Меланхолия авантюриста - Даниил Ремизов

— Помогите… — словно заклинание бормочет он.

Я стала размышлять, тащить ли мне его в деревню? А куда же еще, ведь замок нашего графа находится слишком далеко.

— Ну что, — возвращая его голову в исходное положение, говорю я, — если я потащу тебя в деревню, ты меня отблагодаришь?

— Спасите… — уже хрипит мужчина.

— Да, да, слышала, тебе нужна помощь, мне нужны деньги, чтобы жить…

— Спасите, спасите паренька… — на последнем издыхании бормочет мужчина и отключается.

— Паренька? Какого паренька? Эй, эй! Совсем рехнулся! Ты мне живым нужен, идиот! Как я получу с тебя награду, если ты мертв! — в отчаянье кричу я.

Я как охотница не только быстро бегаю, но и быстро соображаю: если парень помер, то мне не придется тащить его в деревню и объяснять бестолковым жителям, что это не я искалечила его. Ну, помер и помер, ну деньги пропали, зато побегу сейчас домой и сытно поем.

— Все, паренек, прощай, лежи спокойно… паренек? Что-то ты староват для паренька.

Так может быть, он не о себе говорил, а о ком-то еще. О ребенке?

— Паренек, ты где, выходи, не будем играть в прятки! — кричу я на всю поляну.

Теперь остается только ждать. Если здесь кто-то и есть, то рано или поздно он шелохнется, и я услышу, где же он скрывается. Единственный звук, который я слышу, это стук моего сердца. Пум-пум, пум-пум, пум-пум-пум… Нервничаю. Не похоже на меня.

Шорох.

— Стоять! — одним рывком я бросаюсь в том направлении, откуда исходил звук.

Вцепляюсь руками во что-то маленькое, я победоносно кричу:

— Хе! Не убежишь, — и поднимаю свою добычу.

В моих руках оказывается мальчик лет двух-трех, без майки, в рваных штанишках и дырявых носках. Голова его была побрита налысо. На запястьях проступают синяки. Неужто какая-то сволочь держала малютку в кандалах?

— Эй, как тебя зовут?

— А… — пищит мальчик.

— Ну? — я наклоняю голову к нему, чтобы лучше расслышать.

— А… а…а… — верещит малыш.

— Да не пищи ты, говори уже, — как можно дружелюбнее предлагаю я.

— А-а-а-а-а!!!! — пронзительно вопит парень.

— Зараза! — я отбрасываю мальчишку, закрываю уши руками, зажмуриваю глаза. Терпеть не могу орущих младенцев, видимо они это чувствуют и отвечают мне тем же.

Когда я прихожу в себя и открываю глаза, то вижу только сверкающие пятки мальчишки.

— А ну, стоять, паршивец! — приказываю я, бросаясь вдогонку за ним.

Демоны раздери, а он шустрый. Хоть я и выше, и проворнее, он без проблем ускользает от моих попыток схватить его.

— Да стой же, шустрик! — кричу я в очередной раз, когда ребенок ужом выворачивается из моих рук. — Ну и сорвиголова.

Не верю, просто не могу поверить, что этот ребенок оказался настолько ловким. Такое чувство, что у него бесконечный запас сил. Все они, дети, такие. Постоянно доставляют беспокойство. Ну что мне сейчас делать? То ли бежать за ним, то ли оставить в покое этого сорванца. Я спрашиваю свой внутренний голос: «Что делать?».

— Взять его! — раздался властный женский голос.

Но это — не мой внутренний голос, это голос женщины, которая бежит справа, поодаль от меня. За ней следуют трое высоких крепких мужчин, на которых ничего нет, кроме потрепанных льняных штанов да веревок вместо поясов. Лишь на секунду я отвлекаюсь и любуюсь могучими мужскими торсами, но не выпускаю из вида сорванца, голова которого то скрывается, то снова выныривает из высокого клевера.

Я вижу, что ребенок устремляется к краю леса. Женщина и трое ее спутников, видимо, пугаются, что ребенок окончательно исчезнет в чаще, ускоряют бег. Женщина отстает, потому что на ней надета длинная юбка, которая мешает ей бежать.

Ну и вырядилась же эта ведьма. На ней облегающий кожаный жилет с желтой рубашкой с короткими рукавами, кружевные белые перчатки, доходившие до локтей, бордовая юбка, подол которой завершал серый волан. Часто нелепые наряды производят магическое впечатление на мужчин. Обычно особы, предпочитающие такие одежды, властные, вздорные — как раз то, что нравится слабакам-мужчинам. Наверное, в семье она всех держит в ежовых рукавицах, в том числе и своего ребенка, которого достала своей строгостью.

Ребенок тем временем уже готов был скрыться в чаще леса, но неожиданно для всех проворно лезет на дерево. Первым к дереву бежит один из мужчин, но залезть на него не решается, видимо понимает, что ствол и ветки не выдержат его веса. Женщина в гневе отдает приказ: «Стряхни его!». Тот обхватывает молодое дерево своими огромными ручищами и что есть сил начинает трясти его.

— Сильнее! — криком приказывает женщина.

Мужчина словно только и ждал этого приказа. Казалось, он готов вырвать дерево с корнем, но именно тогда с самой вершины кроны с треском ломающихся веток мальчик начинает падать… Мужчина быстро вытягивает руки, на которые и плюхается малыш.

— Жив? — спрашивает женщина.

Мужчина кивает.

— Теперь возвращаемся, — властным голосом приказывает она.

Больше терпеть я не могу. Та жестокость, с которой эта компания обращается с ребенком, выводит меня из себя, и я решительно бегу в их сторону.

— Я б тебя, разодетая кукла, за такое обращение с детьми в тюрьму бы упекла, — взрываюсь я.

— Ты кто такая? — смерив меня презрительным взглядом, командным тоном спрашивает женщина.

— Надзор за детьми, — говорю и, для пущей убедительности, берусь за лук.

— Ты, — женщина хватает второго мужчину за руку и толкает его вперед — разберись с ней.

Мужчина покорно кивает и загораживает своим телом женщину.

— Предупреждаю, — начинаю я, — если попробуете тронуть меня, то придется иметь дело с наконечниками моих стрел, а они пронзают плоть, как масло.

Вечно я сую нос не в свои дела и огребаю по полной. Могла бы уже убежать домой, но нет, я обязательно должна найти приключение на свою задницу. Я достаю стрелу из колчана и нацеливаю ее на грудь мужчины. Может быть, прямая угроза охладит их пыл, и они отступят.

— Не думаю, — стараюсь я говорить как можно увереннее, — что у вас получится совладать со мной.

— Почему же? — насмешливо спрашивает женщина.

— Я не вижу у вас оружия. Может, численное преимущество и на вашей стороне, но я без проблем всажу по паре стрел в ваши тела.

— Ха-ха! — женщина смеется.

— Не советую связываться со мной, стерва, — демоны, руки дрожат. Они дрожат сильнее, чем с жесточайшего похмелья, — вели верзилам валить в ту нору, из которой выползли.

— Прими облик и убей ее, — приказывает женщина мужчине, который закрывал ее.

Тело мужчины задрожало, как будто у него началась предсмертная агония. На пальцах, на руках, на лице, на торсе и даже на ступнях мужчины начали прорастать серые волосы, которые по мере роста быстро становятся шерстью. Мужчина на моих глазах превратился в мохнатого зверя, очень напоминающего землероя. Больше всего меня напугали толстенные пальцы, из которых торчали острые, как разделочные ножи, когти.