Там, за зорями - Хващевская Оксана

Они не стали подходить к этой неведомой Маше, которую тетя Люда не видела сто лет, вместо этого стали пробираться между могил и оград к могилкам бабушки, деда, прабабушки Тани и прадедушки Василя.

Одноклассница тети Люды, Маша, может быть, и не смотрела в их сторону, зато смотрел Дорош. Злата не оборачивалась, но чувствовала, как ее прямо-таки буравит взгляд его темных глаз, а на губах играет нахальная улыбочка! «Что он себе возомнил? Чего он к ней привязался? Чего ему надо?» — вертелись в голове мысли.

Они побыли на могиле бабушки и деда, положили букетики искусственных цветов, поставили в воду нарциссы и тюльпаны, которые нарезали дома, положили конфеты, крашеные яйца, кулич. Деду и прадеду налили в рюмки вина, уверенные, что уже сегодня к вечеру все рюмки будут опустошены местными алкоголиками.

Было сыро и ветрено, поэтому задерживаться на кладбище не стали, но и уйти просто так тоже не смогли. Так было принято у них. Пусть церковь и не одобряла подобных посиделок, но они всегда брали с собой еду и усаживались за столиком.

И сегодня тоже собирались немного посидеть. Мама Златы вытащила из пакета льняное полотенце, которое застелила на стол, и они с тетей Людой стали раскладывать на столе принесенную еду. Поставили початую бутылку вина и пластиковые стаканчики. Полянский разлил вино по стаканчикам, а тетя Люда нарезала тонкими ломтиками огурцы и помидоры.

— Ну, давайте, — тяжело вздохнула Люда, поднимая свой стакан. Она и Лена обернулись в сторону могилы своей матери и без слов поднесли стаканы к губам.

Аня и Злата тоже выпили немного вина и взяли себе по кусочку огурчика. Мужчины одним махом осушили содержимое своих стаканов и стали закусывать котлетами.

А приезжие, среди которых были одноклассница тети Люды и Дорош, навестив могилы своих родственников, решили пройтись по кладбищу и вспомнить всех знакомых, соседей, односельчан. И двигались они как раз в их сторону.

Злата обернулась, когда до ее слуха донесся звонкий голос дачника, ну просто не смогла удержаться и пожалела об этом. Их глаза встретились всего на секунду, но и этого было достаточно, чтобы девушка почувствовала нарастающее раздражение.

Когда толпа оказалась почти у их столика, тетя Люда просто не смогла остаться безучастной, не признав Машу Овсянникову.

— Люда? Это ты? — спросила женщина, останавливаясь у их столика.

— Здравствуй, Маша! Это я! — улыбнулась тетя Люда, вставая из-за стола.

Маша Овсянникова, или уже, конечно, не Овсянникова вовсе, подошла к тете Люде, и они обнялись.

— Сколько ж мы не виделись, а, Людка? — со слезами на глазах спросила женщина.

— Да почти со школы. Ты как-то уж слишком поспешно вышла замуж за своего Лешку и уехала в Мурманск.

— Да уж! Только я уже лет десять как вернулась оттуда! Мы с мужем в Гомеле живем, квартиру там купили. А это моя старшая дочь с сыном, — Маша кивнула на пухленькую невысокую девушку с годовалым ребенком на руках, — а младшая университет заканчивает. Я на «Спартаке» работаю. А ты как? Это твои дочки?

— Одна моя. Аня. А это племянница Злата, Ленина дочка!

— А это, я так понимаю, и сама Лена? — спросила Овсянникова.

— Да, Маша, это я! — отозвалась Лена Викторовна.

— Как время летит-то! — вздохнула Маша. — Родители ваши, вижу, умерли?

— Да. Папа давно уже, а мама вот совсем недавно.

— И мои умерли, и Лешины тоже. Мы родительские дома давно продали. Далеко нам ездить сюда, да и времени как-то нет. Вот знакомого попросили привезти нас на кладбище, мы не были здесь уже несколько лет. А вы? Дом продали или под дачу оставили?

— Нет, мы дом не собираемся продавать? Мы ведь в районном центре живем, а это всего-то пятнадцать километров. Вот пока в отпусках были, здесь жили. Огород посадили, порядок навели, теперь вот Златку оставляем за хозяйку, а сами уезжаем. Будем по выходным наведываться. А как на пенсию выйдем, может, и приедем сюда совсем. Маш, так, может, заедете к нам? Посидим, поговорим? — предложила тетя Люда.

— Да нет, Людка! Нам ехать надо, ребенок ведь маленький, к тому же мы еще обещали навестить знакомых в районном центре! Рада была тебя повидать. Если честно, я уж и не помню, когда встречала кого-то из бывших одноклассников.

— Я тоже. Ты не пропадай, Маша! Вот, запиши мой номер телефона. От Гомеля до нас ведь час езды, будешь когда в наших краях — заходи в гости!

Они обменялись телефонами и, попрощавшись, двинулись к выходу с кладбища.

Злата, наконец, смогла перевести дыхание и перестала болтать чушь, склонившись к Аньке. А та в полном недоумении смотрела на нее, хлопала ресницами и, естественно, ничего не понимала.

А Дорош ведь, сволочь, остановившись у их столика, стал как раз напротив, так, что ни отвернуться, ни избежать его взглядов она не могла. Он стоял и смотрел на нее, и едва заметная улыбка играла на его губах, а в глазах плясали веселые искорки. Он откровенно наслаждался тем впечатлением, которое производил. Его прямо распирало от самодовольства, а Злату Полянскую от бешенства. Она понимала, что это глупо, что он только этого и добивается, но ничего не могла поделать. Девушке так хотелось стереть эту нахальную улыбку с его лица. Так хотелось уязвить его, нанести сокрушительный удар по его самолюбию… Не в состоянии выносить его слишком уж пристальный взгляд, который нервировал и был просто неприятен, она обернулась к Аньке и стала нести околесицу, болтая все, что приходило на ум…

Родители и родственники собрались уезжать после обеда. Вернувшись с кладбища, они еще немного посидели за столом и стали собираться. Лена Викторовна, конечно, в самый последний момент разволновалась, не представляя, как это ее двадцатитрехлетняя дочка останется в деревне одна! Мало ли что может случиться! А Злата, как ни странно, оставалась совершенно спокойной, наблюдая за сборами родных. Более того, ею овладело какое-то странное нетерпение. Хотелось, чтобы они поскорей уехали и оставили ее одну.

Уезжали они на родительском «Москвиче». Когда с объятиями, поцелуями и наказами было покончено, родственники, наконец, загрузились в машину. Полянская отошла к калитке и скрестила руки на груди, наблюдая, как закрываются дверцы, заводится мотор и автомобиль трогается с места. Злата помахала родным на прощание и так и стояла, пока машина не скрылась за поворотом.

И вот, наконец, она осталась одна. Тишина обступила ее со всех сторон, но не испугала. Отворив калитку, Полянская вошла во двор, дошла до крыльца, но в дом заходить передумала. Ей вдруг до боли захотелось выйти за огороды и побродить там.

От чувства невероятной свободы захватывало дух. Злата шла по мокрой траве, и радость и восторг, нарастая, захлестывали. Позабыт был Дорош и всё, с ним связанное. Все плохое, негативное растворялось в тех невероятных ощущениях, которые вызывали у нее эти поля и луга, эти леса, сады и небо. Хотелось плакать, смеяться, закинуть руки за голову и, закрыв глаза, напитаться этой особенной, чарующей тишиной, этим благословенным, целебным покоем, благотворным бальзамом, ложившимся на сердце, и одиночеством, легким, светлым и таким долгожданным.

Счастливой можно быть от любви, от удачи и везения, от исполнения желания, от богатства и успеха. Не зря ведь говорят, каждый человек счастлив и несчастлив по-своему. Некоторые бывает, счастливы куском хлеба, а другие халявной выпивкой.

А Злата была счастлива этой деревней, полупустой, полузабытой, а для нее — самой лучшей. И ей хотелось наклониться и прижаться ладонями к земле, чтобы почувствовать ее чудодейственную силу. Этот пустынный край лесов и полей, деревень и проселочных дорог был для Полянской самым лучшим в мире.

Глава 7

Злата долго гуляла по окрестностям, забыв о времени, забыв вообще обо всем на свете. Дождь прошел, и пусть небо по-прежнему было затянуто пеленой туч, на западе далеко за лесом, где садилось солнце, оно окрасилось розовым,