Белая кошка в светлой комнате - Лариса Соболева

Вадик уже потерял интерес к опросам. Выстрелы слышали многие (еще бы, как-никак стреляли из «вальтера», а это громкий пистолет), но видеть ничего не видели. Для очистки совести Вадик решил достучаться в последние дома. В предпоследнем женщина лет сорока подошла к забору, он задал ей те же вопросы, что задавал десяткам людей до нее:

– Пятнадцатого мая в вашем районе в одиннадцать вечера стреляли. Выстрелы слышали?

– Конечно. Их много было.

– По нашим сведениям, стрелявший мужчина направился к балке. Он был одет в длинное темное пальто и шляпу, высокий, не торопился. Вы его случайно не видели?

– Не видела. А вот машина у балки в это время долго стояла, как раз напротив нашего дома. В ней все время горел свет, мы еще подумали, что очередная парочка приехала… Ну, знаете, место здесь безлюдное, некоторым встречаться негде, они и приезжают к балке. А после выстрелов, спустя, наверное, минут десять, машина уехала. Я звук услышала и в окно выглянула.

– Марку машины можете назвать?

– Нет, темно же было.

– Больше ничего не приметили? – Женщина в ответ отрицательно мотнула головой, разочаровав Вадика. – Ну, спасибо и на том…

– Постойте! Машина стояла над трубами. Там, внизу балки, сброшены бетонные трубы, их последнее время бродяжки облюбовали, ночуют там, пьют, костры жгут. Вы их найдите и поспрашивайте, может, они разглядели, кто приезжал.

– Спасибо, – улыбнулся Вадик и двинул прямиком к балке.

После обильного дождя земля представляла собой месиво. При таких обстоятельствах попробуй спустись в балку! Вадик заскользил на прямых ногах, хватаясь за ветки кустарников, на кроссовки мигом налипло по килограмму грязи. Внизу действительно лежали огромные бетонные трубы. Вернее, ровно отрезанные куски труб. Кто и для каких целей привез их сюда – непонятно, свалены они были в беспорядке, громоздились друг на друге, но в качестве жилья для бездомных весной и летом очень даже подходили. Ну просто отдельные квартиры! Исследовав пространство вокруг труб, Вадик нашел остатки кострищ и мусор, но людей в «квартирах» не было. Вечерело. Он достал трубку сотового, набрал номер:

– Ген, дуй ко мне, кое-что я нащупал. Жду у балки. Фонарик прихвати.

– Да ничего, – огорошила Щукина в воскресенье Раиса Устиновна, мать Валентина. Это и был ее ответ на вопрос, знает ли она что-нибудь об убийстве мужа.

– Так-таки и ничего? – разочарованно протянул Архип Лукич.

– Убийцу моего мужа не нашли.

– А причины? Вы не думали о причинах, по которым его убили?

– Где уж мне додуматься, когда бессильными оказались органы? Я была раздавлена горем, год ходила в трауре. А все эти люди… милиция и остальные… такие бестактные. Представьте, Георгий был ведущим инженером, а перед убийством исполнял обязанности директора. Естественно, мне не надо было работать, он обеспечивал семью. И вдруг его убили! Я оказалась совершенно неприспособленной к одиночеству. Быт, оплата коммунальных услуг, деньги… я так далека от всего этого. В юности обо мне говорили, что я не от мира сего.

Окинув собеседницу оценивающим взглядом, Щукин согласился с таким определением. Раисе Устиновне пятьдесят шесть, а лицо у нее состарившейся незнакомки с картины Крамского. Жеманная мама Валентина старательно подчеркивала свою интеллигентность, что, в общем-то, выглядело несколько искусственно. В ее движениях, в манере разговаривать, держать предметы угадывалась желание произвести хорошее впечатление на следователя. Едва Щукин переступил порог ее квартиры, она полчаса извинялась, что выглядит не совсем удачно, потом столько же времени извинялась за беспорядок и прятала разбросанные повсюду вещи. А когда стала готовить чай, Щукин пожалел, что согласился на чаепитие, это был долгий и бесполезный процесс – она двигалась по квартире точь-в-точь как умирающий лебедь. Щукин не понимал, как с замашками графини ей удалось воспитать нормального мужчину, а не хлюпика. Наконец они сели за стол, и тут выяснилось: Раиса Устиновна ничего не знает! Щукин пил потрясающе невкусный чай и думал, о чем еще спросить незнайку. Наконец, скорее для того, чтоб не молчать, задал вопрос:

– А какие у вас отношения со свекровью?

– Как вам сказать… В общем, мы не ладим. Валентин навещает бабушку, а я нет. Она женщина сложная, меня никогда не любила (и неудивительно, подумал Щукин, судя по чаю), постоянно ставила меня в неловкое положение своими грубыми замечаниями. Свекровь считала, что Георгий неудачно женился, но она не права. Муж меня обожал, буквально на руках носил, я была необыкновенно хороша. Разве этого недостаточно, чтобы смириться со мной?

– Достаточно, – кивнул он, а сам подумал, что Георгий тоже был не от мира сего. Жениться на таком чуде… это надо самому быть чудаковатым. – А о Фроле Пахомовиче Самойлове она или муж вам рассказывали?

– Очень мало. Его, как и моего мужа, вы знаете…

– Да, да, застрелили, – испугался Архип Лукич, что мать Валентина развезет тему, о которой не знает, на час. – И никого нет, кто бы помнил его и вашего мужа?

– Нет, конечно… – Раиса Устиновна задумалась, жеманно подперев щеку пальцами с модным маникюром. Щукин начал искать повод уйти поскорее. – А вообще-то… жива одна старуха…

– Какая? – оживился Архип Лукич.

– Ее ужасно не любит моя свекровь. Я слышала… но поняла я это только из намеков… будто эта старуха была любовницей Фрола Самойлова. И представьте себе, она без ноги! Да-да, у нее нет ноги выше колена. Я, честно говоря, не верю, что дед Валентина мог увлечься безногой, генерал – и вдруг… Но в жизни чего только не случается.

– И где же эта старуха живет?

– Не знаю. Вы у Валентина справьтесь о ней, он навещает ее. Да, навещает. И Георгий помогал ей. Почему-то она прицепилась к нашей семье, как липучка. Причем я видела ее пару раз за всю жизнь, а мои мужчины посчитали своим долгом опекать ее. Мне это непонятно, объяснять они не хотели, да я и не настаивала. Не ревновать же мужа к калеке! Это смешно. А Дарья Ильинична ревновала, как я поняла.

«Выходит, немаловажная свидетельница жива… – думал Щукин. – А Дарья Ильинична уверяла, будто она умерла. Интересно, не знает или намеренно уводила меня от нее? Почему? Думаю, она знает, что безногая пассия мужа жива. Не может не знать! Разве это не странно? Что за этим кроется? Необходимо встретиться с… забыл, как ее зовут… Регина! Да, Регина. Адрес и отчество выясню у Валентина. Только бы она была при памяти. Ну, мне здесь больше нечего делать». И вдруг раздался спасительный звонок сотового.

– Архип Лукич, есть! – ликовал Вадик. – Нашли!

– Что нашли?

– Есть два свидетеля, которые видели мужчину и автомобиль…

– Где они? Куда мне ехать?

– В третьем отделении, мы ждем вас.

– Извините, Раиса Устиновна, мне пора, – и Щукин поспешно направился к выходу.

11

В коридорах стояла мирная тишина, что нехарактерно для отделения милиции, но, как говорится, еще не вечер. Вернее, он только начался, воскресный вечер. По всей вероятности, тишине в данном учреждении недолго править. Щукина встретил Гена, провел в кабинет, в котором оперативники резались в нарды, а Вадик пил кофе из кружки. Оперативники забрали нарды и ушли, остались старший группы, капитан, и Вадик. Вскоре в кабинет ввели… две низкорослые особи предположительно из отряда человекообразных. Особи без приглашения плюхнулись на стулья у стены, засопели, заерзали, устраиваясь поудобней.

Судя по их лицам, одна особь была мужского рода, так как на ее подбородке и щеках присутствовала растительность, а вторая женского, так как растительность отсутствовала. К тому же у второй особи на голове была нахлобучена шляпа, а сверху шляпу покрывал видавший виды платок. По этим признакам Щукин догадался, что особи разного пола, по остальным признакам они выглядели бесполыми. Разумеется, одеты особи были в грязнейшее тряпье, рожи у них помятые, с ссадинами, а вонь от граждан бомжей распространилась по кабинету невообразимая. Капитан открыл окно. Особь мужского рода нахохлилась, недружелюбно зыркая по сторонам. Особь женского рода широко расставила ноги в мужских штанах (поверх штанов была еще надета шерстяная юбка), скрестила пальцы с черными полосками под ногтями и закатила глаза к потолку. Очевидно, не первый раз они осчастливили своим присутствием милицию, никого не боялись, а демонстрировали презрение и негодование.

– Вот эти двое, Архип Лукич, – сказал Вадик, – пятнадцатого мая видели машину у балки и двух людей, одного в шляпе и в длинном пальто, с пистолетом. Видел и третий, но его нам не удалось поймать, бегает быстро. Мы по всей балке за ними гонялись.

– Ваши имена? – доброжелательно спросил Щукин.

– Бахива и Кюква, – недружелюбно буркнула особь мужского рода.

– Он говорит: Бацилла и Клюква, – уточнила особь женского рода сипло-хриплым голосом. – Я Клюква, а он Бацилла.