Бегство из гетто: Заметки по поводу рукописи, оставленной в ОВИРе - Борис Кравцов

Я бывал на различных радиостанциях и в редакциях газет и журналов, в сионистских и других антисоветских организациях. Я встречал тех, кто управляет гигантскими механизмами тотальной лжи, много времени проводил среди тех, кто осуществляет практическую часть работы этих механизмов.

Тот активный образ жизни, который я вел в поисках „места под солнцем“, давал мне возможность увидеть, узнать и опознать многие приметы того, что называют лицом „свободного мира“. Создатели лжи и ее жертвы, альянс бывших нацистов с их вчерашними жертвами, студенты-практиканты, оказывающиеся штатными работниками разведорганов, и многое-многое другое с калейдоскопической быстротой сменяли друг друга и давали поводы для широких размышлений и обобщений. И все это время я вновь и вновь возвращался к мыслям о том, что мы делаем и так ли это нужно нам самим и, особенно, детям, а сентенции о „будущем детей“ я слышал частенько — так же часто, как мог видеть и какими эти дети растут и каковы их возможности в „новом мире“ — Израиле или США, в Араде или Нагарии, Брайтон-Биче или Лос-Анджелесе…

Осенью 1977 года я улетел из США в Мюнхен, где мог бы поработать на радио „Свобода“ — и связи были и рекомендации, но я предпочел предложение жить и работать в Англии, где и застал меня в конце ноября 1978 года срок окончания действия моего израильского паспорта…“

А дальше просто — в „лучших традициях“ буржуазной демократии.

Напуганное безудержным ростом бегства из Израиля как иммигрантов, так и старожилов, всевозрастающим числом так называемых „прямиков“, то есть тех, кто, получив израильскую визу, прямиком, не „заезжая“ на „землю предков“, направлялся в другие страны Америки и Европы, израильское правительство резко ограничило для своих граждан возможность получения заграничных паспортов и сроки их действия. Мало того, оно добилось от ряда западных стран ограничений в приеме эмигрантов и предоставлении им права на жительство и работу. В США, например, можно было въехать только на основании так называемой 6-й льготы (помните письмо из „Толстовского фонда“?), то есть имея работодателя, гарантирующего получение работы. Как пишет Шполянский, на черном рынке такая „гарантия“ обходилась в 10–15 тысяч долларов — откуда у иммигранта такая сумма!

Пока Шполянский имел постоянного „работодателя“ в лице сионистской „Ал Тидом“ и исправно трудился на ниве антисоветчины, никто о его паспорте и не заикался. Когда же из него выжали, как видно, все, что можно, когда он занялся своими делами, его сразу же задержали в Вече. По горькой иронии судьбы там же, где он начал свой путь в „свободный мир“ и где — помните? — в лагере Шенау израильские дипломаты напутствовали его; „Вы теперь свободный человек — можете жить и работать в любой стране мира“.

Не так-то было! В его паспорте, как оказалось, стоял специальный знак — им помечали документы бывших советских граждан, и израильский консул категорически отказался продлить его: только в Израиль!

В, ШПОЛЯНСКИЙ:

„Я взял билет в Москву и первым же самолетом вылетел туда. Но я вылетел в знак протеста. Против чего? И куда? Впрочем, я был далеко не оригинален в выборе средства протеста — в Москву пытались прорваться многие „бывшие“…

Я и по сей день благодарен тем работникам контрольного пункта Шереметьевского аэропорта, которые (правда, только после того, как выяснили, что самолет, доставивший меня, успел улететь, и они не могут вернуть меня этим же рейсом) дали мне возможность просто прийти в себя… У меня спросили, чего же я добивался полетом в Москву, но, к сожалению, я тогда еще не знал… С этим я и был выдворен обратно в Вену…

Я прекрасно знал, что Родина, столь легкомысленно оставленная мною, уже недостижима — и поделом мне, как и всем тем, кто оставил ее вне зависимости от причин… Правда, от признания этого факта легче на душе не становилось, но я старался упрятать тоску по родному поглубже…“

Еще год мытарств. Тель-Авив, короткие выезды в Европу. Он пытается получить визу в Москву, на Олимпиаду-80. Пытается устраивать выставки каких-то „художников“, переправивших свои „произведения“ на Запад, занимается, как он пишет, „антиквариатом и иконами“… Нет, он „не пропал“: имел хлеб и кров, даже женился, уже в пятый раз… И вот финал:

В. ШПОЛЯНСКИЙ:

„…Необходимо было не только полностью потерять свое „я“, но и переродиться в своей духовной сути. Я мог жить, но не хотел приживаться…

Факт унижения меня как личности и „гражданина“ (кавычки здесь принадлежат Шполянскому. — Б. К.) привел к твердому решению попытаться вернуть все на круги своя…

Я дал себе время на размышления и, когда убедился, что иначе не смогу жить, попросил разрешения вернуться на Родину…

Потому что Родина — это все и на всю жизнь…“

Вот на такой высокой, я бы сказал, трагической ноте завершает Шполянский свою рукопись. Впрочем, нет, не завершает. Дальше следует еще несколько строк, своего рода рефрен — они уже приводились выше, — о том, что, познав всю предательскую суть сионизма по отношению к евреям и преступную ко всему человечеству, он решил „не молчать“ и — „имеющий уши да услышит“.

Вот здесь действительно можно было бы поставить точку, но теперь уже я не хочу и не могу это сделать.

Шполянский, при всей сложности его судьбы и личности, не стоил бы разговора, тем более такого пространного, будь он единственной жертвой сионизма. К сожалению, он далеко не один, и не с него начинается и не им завершается список преступлений сионизма, безжалостно ломающего и коверкающего жизни и судьбы миллионов евреев, и не только евреев. Пусть путано, но он пытался добраться до причин и последствий своего падения, и, может быть, его сложная и, не буду избегать этого слова, трагическая судьба, его горькая одиссея и на „земле предков“ и в „свободном мире“ могут послужить кому-то уроком, предупредить и остановить тех, кто еще внимает ложным и опасным посулам зазывал от сионизма. Уж если шполянские не выдерживают жизни там, не только рвут с сионизмом и предают его анафеме, но и бегут из этого „самого большого в мире еврейского гетто“, как писал об Израиле западногерманский журнал „Шпигель“, и с повинной головой приходят „на круги своя“, то это уже немало значит. Впрочем, и здесь он далеко не первый и, надо думать, не последний.

И это тоже урок, вытекающий из рукописи Шполянского.

Прекрасный немецкий писатель Томас Манн когда-то говорил: „Антикоммунизм — величайшая глупость XX века“. Но еще почти за сто лет до этого другой замечательный писатель, француз Стендаль писал: „Кровавые глупости непоправимы“.

Сегодня под флагом антикоммунизма империализм готовит кровавый апокалипсис, угрожающий жизни всего человечества. „Прелюдией“ к нему стал развязанный американской администрацией „крестовый поход“ против коммунизма, против нашей страны, которую президент США Рейган кощунственно назвал „центром зла“ на земле. В этом антисоветском, античеловеческом шабаше роль ударного штурмового отряда и в военной, ив политической, и в идеологической областях отведена международному сионизму. И эта роль Не ограничивается только кровавыми провокациями на Ближнем Востоке. Планы сионистов шире и глобальнее, и тем опаснее с каждым днем. Не случайно человечество отождествляет сионизм с фашизмом, а ведь разгром фашизма стоил народам почти 50 миллионов жизней. И память об этом еще жива в каждом из нас.

Поэтому, закрывая рукопись Шполянского, я не буду ставить точку. Я продолжу и дополню этот разговор другими примерами — свидетельствами тех, кто, подобно Шполянскому, испытал на себе все „прелести“ и „земли обетованной“ и „свободного мира“; и других — кто и сегодня получает свои тридцать сребреников из рук сионистов. Эти примеры, на мой взгляд, поучительны.

Главное забыли…

Рядом с рукописью В. Шполянского у меня на столе лежат другие папки — с официальным грифом «МВД СССР. ГУВД Леноблгорисполкомов. Отдел виз и регистрации иностранцев». Все как и положено в официальном делопроизводстве: «Начато…», «Окончено…», «На… листах», «Срок хранения…». Я взял некоторые из этих папок с уже прошитыми и пронумерованными страницами. Перед сдачей этой рукописи в печать позвонил в ОВИР — мне сообщили, что документы все поступают, заведены новые папки.

В отличие от рукописи Шполянского, эти документы свидетельствуют не об одной, а о сотнях и сотнях человеческих судеб — о людях, ставших невольными объектами сионистских провокаций, о тех, кто сам, своими руками искалечил, искорежил свою жизнь и теперь переживает самую тяжкую из всех возможных трагедий — трагедию потери Родины.