Моя легендарная девушка - Майк Гейл

Майк Гейл

Моя легендарная девушка

Посвящается Клэр

Благодарность

Я хотел бы поблагодарить:

за помощь

Филипа Прайда и других сотрудников издательства «Ходдер»; Джейн Брэдиш Эллеймс, Имлин Риз, а также всех сотрудников «Куртис Браун»;

за одобрение

Джо и Ивлин Гейл, Энди Гейла, Фила Гейла, Джеки Бехам, клан Ричардсов, Кэт Макдоннелл, Шарлотту и Джона, Лиан Хенчер, Эмму и Даррена, Лизу Хови, Джона О’Рейли, Пипа, Бена, Родни Бекфорда, Никки Бейли и завсегдатаев «Четырех ветров»;

за вдохновение

мистера Т., Дейва Геджа, Кевина Смита, Марка Зальцмана, Ксену, Ричарда Раундтри, Клайва Джеймса, «Оксфам» и всех, кто помнит Майка.

~~~

Пожалуйста, сэр, я хочу еще.

Иногда получаешь то, чего ты хочешь, иногда получаешь то, что тебе нужно, а иногда что получаешь, то и получаешь.

.

ПЯТНИЦА

18:05

— Мистер Келли, а вы за какую команду болеете?

Неспешно шагая по кромке футбольного поля — в каждой руке по мячу, — я смотрел на четырнадцатилетнего Мартина Акера и обдумывал ответ. Остальные ученики уже разбежались, а Мартин специально задержался, чтобы задать мне этот вопрос. Полагаю, его искренне интересовали мои футбольные пристрастия, кроме того, у него не было друзей, поэтому он и решил пройти долгий и одинокий путь до раздевалок вместе со мной. Он был с головы до ног измазан благородной грязью футбольного поля средней школы в Гринвуде[1], что следовало счесть выдающимся достижением с его стороны, поскольку за весь вечер до мяча он так и не дотронулся. Несмотря на эту заслугу (грязь), худшего футболиста видеть в жизни мне не доводилось. Он сам знал, что так оно и есть. Знал он и то, что мне не хватает духу выгнать его из команды — пусть ему и недостает сноровки, но ведь он с лихвой восполняет этот пробел энтузиазмом. Акер служил для меня живым примером того, что тщетность усилий — еще не повод бросать дело.

Да, Мартин из рук вон плохо играл в футбол, но зато неплохо в нем разбирался, я же не умел ни играть, ни тренировать, ни убедительно притвориться, что меня интересует это унылое развлечение. Из-за того, что преподавателей физкультуры не хватало, а мне было необходимо произвести впечатление на начальство, я и получил под свою опеку толпу четырнадцатилетних оболтусов, игравших в команде 8 Б. Директор школы, мистер Такер, очень удивился, когда я сам вызвался их тренировать, но я сделал это не по зову сердца, а всего лишь выбрал меньшее из зол. В противном случае мне пришлось бы вести театральный кружок. Когда я представлял себе, что надо будет два раза в неделю в течение целого обеденного перерыва помогать школьникам измываться над «Моей прекрасной леди», которую ставили в этом семестре, футбол начинал казаться мне чем-то почти желанным. Почти. В конце концов, я — преподаватель английского. Я призван читать книги, пить сладкий чай и отпускать саркастические замечания с претензией на остроумие. Я не создан для того, чтобы носиться в трусах по полю промозглыми осенними вечерами.

Я взглянул на Мартина. Он явно мучился вопросом, не забыл ли я, о чем он спросил.

— «Манчестер Юнайтед», — соврал я.

— За них все болеют, сэр.

— Правда?

— Да, сэр.

— А ты за кого болеешь?

— За «Уимблдон», сэр.

— Почему?

— Не знаю, сэр.

На этом разговор закончился. Мы шли дальше молча и даже не потревожили чаек, которые копошились возле углового флажка, ковыряясь клювами в грязи. Мне казалось, Мартин хочет еще поговорить со мной о футболе, но не может больше придумать никакого вопроса.

Ребята из команды Мартина орали и визжали так громко, что я еще издали мог вообразить масштаб побоища в раздевалке. Там царил хаос: Кевин Росситер висел вниз головой на водопроводной трубе, идущей вдоль стены, Колин Кристи лупил Джеймса Ли полотенцем по голой заднице, а Джули Виткомб забилась в уголок и, не обращая никакого внимания на то, что творилось вокруг, увлеченно читала «Грозовой перевал»[2] — роман, входивший в программу этого семестра.

— Ты собираешься переодеваться? — язвительно спросил я.

Джули оторвала усыпанный веснушками нос от книги и, прищурившись, посмотрела на меня. По недоуменному выражению ее лица я догадался, что вопроса она не поняла.

— Джули, это раздевалка, — твердо сказал я. — Более того — мужская раздевалка. Ты не мальчик и не переодеваешься, так что, мне кажется, тебе следует уйти.

— Я бы с удовольствием, мистер Келли, но я не могу, — объяснила она. — Я жду своего парня.

Это меня заинтересовало.

— А кто твой парень?

— Клайв О’Рурк, сэр.

Я кивнул, хотя понятия не имел, кто такой этот Клайв О’Рурк.

— Он в восьмом классе?

— Нет, сэр, в одиннадцатом.

— Джули, — сказал я, стараясь не слишком огорчить ее этой ужасной новостью, — одиннадцатый класс вообще не играет сегодня в футбол.

— Не играет? Но Клайв велел ждать его здесь после футбола и никуда не уходить, пока он меня не заберет.

Она засунула книгу в рюкзак и подобрала с пола куртку. Казалось, мыслительный процесс отнимал у нее все силы — она все делала медленно, как компьютер, загружающий слишком объемную программу.

— Ты с ним давно встречаешься? — как бы между прочим поинтересовался я.

Она внимательно изучила подошвы своих потертых кроссовок и только потом ответила:

— С обеда, сэр. Я пригласила его на свидание в столовой, когда он стоял в очереди за пиццей, фасолью и жареной картошкой.

История безграничной преданности Джули, и особенно подробности меню ее возлюбленного, меня искренне тронули. Я незаметно взглянул на часы. Четверть седьмого. Уроки закончились почти три часа назад.

— Боюсь, над тобой подшутили, — объяснил я ситуацию на случай, если она еще не догадалась. — Мне кажется, он не придет.

Джули быстро взглянула на меня и опять уставилась на свои кроссовки. Она явно была не столько смущена, сколько огорчена и теперь изо всех сил пыталась сдержать набегающие слезы. Наконец она коротко вздохнула, встала и подобрала с пола сумку.

— Ты сильно не переживай, — сказал я, хотя было видно, что она уже переживает.

Сквозь подступившие слезы Джули пробормотала:

— Не буду, спасибо.

В дверях она не выдержала и разрыдалась.

Я проводил ее взглядом. Другой учитель тут же бы выбросил ее из головы, а я не мог. Я продолжал думать о ней, так как во время этого короткого разговора понял, что Джули Виткомб очень на меня похожа. Мы с ней принадлежим к тому людскому племени, в котором принято принимать любое поражение как личную месть Судьбы. Она не забудет Клайва О’Рурка, имя этого мерзавца навсегда останется в ее памяти. Вот так же и я не могу забыть свою бывшую девушку. Когда-нибудь и Джули Виткомб, пройдя до конца тернистый путь высшего образования и получив ученую степень, почувствует, что достаточно настрадалась из-за всех этих Клайвов О’Рурков, что ее сердце до краев наполнено горечью и теперь она готова стать преподавателем.

Послышался детский крик, что-то вроде «У-урра-а-а!!», который сигнализировал, что Кевин Росситер сменил род занятий и теперь носится по дальней раздевалке голяком, натянув трусы на голову. Мне не хотелось выяснять причины такого неожиданного прилива энергии, а тем более — собираться с силами и поделом его отчитывать, ведь выходные уже почти начались, поэтому я глубоко вздохнул, незаметно проскользнул в крохотную тренерскую и закрыл за собой дверь.

Порывшись в сумке, я нащупал сигаретную пачку, слегка смявшуюся под грузом учебников, — в пачке оставалась одна сигарета. Я мысленно подсчитал павших: пять по дороге на работу, две в учительской перед уроками, три на утренней перемене, десять — в обеденный перерыв. Всего каких-нибудь три года назад я курил только за компанию, а теперь дымлю так, что со мной невозможно общаться, при этом непонятно, что хуже — то, что я сегодня вдохнул столько никотина, что и слон заполучил бы рак легких, или то, что я обратил на это внимание лишь сейчас.

Затянувшись, я расслабился и решил, что останусь в своем убежище, пока дети не разойдутся по домам. Через полчаса крики и вопли сменились мягким гулом, потом и он стих. Приоткрыв дверь, я выглянул наружу посмотреть, не пора ли мне уходить. Не пора. В раздевалке сидел Мартин Акер. Он был почти одет, только никак не мог натянуть штаны. Потому что ему мешали ботинки.

— Акер!

Мартин испуганно оглядел комнату, не сразу догадавшись, кто говорит, и наконец повернулся ко мне.

— Тебе не надо домой? — поинтересовался я.

— Надо, — уныло протянул он.