Трудный возраст века - Игорь Александрович Караулов

Впрочем, здесь я рискую углубиться в дискурс «не тем дали», и если премия смогла спровоцировать меня на этот разговор, значит, у нее может быть будущее.

«Лиterraтура», 11.11.2014

Куда бежать из курятника?

Когда я думаю о проблеме успеха и признания в современной российской поэзии, мне в первую очередь приходит в голову странный опыт, случившийся у меня несколько лет назад в Абхазии. Мы поехали туда небольшой поэтической делегацией, там были такие авторы, как Федор Сваровский, Николай Звягинцев – не новички ни в поэзии, ни в жизни, но по виду – пляжные повесы в джинсах, маечках.

И вот в одно прекрасное утро нас ввели в большой зал и посадили за длинный стол. Напротив нас уселись абхазские литераторы – немолодые мужчины в костюмах и при галстуках, излучавшие предельную солидность.

Они представляли друг друга так: «Вот это наш уважаемый поэт из села такого-то…», «А это наш уважаемый поэт из села такого-то…» Они говорили такие речи: «Абхазская литература умирает: двадцать лет назад в моем родном селе было восемнадцать писателей, а сейчас осталось всего тринадцать…»

Наглядно были явлены два полюса поэзии. На одном сохранилось еще понятие высокого общественного статуса поэта, поэзии как карьеры и успеха в этой карьере. На другом – об успехе такого рода даже не помышляют.

Наши абхазские товарищи тоже заметили этот контраст, и один из них посетовал: вот, раньше к нам Евтушенко приезжал, а теперь непонятно кто, непонятно с какими полномочиями…

Эту ссылку на Евтушенко я слышал и в других местах – в Казани, Череповце. Тоска читателя по Евтушенко, который все не приезжает и не приезжает – это не только тоска по общепонятной, социально-значимой лирике. Это и желание лицезреть харизму поэтического успеха как некую объективную гарантию качества поэтической продукции.

Последним большим поэтом, который нуждался в успехе в стиле советских эстрадников, был Денис Новиков. Его принято ассоциировать с Бродским, но вначале он побывал у Евтушенко и решил, что у него непременно должно быть все то же самое – дача, машина, заграничные турне. Понимание невозможности такого успеха медленно душило Дениса, и он в конце концов задохнулся.

Условно я бы представил «идеальный» поэтический успех так. После авторского вечера, после оваций, исцелованный поклонницами, с охапкой цветов поэт выходит на улицу, где стоит его желтая «феррари», садится в нее и укатывает домой.

Успех реальный выглядит иначе. Нет, овации, поклонницы и цветы – все это еще может быть. Например, у Дмитрия Воденникова. Вот только, выходя на улицу, поэт видит «феррари» – чужую! Принадлежащую, скажем, владельцу соседнего одежного бутика. Сам же поэт понуро уходит во мрак и сырость, никому не нужный и никем не узнаваемый.

У многих стихотворцев есть опыт в жанре «Бобик в гостях у Барбоса», то есть поэт в гостях у радиоведущего – не у специалиста в поэзии, подобного Сергею Круглову, а у бодрого молодого человека, ведущего программу типа «встречи с интересными людьми». Вчера у него был модный стилист, завтра будет ресторатор, а сегодня, ради разнообразия – поэт. Такой ведущий обязательно спросит: «А можно ли стихами зарабатывать деньги?»

Приходится заранее готовить ответ на этот вопрос: некоторые зарабатывают, например, Вера Полозкова – новое для него имя, – или Дмитрий Быков – имя ему, вероятно, уже знакомое… Ну а в остальном – зарабатывать стихами мы не можем: можно дослужиться до премии «Поэт», но это уже будут деньги на лекарства, поскольку лауреат успеет состариться. А вообще-то, мы пишем и публикуемся бесплатно.

А зачем пришел-то? – логично возникает вопрос. На каком основании нам тут тебя приходится слушать? Где твой мандат?

А пришел, видимо, потому что я интересен как человек, сочиняющий стихи, да и вообще со мной бывает забавно потрепать языком. У меня есть какие-то публикации, есть поклонники, но нет успеха в житейском понимании. Ни как у вчерашнего стилиста, ни как у завтрашнего ресторатора. Не получилось. И сейчас ни у кого уже не получается.

А поскольку нет реального успеха, то автор ищет другие знаки: вот я пишу, а я поэт или нет? Дайте хоть какое-то знамение!

Неудивительно, что в большую моду вошла теория символического капитала – как среди тех, кто читал Бурдье, так и среди тех, кто его отродясь не читывал.

Упрощенно, в применении к поэтическому сообществу, эту теорию можно изложить так: раздаются фишки, как в казино, на эти фишки мы играем. На выходе из казино нам их непонятно как оплатят, но пока мы играем на эти фишки, как на настоящие деньги: опубликовался в «Новом мире» – вот тебе три фишки, в «Дружбе народов» – две фишки, а в «Воздухе» – все пять.

Но каково реальное обеспечение фишек?

Возьмем, например, толстые журналы: они, как мы знаем, давно перестали платить нормальные гонорары. Когда-то, в 1989 году, мне случилось опубликовать три маленьких стихотворения в альманахе «Истоки», советская власть мне за это заплатила 169 рублей; для сравнения, такова на тот момент была моя зарплата молодого специалиста.

Это не бог весть что, но с этой кочки открывалась перспектива: там подборка, здесь подборка, там рецензия, здесь перевод с туркменского – и вот уже получается какая-то профессиональная деятельность, на доходы от которой можно жить.

Что же остается у толстых журналов? Пресловутая экспертная функция.

На нее стали особо напирать, когда появилась Сеть и так называемая сетература. В Сеть стали вываливать множество всяких текстов, и тогда возникла такая концепция: Сеть – это литературная помойка, там одна графомания, но есть эксперты, лидеры вкуса. Эту экспертную функцию выполняют толстые журналы, печатая авторов и отмечая их в обзорах, а стало быть, чего нет на бумаге, того на самом деле не существует.

Но в середине нулевых годов ситуация начала меняться, и где-то с 2005-2006 года она полностью перевернулась: чего нет в Сети – того не существует. А журналы, соответственно, сгрудились в «Журнальный Зал».

К чему это привело? К тому, что отдельных толстых журналов у нас теперь фактически нет, они превратились в разделы «Журнального Зала».

Я не очень внимательно слежу, в каком журнале опубликовано то или иное произведение, та или иная подборка, но я знаю, что это – в «Журнальном Зале». Я знаю, где это искать.

К тому же мне известно, что за каждой журнальной публикацией стоят конкретные люди и их отношения с другими конкретными людьми. Я могу обратить внимание, что если там написано сверху «Новый мир», то, значит, это отбирал Паша Крючков, а если написано «Знамя» – то отбирала Ольга Юрьевна Ермолаева. Но вообще-то мне все равно,