Грех и чувствительность - Сюзанна Энок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда девушка села в наемный экипаж, маркиз вручил кучеру шиллинг.
– Ты только что приехал прямо из Воксхолла, – предупредил он, – и не видел никого рядом с леди ни тут, ни там. – Он бросил золотой соверен в протянутую руку удивленного мужчины, пока называл адрес Гриффин-Хауса. – Не так ли?
Кучер приподнял шляпу.
– Да, милорд. Я не видел никого по дороге из Воксхолла до этого места.
– Отлично! – Маркиз потянулся, чтобы закрыть двери экипажа.
Элинор выставила руку, останавливая его.
– Спасибо, Валентин, – прошептала она. – Большое тебе спасибо.
Валентин изобразил лихой поклон.
– Рад был помочь, миледи.
Он отступил назад, когда наемный экипаж загрохотал по улице и повернул за следующий угол. Там она уже в безопасности. Мельбурн, без сомнения, найдет несколько резких слов для нее, но по сравнению с тем, через что они прошла, такой спор не будет слишком тяжелым.
К сожалению, он совсем не сделал ситуацию легче для себя; если бы Валентин вернул девушку брату, то на этом его обязательство бы закончилось. В некотором смысле, это было даже забавно. Его, наименее благородного человека из всех, кого он знал, тронули непритворные страдания девушки. И из-за этого момента слабости с его стороны, он теперь должен хранить ее секрет и продолжать приглядывать за ней, если только авантюра с вечеринкой у Бельмонта не излечила ее от желания ощутить свободу.
Существовала еще одна вещь, в отношении которой маркиз тоже чувствовал себя обязанным. Хотя в настоящий момент, он сомневался, что Стивен Кобб-Хардинг будет иметь желание вспоминать сегодняшний вечер. Валентин забрался обратно в свой экипаж.
– Домой, милорд? – спросил Доусон с козел.
– Господи, да. Мне нужно немного поспать.
Глава 6
Когда Элинор проснулась, то та головная боль, которую она симулировала накануне, стала вполне реальной. Девушка застонала, когда Хелен раздвинула занавеси в ее спальне.
– Который час?
– Семь часов, миледи.
– Немедленно задвинь занавеси. Я еще не готова вставать.
– Его светлость потребовал, чтобы все члены семьи присоединились к нему за завтраком, миледи.
Сердце Элинор вместе с больным желудком заныло. Узнал ли уже Себастьян что-нибудь? Девушка надеялась, что была достаточно убедительна, когда он распахнул парадную дверь, как только она приехала прошлой ночью. Брат, определенно, был очень зол, но если Деверилл – Валентин – просчитался, то к этому времени весь Лондон уже сплетничает о том, как она добровольно сопровождала Стивена Кобб-Хардинга к Бельмонту. А также о том, что она слишком много выпила и позволила тому лапать себя за грудь, а затем уехала с другим мужчиной, с гораздо худшей репутацией, чем ее первоначальный сопровождающий.
– Я чувствую себя не слишком хорошо, чтобы завтракать, – проворчала Элинор и отвернулась от окна.
– Миледи, его светлость сказал, что вы обязаны спуститься, или я буду уволена за то, что не смогла передать его распоряжения.
– Что? – Элинор с трудом приняла вертикальное положение посреди груды одеял. – Он не может этого сделать!
Хелен присела в нервном реверансе.
– Если вам не трудно сделать это, миледи, я бы предпочла не испытывать его решимость.
В действительности, Элинор тоже предпочла бы этого не делать.
– Я спущусь вниз к завтраку, – заявила она, – только для того, чтобы сказать ему, что пора прекратить угрожать слугам.
Плечи горничной опустились от очевидного облегчения.
– Благодарю вас, миледи.
Ее голова продолжала ныть, когда Элинор оделась и спустилась вниз. Она не была уверена, что было причиной этой боли: лауданум или количество спиртных напитков, которое она вчера выпила, но в любом случае боль служила ей напоминанием о том, что никогда больше не следует позволять заставать себя врасплох.
Мельбурн и Пенелопа были единственными завтракавшими Гриффинами, когда она вошла в комнату.
– Доброе утро, – вымолвила девушка, подавив протест, готовый сорваться с ее губ, только ради Пенелопы. Иногда Себастьян был просто дьяволом.
– Доброе утро, – вежливо ответил он, держа тост в одной руке, а в другой – официального вида бумагу. Элинор вспомнила, что сегодня у него заседание в Парламенте.
– У тебя забавная походка, – отметила Пип, когда Элинор прошла мимо подносов с ветчиной и яйцами всмятку, взяв только сухой тост.
– У меня болит голова, – ответила она. Прошлым вечером Мельбурн уже сделал ей несколько замечаний о том, как сильно от нее пахнет выпивкой, так что лгать было бесполезно. По всей вероятности, ей в любом случае придется солгать о более значительных вещах.
Только благодаря маркизу Девериллу, она даже имеет возможность солгать. Если бы Мельбурн знал, что на самом деле произошло, то после прошлой ночи он отослал бы ее в Девон.
Элинор тяжело вздохнула, занимая место рядом с Пип. Она была обязана Девериллу как спасением ее добродетели, так и еще одним шансом найти мужа или романтику, или приключения, или… что бы она ни собиралась делать. Теперь первым пунктом в ее списке стало соблюдение осторожности. После ловушки, устроенной Стивеном Кобб-Хардингом, ее энтузиазм по самостоятельному поиску мужа, без предварительного выяснения чьего-то мнения об его характере, угас или, скорее, обратился в другую сторону. И в этом вчерашнем приключении, каким бы плохим оно не оказалось, девушка заметила кое-что еще.
При дневном свете Элинор должна была признать, что та вечеринка имела определенную грешную привлекательность. Но за кого бы она, в конечном счете, не вышла замуж, выберет она мужа сама или нет, супружество положит конец зарождавшемуся с трудом скрываемому возбуждению и предвкушению. Исследовать как можно глубже эти ощущения – свободу и все, что ей сопутствует – вот что буквально за одну ночь стало ее целью. И Элинор в точности знала, кого она должна благодарить за это.
Она была обязана Валентину своим спасением, а также тем, что прошлой ночью вместо кошмаров ей снилось нечто туманное и горячее.
– В чем дело, Мельбурн? – спросил Закери, входя в дверь. Подавив зевок, он направился к буфету и начал заполнять тарелку едой.
– Ничего, – ответил герцог. – Почему ты спрашиваешь?
– Потому что сейчас только эти черт… окаянные семь часов утра, – проворчал он, дернув за ухо Пип, когда проходи мимо нее, заставив девочку хихикнуть.
– Я надеюсь, что это не какой-то урок для Нелл, – послышался еще более сухой голос Шея, когда тот вошел в комнату, – потому что я бы предпочел более позднее время. Я отправился в постель только три часа назад.
Приветствия братьев были типичными для них; Закери, несмотря на то, что наполовину спал, в такой же степени развлекался, в какой был раздражен. Он никогда по-настоящему не расстраивался и не злился, во всяком случае, не более двух или трех раз на ее памяти. Шарлемань был более сдержанным и менее болтливым, и гораздо быстрее выходил из себя. Однажды его, почти исключили из университета, когда сокурсник ложно обвинил брата в шулерстве, а Шей сломал парню нос вместо того, чтобы разрешить проблему словесными методами.