Моя легендарная девушка - Майк Гейл

Уважаемый Вильям Келли!

Вы стали спонсором ослика Сэнди.

Сэнди, осел двадцати двух лет, был обнаружен представителем Королевского Общества Защиты Животных в июле в сарае в Южном Уэльсе, он страдал от недостаточного ухода, недоедания и был слеп на один глаз. После спасения, он был направлен в Южно-Девонский Ослиный Заповедник, где о нем заботятся и кормят вдоволь, так что он теперь совсем здоров.

Сейчас Сэнди чувствует себя значительно лучше и сможет доживать свои дни на вольных полях Заповедника.

Благодаря Вашей поддержке мы сможем еще 12 месяцев кормить Сэнди и предоставлять ему кров.

К письму прилагаются бумаги, удостоверяющие ваше пожертвование, и специальный сертификат. Мы ценим ваш поступок, поэтому ваше имя будет помещено на табличке у стойла Сэнди на 12 месяцев.

С благодарностью,

Просто не верилось, что где-то в Девоне есть осел, носящий мое имя. Я приклеил фотографию Сэнди блу-таком[40] к дверце шкафа и внимательно ее рассмотрел. Считается, что ослы — самые несчастные создания на свете, но Алиса умудрилась найти мне осла, довольного жизнью. Его здоровый глаз поблескивал, хотя, возможно, это был отблеск фотовспышки, и на морде у него проступало такое выражение, как будто он довольно ухмылялся. Осел выглядел вполне здоровым, его светло-коричневая шкура лоснилась, и, насколько я мог судить по картинке, полей вокруг было достаточно, так что ему найдется где побродить. Сэнди был просто замечательный. Даже лучше, чем сигареты. Может быть, это всего лишь одноглазый осел, но это МОЙ одноглазый осел, и только это имело значение. Я просмотрел бумаги Сэнди и обнаружил, что ему особенно нравится морковка. Поскольку я теперь отвечал за благосостояние Сэнди, я решил, что его день рождения будет праздноваться в один день с моим, и взял себе на заметку послать ему на пять фунтов морковки в качестве подарка, пусть и с опозданием. Эта мысль вызвала к жизни следующее видение:

Вот я впервые приехал навестить Сэнди. Он топчется в небольшом загоне вместе со своими друзьями ослами. Увидев меня, он трусит к забору. Я наклоняюсь, чтобы достать из пакета его именинные морковки, и замечаю, что рядом со мной стоит маленькая девочка. Я протягиваю ей морковку и беру на руки, чтобы она покормила Сэнди. Она улыбается мне и говорит: «Спасибо, папа».

Я изо всех сил потряс головой в надежде, что этот образ вылетит у меня из головы и закатится подальше под диван. Успокоившись, я глубоко вздохнул и занялся цветами.

ДЕСЯТЬ БЕЛЫХ ЛИЛИЙ

Это были великолепные лилии. Но ещё лучше была записка, приложенная к ним:

Дорогой Вилл!

Десять лет скулежа, сарказма, туалетного юмора, цинизма и мизантропии. Пусть же они преумножатся!

С любовью,

Саймон знает меня дольше всех моих друзей, но он до сих пор точно не помнит, когда у меня день рождения. Только Алиса способна на такое: цветы, осел, сигареты и пицца — она безошибочно угадала, что именно может мне понравиться, и все это почти одновременно доставлено мне прямо в руки. Я задумался, за какие свершения она была мне послана, и через несколько минут размышлений понял, что ровным счетом ничего не сделал, чтобы заслужить такое счастье. Для ее появления в моей жизни не было никакой причины. Она была со мной несмотря на то, каков я есть. Значит, таким, как я, тоже иногда везет.

Я нашел в доме единственный предмет, который хотя бы приблизительно мог сойти за вазу — электрический чайник, — и поставил в него цветы. Потом забрался в кровать и взял телефон, чтобы со всеми удобствами позвонить Алисе и поблагодарить ее за подарки. Я набрал ее номер, но сработал автоответчик, так что я просто оставил ей сообщение, чтобы она перезвонила мне как можно скорее, потому что она замечательная.

Я еще раз окинул взглядом комнату — сигареты, цветы, осла — и постарался представить, как бы сложилась моя жизнь без Алисы. Был бы я сейчас небритым бродягой, орал бы неразборчивую ругань вслед детям и девушкам и пытался бы выпросить милостыню на следующую банку консервов. То, что она всегда была готова меня выслушать, очень укрепляло мою жизнь, особенно в тяжелые времена — например, когда Агги меня бросила и от моего самоуважения практически ничего не осталось. Именно Алиса возродила меня. Она собирала меня по кирпичику, пока я снова не стал самим собой — саркастичным и жалким мизантропом. Она провела немало реставрационных работ над моей избитой, израненной и окровавленной психикой, но благодаря одной вещи я в конце концов действительно почувствовал, что и без Агги можно жить.

Алиса написала мне письмо.

Оно пришло на следующий день после того, как я рассказал ей, что меня бросила Агги. Оно прибыло в небесно-голубом конверте, мой отец положил его мне на кровать, а я лежал, притворяясь, что сплю, чтобы он не спросил ненароком, как у меня дела, — я не хотел, чтобы отец увидел, как его двадцатитрехлетний сын рыдает, словно младенец, и говорит, что хочет умереть.

Письмо лежало в папке в чемодане. Я его достал. Это было мое самое главное сокровище. Я перечитывал его каждый раз, когда просыпался в дрянном настроении и не мог понять, имеет ли жизнь хоть какой-то смысл.

Бумага на сгибах поистрепалась. Я аккуратно расправил письмо и перечитал, хотя знал в нем каждое слово не хуже, чем саму Алису. Письмо идеально воспроизводило ритм и манеру ее речи. Мне казалось, что Алиса рядом.

Вилл!

В «Жизнь прекрасна» Франка Капры в конце есть момент, когда семьи приносят деньги, чтобы спасти «Строительно-кредитную компанию Бейли», этот кусочек меня трогает каждый раз, как я его смотрю. Наверное, из-за того, как именно его брат говорит: «За Джорджа Бейли — самого богатого человека в городе». Я это все тебе рассказываю, потому что это похоже на те чувства, которые я к тебе испытываю. Знаешь, ты — самый богатый человек в городе. Мне еще много чего хочется тебе сказать, но я не буду, не хочу, чтобы у тебя голова распухла.

PS. Я всегда считала, что Агги — безмозглая сучка с завышенным самомнением, которая не понимает, как ей повезло. Теперь она это доказала!

Последний пассаж в Алисином письме меня всегда особенно занимал. Прежде, до нашего разрыва, Алиса так удачно изображала дружелюбие в присутствии Агги, что я был уверен, будто они вот-вот станут лучшими подругами. Самое странное — я так и не выяснил, что же Агги думает об Алисе: стоило мне упомянуть о ней — она меняла тему разговора. Я притворился, что все понимаю, и оставил ее в покое, списав эту странность на «женские штучки».

Алиса, Алиса и только Алиса занимала мои мысли, как вдруг до меня дошло, что у меня сейчас, наверное, самый замечательный день рождения за всю жизнь.

И тогда зазвонил телефон.

13:33

Мы с Саймоном дружили с давних пор, еще до школы. В первый день, когда нас привели в детский сад, он попытался стянуть пакет томатных чипсов из моего ранца, воспользовавшись тем, что я был по уши увлечен игрой в «Ската» в миске с водой со Стивеном Фоулером. Но что-то — наверное, шестое чувство — заставило меня обернуться и взглянуть на свой ранец как раз в то мгновение, когда Саймон запустил туда свои жадные пальцы. Вихрем помчался я через комнату, выхватил у него чипсы и дал ему в зубы. Миссис Грин не очень понравился устроенный мной самосуд, но в дальнейшем никаких проблем не было. Потому что с того самого момента мы с Саймоном стали лучшими друзьями.

Сейчас, двадцать с чем-то лет спустя, Саймона значительно больше занимала его последняя группа — «Левый берег», где он пел и играл на гитаре, чем женщины или даже томатные чипсы. Он жил музыкой. Он как-то сказал, что, если бы ему пришлось выбирать между музыкой и женщинами, он бы скорее кастрировал себя одноразовой бритвой, чем оставил гитару. Если верить ему, то их триумф и слава — как он сам выразился, «большой бум» — это вопрос времени. Меня это позабавило, и в то же время мне стало за него немного стыдно. Он был совершенно серьезен и смог выговорить свой «большой бум» без тени иронии в голосе.

Так вот, в то время, пока я проводил юность перед телевизором, за книгами и в кино, Саймон (по крайней мере, с того дня, как увидел в «Тор of the Pops»[41] «Дюран Дюран»[42], которые демонстрировали на себе такое количество косметики, что «Макс Фактор»[43] бы позавидовал) изучал и воспроизводил одну за другой всех эксцентричных и невротических личностей рок-н-рольного извода. Когда он доучивался последний год в мужской средней школе Бичвуд, он завел себе привычку всегда ходить с наушником в одном ухе, даже когда был без карманного радио, к которому этот наушник изначально прилагался, потому что так было похоже, что в ухе у него слуховой аппарат, которым щеголял в то время его любимый Моррисси[44]. В шестом классе он открыл для себя реггей и буквально на следующее утро уже поминал Джа через каждые полслова. Через неделю он всякого человека, облеченного властью — а особенно учителей шестых классов, — называл «вавилонянином». Он знал, что многие его считают чокнутым, но знал и то, что те же самые люди, особенно девушки, считают его прикольным, хоть и «не от мира сего». Это было частью его большого плана. Однажды журналист из ка-кого-нибудь музыкального журнала спросит его о школьных годах, и тогда Саймон помолчит немного, затянется «Силк Кат»[45] и скажет: