Я — Легион (СИ) - Злобин Михаил

— Только несколько?

— Несколько нетактично! — Упрямо повторила она, снова подпуская в голос льда. — Давайте попробуем начать наше знакомство с самого начала, что скажете?

— Скажу, что мне совершенно безразлично.

— Что именно?

— Абсолютно все. Твои завуалированные извинения, твое предложение, и даже весь этот допрос.

Она ненадолго замолчала, поджав губы, и когда пауза начала затягиваться, я уж было подумал, что она сейчас распорядиться отвести меня обратно в камеру. Но женщина спросила меня:

— И почему же? Вы знаете, какой срок вам грозит?

— Полагаю, что максимальный.

— Вот именно. А вас это нисколько не беспокоит? Не хотите оказать помощь следствию и заработать себе несколько очков на суде?

— Не трать слова, Надюша, меня закроют по полной, не взирая ни на какое содействие органам. Но если ты мне предложишь что-нибудь взамен, то мы вполне можем мило поболтать.

— И что же вы хотите взамен?

Похоже, она действительно провела сегодня ночь на работе, потому что даже любопытство в ней было какое-то вялое и совсем не яркое.

— Скажи, какие на меня улики по убийству Вагона?

— М-м-м? — Женщина вопросительно изогнула брови, искренне удивившись этому вопросу. — А вас что, не знакомили с делом?

— Да как-то нет, еще ни разу не предлагали. Все больше чистосердечные признания на подпись пихают.

— В таком случае, сожалею, но ничем не могу помочь. Я лишь работаю над вашим побегом из больницы и нападением на полицейского при исполнении.

— Так меня к тебе таскают только из-за этой мелочи?

— Мелочи?! Секирин, ты понимаешь, о чем говоришь? — От возмущения она снова перешла на «ты», отбросив только что надетую маску обходительности. — Эта «мелочь» будет тебе стоить пяти лет! А если я постараюсь, то и всех десяти!

— Старайся, Надюша, старайся. Начальство высоко оценит твое рвение, уж поверь мне.

Бурля от внутреннего негодования, женщина-полицейский выскочила из-за своего стола и быстро вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Из коридора послышался ее отрывистый голос, звенящий от истеричных ноток: «Забирай его!», и внутрь снова заглянул Юра.

— Зря ты, Сергей, совета моего не послушал…

А я что, разве виноват, что у них тут одни истерички работают?

К простому многоквартирному дому подъехал черный внедорожник, из которого выскочил крепко сбитый мужчина отчетливо спортивного телосложения, которое не могла даже скрыть одежда. Многие из тех, кто интересовался российской волной борьбой и самбо, узнали бы в этом человеке трехкратного чемпиона страны Алмаза Чехоева. Но таких, похоже, в этом дворе не нашлось, потому что в его сторону никто не бросил даже взгляда.

Но и Алмаз не страдал излишним тщеславием, чтобы подобное обстоятельство могло его хоть сколько-нибудь задеть. Да и, откровенно говоря, не того уровня спортсмен он был, чтобы его узнавали на улицах. Так что Чехоев просто вошел в ближайший подъезд, направляясь к своему давнему другу, предпочитая не забивать голову ерундой.

Поднявшись на нужный этаж, он вдавил кнопку дверного звонка и принялся ждать, когда его впустят. Вскоре дверь открыла женщина, обряженная в полностью черную одежду и без следа косметики на лице.

— Здравствуй, Хаят, — Мягко поздоровался Алмаз, отмечая насколько сильно по ней ударила потеря сына. — Ты еще носишь траур?

— Ношу… и буду носить до конца своих дней. Муж на кухне, проходи.

Голос женщины звучал безжизненно и хрипло, словно она уже выплакала из него всю радость и тепло, а от ее некогда былой жизнерадостности не осталось и следа. Она была просто убита горем, не находя в себе сил его преодолеть.

Алмаз послушно вошел и разулся в прихожей. Из коридора он увидел спину своего приятеля, который сидел за столом, подпирая голову руками. Сперва Чехоеву показалось, что он пьяный, но подойдя ближе, он убедился, что это вовсе не так. Просто супруг так же истово скорбел, как и его жена.

— Ас-саляму алейкум, Далхан.

— Уа-алейкум ас-салям, друг, спасибо, что приехал. — Хозяин дома встал, приветствуя гостя, и крепко обнял, сжав в своих еще крепких объятьях. — Извини, что не встретил тебя лично, я с того самого дня не могу найти твердой почвы под ногами…

— Не извиняйся, я все понимаю. Я и сам с трудом воспринял новость, что Аббаса больше нет, и даже не могу представить, каково вам с Хаят приходится.

— Тяжело, Алмаз… очень тяжело нам приходится. Но я позвал тебя не для того чтобы жаловаться. Скажи, ты мне поможешь?

Чемпион немного нахмурился, потому что не любил, когда обещание пытались взять вперед просьбы. Но в конечном итоге кивнул, ведь это был старый друг его отца, разве можно было ему отказать?

— Спасибо, я знал, что ты не бросишь старика…

— Далхан, это как-то связано с Аббасом? Ты что-то узнал?

— Да, — не стал отпираться горюющий отец, — узнал. Незадолго до смерти, мой сын повздорил с одним человеком. И я хочу, чтобы ты мне помог найти его.

— Я попробую, но ничего не могу обещать. Однако у меня есть знакомые в полиции, они наверняка смогут что-нибудь разыскать.

Осунувшийся и будто постаревший разом на несколько десятков лет Далхан взглянул на своего собеседника усталым взглядом, в котором помимо боли невозможно было прочитать ничего другого.

— Нет, Алмаз, не надо полиции, прошу тебя. Взгляни на это.

На стол лег мобильный телефон с включенной видеозаписью. На ней чья-то неуловимо знакомая Чехоеву фигура стояла в окружении, наверное, десятка земляков. А потом, когда началась драка, борец чуть не вздрогнул от пронзившего его мозг узнавания. Эти движения он способен узнать из сотни любых других. Так на его памяти мог двигаться один единственный человек, человек, к которому Алмаз относился не очень хорошо, но искренне уважал, как спортсмена. Известный в Москве медиум и шоумен — Сергей Секирин.

Досмотрев видео до конца, чемпион вернул телефон владельцу.

— Как давно это было?

— В середине октября. Ты ведь знаешь этого человека?

Чехоев утвердительно кивнул, не сводя внимательного взгляда со старого приятеля. Он пока еще не понимал, к чему тот клонит.

— Аббас работал на Серба…

— И почему ты ему это позволял?

В голосе борца не звучало ни удивления, ни упрека. Все-таки сын Далхана был уже взрослым мужчиной, и если он чего-то хотел, то запретить ему это не мог даже Аллах.

— Я пытался с ним говорить… — в голосе скорбящего отца явственно послышалась отравляющая душу горечь, та самая, что не переставала терзать его ни на секунду, даже во сне. — Но сын не послушал меня. И в ту злополучную ночь, Аббас получил звонок от Серба, и куда-то уехал.

— Но почему ты думаешь, что в этом замешан Секирин?

— Я чувствую, Алзмаз… своим разбитым отцовским сердцем. Оно мне подсказывает, что это он виноват в смерти Аббаса. Ведь весь этот конфликт с Секириным с Серба и начался. А насколько я знаю Вуяновича, он мстительней медоеда, и не оставил бы попыток свести счеты. Похоже, что мой сынок… — Далхан сглотнул некстати возникший в горле комок, и смахнул выступившие на глазах слезы. — Похоже, мой сынок просто попал между ними двоими и стал жертвой их междоусобицы.

— Ты говоришь странные вещи, Далхан. Я знаю Сергея, и он ни какой-то там бандит. Он простой парень, немного с причудами, но все же. Я даже знаю историю, как в прошлом году его гонял какой-то богатей по всей Москве, а будь Секирин таким, каким его рисуешь ты, разве потерпел бы он подобное?

— Я не знаю, Алмаз, мне лишь так подсказывает сердце.

— Хорошо, но что, в таком случае, ты хочешь от меня? Чем я могу тебе помочь?

— Помоги мне встретиться с Секириным.

В глазах и голосе Далхана было столько боли, мольбы и печали, что Чехоев не смог противиться и согласился.

— Хорошо… я попробую организовать вам встречу, но только при одном условии.

— Спасибо, Алмаз, спасибо тебе огромное, да сохранит тебя Аллах.