль в глаза, побежал и поволок вздремнувшего Абдыбая над пропастью. Хорошо, что не уронил от усердия.

— Меня, действительно, дернуло, — вступился было Абдыбай.

— Меня тоже дергает, когда я засыпаю. Всем это известно.

— Зря ты так Эдик, — упрямствовал Абдыбай.

— Я честный человек и хочу внести ясность, — несокрушимым тоном продолжал Эдик. — Внизу возле пещеры еще лучше номер отмочил. Оставил нас и старого почтенного человека и спрятался в пещере. я думал, у него совести хватит не томить нас ожиданием. Когда самому там сидеть противно стало, вышел оттуда с таинственным видом и опять напустил пыли в глаза. Не удивлюсь, если при таких талантах он станет вождем этого доверчивого племени. Не скрою, несколько фраз, приятных их слуху и уму он где-то вычитал. Тяга ко всяким таинствам и всякой писанине у него отмечалась давно. Владеет чуть-чуть гипнозом, даже мне пытался что-то показать то ли, что он по воздуху летает, то ли, что он воду бочками пьет, то какой-то треугольник на глазах у загипнотизированной публике по столу гонял. Таких иллюзионистов у нас в Союзе много, но все они при Москонцерте, а этот гастролирует сам по себе.

Абдыбай сел на камень и стал чесать затылок.

— Ну вы, братья, даете. И тот был прав, да так, что все казалось очень натурально. И этот прав с такой же натуральностью.

— Что, забыли про Батыра? — спросил я их.

— А там что особенного? — Сам же сказал, залежи ртутного месторождения. Надышались паров. Угорели. Сам, видать, затаил дыхание, когда был порыв ветра, а потом с таким же видом пустил нам пыль в глаза. Вот корову подоил искусно, да и то без кино не смог: пустил пыль в глаза казаху-пастуху.

— А как по-поводу состояний, которые вы никогда в жизни не испытывали? — спросил я его уже со смехом.

— Спора нет, — в тебе пропадает талант психиатра, — продолжал Эдик трезвые речи. — Вспомни, Абдыбай, как тонко он нас готовил к психологическому сеансу. Сначала плел о ТАО и ХУМ и тыкал нам на горы пальцем. Мы и без него, молча, могли увидеть, что одна часть горы светлая, а другая призелененая. Затем привел нас к прекрасному ручью и выбрал изумительное место. Я испытывал потрясающее ощущение, но я же сказал, что он хороший психолог. Лето, солнце, горный воздух, тишина, порхание бабочек… а, Абдыбай?

— Но ведь он меня многому научил, — сказал Абдыбай.

— Чему? — спросил Эдик. — По росе ходить. Да это тебе каждая бабка скажет. А гири ты и без него кидаешь хорошо. Вот стимулировать он умеет. Но у нас всякий тренер владеет этим качеством.

Дун недоумевающе смотрел на нас. Я повернулся к нему и сказал:

— Наш род, как видишь, отличается от вашего. Одно и то же можно истолковывать по-разному и даже, если ты пройдешь по воде, то у нас скажут, что это мираж. Мне легко в таком обществе. Я там обыкновенный студент, а до этого был обыкновенный пастух. Поэтому я в себе свободен и если я однажды, по-пьянке, проболтаюсь, что не нашел еще равного себе, то мне тут же заботливо приложат холодную тряпку ко лбу.

— Но ведь вы так никогда не будете развиваться, — сказал Дун. — У вас будут немощные старики, раздраженные взрослые и больные дети. Как в таком роду появились вы?

— Есть такая религия, называется Христианство. Учитель ее сказал: «К кому должен идти врач, к здоровым или к больным?»

— Мне трудно это понять, — сказал Дун, — но разве они не видят друг друга и того, кто перед ними?

— Не говори глупостей Дун. Каким зрением увидели меня?

— Зрением Чи, — ответил Дун.

— А теперь посмотри на Эдика. Он владеет зрением Чи?

— Нет, — сказал Дун.

— Вот ты сам и ответил на все вопросы. Теперь ты понимаешь, почему я ищу свою среду или должен создать свою среду.

— Молодежь уважает вас. Мы поговорим со старейшинами и вы можете остаться у нас в Совете Старейшин или Учителем. Здесь та самая среда и ее не нужно создавать.

— Я нахожусь и родился в своем теле обстоятельств и, пока в этом теле все занимает свое место как часть. Запад, как часть, имеет те преимущества, которых нет у вас. Вы, как часть, имеете те преимущества, которых нет у Запада. Поэтому пережить и то, и другое в Единстве кому-то предстоит. Как видно, начнем с меня. А сейчас иди домой и скажи дедушке, что после обеда я готов встретиться с членами Совета.