Там, за зорями - Хващевская Оксана

— Мам. она будет вино! — перебила девушку Злата.

Лена Викторовна налила и рюмку Маришки вина.

— Ну, теперь уж точно давайте выпьем! — нетерпеливо сказал Полянский и снова поднял рюмку.

Краем глаза Злата заметила, как Анька пытается отодвинуться подальше от Маришки и незаметно закрывает нос пальчиками. Полянская сидела чуть дальше, но предположить, какой «аромат» исходил от девушки, могла. Вчера нанюхалась.

Мама Златы поставила перед Маришкой целую тарелку всяких вкусностей. Они выпили, завязалась беседа. Женщины стали расспрашивать Маришку о дочке Максимовны Лена Викторовна, оказывается, когда-то очень дружила с ней.

Вот так, продолжая болтать, они распили бутылку вина. Леша взял у Маришки дочку, видя, что девушке с ней неудобно, ребенок расплакался, но быстро успокоился. Парень достал свой мобильный телефон, который очень заинтересовал малышку, и она увлеклась. Когда они встали из-за стола и Марина собралась уходить, Лена Викторовна отправилась на кухню и собрала целый пакет еды, который и вручила девушке. Та попробовала было отказаться, но быстро сдалась.

Как только за ней закрылась дверь, Анька вскочила из-за стола и бросилась к окну, чтобы распахнуть створки и проветрить комнату.

А Злата и Леша молча переглянулись.

— Златка, я что-то не поняла… Когда это ты успела познакомиться с ней? Зачем ты ее пригласила? Ты меня поражаешь! От нее воняло так… Да и девочка эта ее… Господи! Я не понимаю, как такие вообще могут рожать?! Зачем им позволяют это делать? Вот скажите мне, зачем? Зачем с рождения обрекать детей на такую жизнь? Зачем плодить нищету? — прорвало Аню.

Но Злата не винила ее в этом. Она понимала чувства сестры и ее возмущение и осуждение, и не могла не согласиться с ней, но что это меняло? Полянская ничего не стала объяснять Аньке, понимая, что та, конечно же, сочтет ее сумасшедшей. Вместо этого она встала из-за стола и отправилась искать старое покрывало. Еще вчера они договорились с Лешей сходить в лес. Налив в бутылку кваса, они собрали кое-что из еды и через огороды отправились в поля…

Леша молчал, следуя за ней. Он ни о чем не спрашивал, ожидая. Злата, конечно, собиралась рассказать, но не все…

— Леш, я не могла не вмешаться, — просто сказала девушка, останавливаясь в конце огорода и оборачиваясь к парню. — Знаю, это было глупо и рискованно, потому что Сашка был пьян и зол, но я была в такой ярости, и мне, откровенно говоря, было на все плевать. Рука вот до сих пор болит. Я ему со всей силы в глаз заехала, думала, и вовсе выбью!

Парень улыбнулся.

— И где это такая настоящая домашняя барышня, как ты, научилась драться? — спросил он шутливо, хотя на самом деле ему было не до смеха.

Но Злате не нужны были его взволнованные речи, осуждения и неодобрения. Этого ей и дома хватало. Она считала его своим другом, она надеялась, он ее поймет.

— Ах, Лешечка! — воскликнула она, и веселая улыбка озарила ее лицо. — Один парень из нашего двора еще в школе показал мне этот прием! Он говорил, реакция у меня заторможенная и что-то другое я вряд ли смогу, а вот дать в глаз — запросто. Мы тогда долго тренировались, но на практике мне довелось этот прием испробовать только вчера. Сашка так и повалился на пол… Правда, потом он собрался меня прибить… Но не успел. Его дружки подоспели и успокоили его.

— Ему повезло! — пошутил Блотский.

— Ну, да! Потому что я бы его физиономию еще б не так подпортила. Подбитым глазом он точно не отделался бы! Сейчас все это, конечно, кажется смешным. Но вчера было не до смеха. Честно говоря, было страшно. Если б ты видел, как он ее бил… А ребенок просто заходился в плаче… Сашке ведь плевать было, кто перед ним: Маринка, ребенок, которому всего год, или старая бабушка. И знаешь, что самое ужасное? Они ведь привыкли к такому, для них это не ново…

— Злат, они ведь не знали другой жизни! — осторожно заметил парень.

— Да, а мне бы так хотелось хоть чем-нибудь им помочь! Она ведь пьет, Леша! Ей двадцать лет, а она пьет! Ты представляешь, какое ее ждет будущее? Она сопьется, и ребенка заберут в интернат, а если даже и не заберут, Машка вырастет такой же… А это неправильно!

— Неправильно, но жизнь она ведь не всегда такая, какой бы нам хотелось ее видеть. Я не знаю, Злат, чем можно реально помочь Марине! Давать ей деньги? Кормить и одевать ее ребенка? Взвалить всю ответственность за чужую жизнь на собственные плечи? Конечно, можно было бы попробовать, но кажется мне, это не совсем то, что нужно! Ей самой надо бы осознать, что плохо, а что хорошо! Она ничего хорошего не видела в своей жизни, и никто и никогда не защитил ее, не помог, не протянул руку. А тут ты… Может быть, простое человеческое участие — это то, чего ей всегда не хватало?

— Может… — вздохнула девушка.

Да, ее участие и доброта, может быть, и помогут Маришке и ее дочке, но есть еще и Сашка. И Дорош.

С Сашкой она, наверное, и смогла бы еще совладать, но Дорош…

Она не хотела о нем думать, гоня прочь и мысли, и воспоминания. На что он намекал вчера, предупреждая относительно ночных прогулок? Как вот так быстро он появился у дома бабы Ариши? Он ведь, кажется, собирался спать, когда выпроваживал своих «гостей». Или это был всего лишь предлог? Он ведь не мог видеть ее, притаившуюся в темноте? Тогда зачем он отправился бродить среди ночи по деревне? Что ему было нужно? Что он пытался высмотреть? Но даже не это казалось самым страшным. А вдруг он и есть тот самый незнакомец из ночи, которому она тогда отдалась со всей страстью? Тот самый, с которым ей было в так хорошо и тень которого приходит к ней во снах?

Дорош ей был глубоко несимпатичен, она презирала его, разве что еще не успела возненавидеть. Он не мог быть человеком, к которому она испытала тогда такое влечение, который разжег в ней пожар страсти, неведомой ранее. Дорош не смог бы! Она была абсолютно в этом уверена, но тогда откуда ему известно, что той ночью что-то произошло? Может быть, он был одним из них?

Возможно, это и можно было как-то выяснить, но, откровенно говоря, связываться с Дорошем ей совершенно не хотелось. Ей лучше держаться от него подальше, так будет и спокойнее, и безопаснее.

— Ты о чем задумалась? — спросил Леша, нарушая молчание, воцарившееся между ними.

— Да так… — махнула рукой девушка.

— Злат, а мне звонили с радиостанции.

— Правда?! — ахнула Злата. — И что же ты молчал?! И что? Что они сказали? Они тебя берут?

Парень утвердительно кивнул.

— Лешечка, так это ж здорово! — захлопала в ладоши девушка, искренне радуясь.

— Да, здорово. Я даже как-то не сразу поверил в это. Но это действительно так. Меня берут! Вог только в скором времени мне придется уехать. И я не знаю, когда смогу вырваться сюда опять.

— Да?… — растерянно произнесла девушка и, представив на мгновение, что здесь уже не будет Блотского, расстроилась. — Но ты ведь будешь мне звонить?

— Конечно, а ты правда будешь меня слушать?

— Правда! Когда ты думаешь уезжать?

— Через несколько дней.

Девушка лишь кивнула.

После Лешиного отъезда уедут и родные, а она останется в Горновке одна. Нет, она знала, что так будет, она сама выбрала свой путь и сама решила остаться здесь жить. Ни разу Полянская не усомнилась в собственном решении. Злата знала, ей будет здесь хорошо, вот только она не думала, что так скоро придется расстаться с Лешей, к которому за столь короткий срок она успела по-настоящему привязаться.

Кто-то когда-то говорилен, между мужчиной и женщиной дружбы быть не может и не бывает, это просто противоестественно, но сама она именно дружеские чувства к парню и испытывала. И даже не потому, что сердце его было несвободно и в Минске у него была девушка. Просто как-то не получалось у нее представить его в роли человека, которого она смогла бы полюбить. Нет, даже не так. Полюбить она смогла бы его, да и любила, только страсти к нему она не испытывала, той пьянящей, головокружительной, жаркой, сметающей все на своем пути. Не получалось представить другие отношения с ним, кроме тех, существующих меж ними сейчас, а мысль, что они могут оказаться в одной постели, и вовсе казалась ей кощунственной. Он был таким близким, таким родным. В нем она нашла родственную душу. Наверное, даже если бы у нее был брат, и тот не был бы ей так близок…