Крипт - Ника Ракитина

Она полностью справилась с собой. По узким губам зазмеилась улыбка. Гражина вытащила из кошеля, привешенного к поясу, и расправила на ладони соломенную, неровно откромсанную прядь. Серые глаза Ингевора сверкнули непритворной заинтересованностью.

— Это что?

— Залог его верности.

Претор захохотал.

— Ты что, всерьез веришь в сказочки про ногти и волосы?!

— Главное, чтобы она верила.

Претор кивнул. Прошелся по келье, и та показалась особенно тесной при его росте и ширине плеч. Мягко позванивали преторская цепь и шпоры.

— Гражинка, ты чудо, — он подтянул ее узкое лицо за подбородок, поцеловал дрогнувшие губы. — Ну, вели привести свою ведьму. Я сгораю от нетерпения.

— Это — она?! Твой верный человек? — Ингевор с вытянутым лицом уставился на создание, замершее в дверях. Женщину создание напоминало весьма отдаленно. Низкое, с копной всклокоченных волос и пестрых лохмотьев. Впрочем, кому-то оно и показалось бы хорошеньким — если бы не было таким грязным. Из-под спутанных кудрей сверкали зеленовато-серые, опасные, как у рыси, глаза.

— От нее воняет.

— Угу, не нохийской розой, — Гражина пожала хрупкими плечами. — Но ты просил преданности, а не ароматов. Да и легче отнять у дракона сокровища, чем у нее — ее тряпки. Но это искупают…

— Искупают? — хмыкнул Ингевор. — Вот именно. Искупать и переодеть!

Если человеку не доводилось отмывать сарбинурскую ведьму — визжащую, брыкающуюся, царапающуюся, как тысяча кошек, — он не в состоянии оценить прелесть ситуации, наступившей в Тверже в ближайшие полтора часа. Две дюжие послушницы-биргиттинки, используемые для черной работы, и три крыжака преторской когорты, через пять минут призванные им в помощь, хлебнули мощи и достоинства сарбинурок на долгие годы вперед. Зато отскобленная ведьмочка в серенькой хламиде послушницы с отложным воротничком выглядела чуть ли не ангельски, когда легионер, прикрывая синяк под глазом, втолкнул ее в келью его преосвященства.

Ингевор задумчиво обошел ведьму со всех сторон:

— Уже лучше.

— Я рада, — сказала Гражина. — Ее зовут Сабина.

— У нее есть имя?

— И не одно. Она обожает святых покровителей.

— Ну, теперь ее покровителями будем мы.

— Пока девочка будет вести себя пристойно, — Гражина выразительно коснулась кошеля на поясе.

— Буду, — буркнуло чудо из-под отмытых, но все таких же взъерошенных кудрей.

Сабина была девушкой необразованной, но неглупой, и умела сложить два и два. И непрочное благоволение претора показалось ей опаснее откровенного презрения монашенки. В который раз прокляла себя ведьма за детскую жадность, принудившую таким богопротивным способом снискивать удачи в воровстве. Для казненного все равно — «тау» или «глаголь», но для сведущего в чародействе годится только рука повешенного. И эта рука, почерневшая, скрюченная, высохшая до погремушечного щелканья, уже лежала у Сабины в сумке, когда двое крыжаков в придорожном трактире принялись состязаться в остроумии на ведьмин счет. Сабинка хотела убежать. Крыжак схватил суму. Нет бы бросить и спасаться — пожалела. Рванула. Ветхая дерюжка треснула, и любопытные отшатнулись в ужасе. Потом дознание в местной курии Легиона… появление доны Гражины, полномочного легата Синедриона… Какое-то уж слишком своевременное появление. И теперь она, Сабина, связана по ногам и рукам.

— Слушай внимательно, девочка…

…Голос Гражины все еще звучал у нее в ушах, хотя та уже давно замолчала и вела теперь ведьму вдоль площади перед Архикафедральным собором. Сабина украдкой зыркала по сторонам. Удивительно красивая женщина с колечками вороных волос, падающих на светлый лоб, в черном с зеленью муаровом платье стояла на виду, лупя в брусчатку квадратным каблуком замшевой черной туфельки с золотой пряжкой поверх банта. Сабина даже облизнулась, так роскошно красавица была одета. За спиной, точно оттеняя девичьи прелести, цвел жасминовый куст. Гражина тоже красавицу заметила и точно споткнулась на ходу. Больно подтолкнула ведьму в спину. Уже у самых ворот, даже скромно потупясь, как и положено послушнице, Сабина смогла рассмотреть сквозь ресницы, из-за кого бесилась красотка. Двое крыжаков проволокли под локти к подвалам истерзанного, но насмешливого красавца дворянина. И особа, успевшая, верно, продолбить дыру в мостовой, уронила визгливым голосом:

— Я так и знала!

Сабина, пряча глаза, быстро склонила голову. Зловещая монахиня ее любопытства не заметила.

Свежие резкие запахи папоротника, курослепа, цветущей крапивы ударили в нос, когда тело, скукожившись, упало на четыре лапы, и ободранная рыжая лисица понеслась через Менскую Плоскошь на полуночный заход, провожаемая отвращающими жестами тех, кто успевал ее заметить. "Лисица? Днем? Сбесилась! Оборотень!" Счастье, никто не пустил вдогонку стрелу или пулю. Впрочем, ведьма сама летела стрелой: мало, торопилась поспеть к оговоренным срокам, так еще опасалась чересчур задержаться в зверином теле — человеческий разум гас, как свеча.

Ненадолго останавливалась, мышковала — и женское сознание тошнило от брезгливости, когда лисица довольно каталась после трапезы в траве.

Ароматы туманили разум, хотелось отдаться их воле, спать днем, бегать ночью, пить горячую кровь — но страх перед Гражиной, как огненная игла, застрял в мозгу, не позволяя свернуть с дороги. Репьи увязали в короткой шерстке, что-то кольнуло лапу. Сабина покаталась по земле, пробуя выгрызть занозу зубами, а потом поскакала на трех. Она знала, что не сможет остановиться и передохнуть, пока не достигнет цели. Или пока не забудет, кто она, и не станет лисой навсегда. И человечья часть Сабины, отчаянно боясь такого конца, тоже подстегивала отощалое рыжее тельце, пока чуткий нос не уловил пряный и непривычный запах моря.

Глава 15.

1492 год, июнь. Окрестности Эйле

В землянке все было подготовлено к Сабининому приходу — и немудреная утварь, и холст для постели, и дрова, еда на первое время, и гулькающие в клетке из ивовых прутьев почтовые голуби. И ведьма испытала глухую тоску, понимая, что Гражина сможет достать ее даже здесь, в эйленской глуши. Но набрав хвороста и растопив печь, украв из оленьих кормушек свежего сена и набив сенник и подушки; выметя с земляного пола случайный сор, съев просяную кашу с салом и усевшись греться на пороге, Сабина поняла, что жизнь повернулась к ней солнечной стороной. В лесу было светло и радостно, ветер доносил запах моря и цветущей крушины, зрела на холме земляника; сквозь зеленые кроны клонящихся сосен сеялись лучи. Сабина даже ненадолго задремала и вскинулась от хруста сучьев. Но скрыться в землянке не успела. Из леса вылетела белая, в подпалинах дворняжка с умильной лисьей физиономией и кинулась ластиться, оглушительно лая. Вслед за дворняжкой показалась высокая щуплая девица на вид чуть младше Сабины; в вышитой рубахе и замшевой юбке с разрезами — для верховой езды. Из-под юбки виднелись штаны и высокие охотничьи сапоги. Рыжая коса незнакомки была растрепана, лесной мусор застрял в волосах, а лицо оказалось красным и исцарапанным.