Дом стекла и света - Марк Хармс

Питер пожал протянутую ладонь. На его удивление, рукопожатие старичка оказалось крепким.

– В третий? – переспросил Питер, присев на мягкое кресло. – Похоже, я не в первый раз теряю свою память.

– О, и даже не в третий! – рассмеялся старичок. Увидев озабоченное лицо Питера, он уточнил: – Вы теряли голову еще до знакомства со мной. И не единожды. У вас очень сложный случай.

– Ничего не помню, – Блок задумчиво почесал затылок. Было по-прежнему пусто. Старичок сочувственно кивнул:

– Не волнуйтесь. Я слышал, что в этот раз у вас есть все шансы на выздоровление. По правде говоря, вы уже почти выздоровели – ну, я имею в виду, до вчерашнего инцидента, когда вы решили покинуть больницу, и санитарам пришлось вас успокаивать. До сих пор не могу понять: кто подбросил вам эту треклятую книгу? Тот, кто сделал это, явно хотел вам навредить.

– Да, возможно…

Повисло молчание. Старичок еще некоторое время сочувственно кивал головой, словно был детской игрушкой, затем хлопнул в ладоши, растер их и решительно сдвинул белую пешку, срубив черного “коня”. Заинтересованный, Питер поглядел на шахматную доску. Положение у черных было бедственным: фигур было явно меньше, “король” находился в чистом поле, а “ферзь” был под угрозой попасть в “вилку”. Напряженно раздумывая, как исправить ситуацию, Питер и не заметил, как к ним бесшумно подкрался еще один полоумный.

– Вы играете неправильно, – раздался наглый голос. От неожиданности Питер подпрыгнул в кресле. Перед ними стоял тот парень, что-то чертивший пальцами на стене. В руках он любовно сжимал цветочный горшок с непонятным растением, укрытым длинными листьями.

– Питер, познакомься, это Лойд, – представил Эрман подошедшего к ним нагловатого типа. Тот согнулся в издевательском поклоне. – Лойд – единственный представитель научной интеллигенции в нашей тихой обители. Доктор ботанических наук… Бывший доктор.

– Немного толку от доктора, загремевшего в психушку, – насмешливо сказал Лойд и пощекотал пальцами нежный лепесток. – Зато Римма, похоже, сегодня в хорошем настроении. А ты, Эрман, наверное, безумно рад, что тебе хоть кто-то составил компанию в этой глупой игре?

Старичок улыбнулся.

– Никак не пойму, Пит, – обратился Лойд к Питеру и уставился на него своими бледно-зелеными глазами, наполовину прикрытыми опущенными веками. В его взгляде сквозило неподдельное презрение. – Когда санитары наконец прикончат тебя? Кажется, Уильям уже близок к этому.

Питер вопросительно глянул на Эрмана, который, похоже, был в курсе этой глупой игры. Если сыщик вновь начнет дебоширить, у него и впрямь могут возникнуть проблемы. Придется слушать этого наглеца.

– Это я на самом деле подбросил тебе ту книгу, – заявил Лойд. Затем тут же непоследовательно добавил: – Нет. Шутка. Хотя – я знаю, кто тебе ее подкинул. И это тоже шутка. Сегодня я показал язык Вилли. И оторвал волосок с головы Беллы. Она даже и не заметила. Здесь есть шутка. Все хвалят мое чувство юмора.

– У тебя действительно чудесное чувство юмора, Лойд, – кивнул Эрман и подмигнул Питеру. – Римма сегодня и вправду в хорошем настроении.

– Кто эта Римма? – поинтересовался Питер.

– Моя жена, – ответил Лойд, не мигая.

– Глупо было называть этот чудесный цветок именем своей умершей жены, Лойд, – сказал Эрман. – Не каждый в состоянии оценить твой прогрессивный юмор.

– Хочешь погладить Римму, Пит? – внезапно спросил Лойд и даже протянул цветочный горшок. – На, погладь. Она сегодня в хорошем настроении.

– Погладить?.. Цветок?

Эрман и Лойд выжидающе смотрели на него. Питер обернулся – оказывается, все пациенты в зале уже давно непрерывно наблюдали за их диалогом и ловили каждое их слово. На него были уставлены несколько десятков глаз. Внутренне напрягшись, Питер протянул руку к цветку, и Лойд еще ближе придвинул к нему горшок. У цветка было много листьев самой разной формы, но бутон скрывался в глубине. Затаив дыхание, сыщик прикоснулся к шершавой зеленой кожице и провел пальцами по всей поверхности листа.

Внезапно Питер ощутил движение. Цветок выходил из своего убежища, раздвигая листья в стороны. Вот он медленно выпрямился, обнажая сердцевину, и, наконец, воссиял ярко-фиолетовым пламенем. Питер в немом восхищении заслонился ладонями, боясь ослепнуть, и рассмеялся. Он огляделся по сторонам, надеясь разделить свой восторг с остальными зрителями, но с ужасом понял, что цветок теперь постоянно стоит перед его глазами, а все пациенты корчатся на полу от боли, задыхаясь и моля о помощи.

Фиолетовый цветок! Газовая камера в недрах лживого “Миража”! Воспоминания нахлынули бурным потоком, выметая больницу, и он вновь вспомнил отчаяние и ужас, охватившие его в тот миг, когда он уже смирился с поражением. А что, если он еще не проиграл? Безумная мысль! Он вдохнул губительный газ полной грудью, и на миг его легкие, казалось, охватило беснующееся черное пламя. Но прошло мгновение – и мучения прекратились и стихли, а голова вновь очистилась.

15. По ту сторону сказки

– Вот сюда, к стеночке. Ну же, побыстрее!

Питер открыл глаза. Он вновь находился в зале с грязными кафельными стенами, с потолка свисало несколько голых лампочек, источающих режущий глаза свет. Из зала выходило несколько коридоров, на этот раз открытых. Несколько десятков жителей выстроены в два ряда вдоль стен, мужчины и женщины – почти без одежды, в нижнем белье, испуганные, плачущие, дрожащие. У входа – больше дюжины людей в форме полиции. Мимо рядов прохаживаются двое – высокий тощий парень и низенький старичок в военной форме.

Благодаря своему “распыленному” состоянию, Питеру удалось избежать общей участи. Похоже, о его присутствии в этой комнате и вовсе не догадывались – и не догадаются, если он не издаст каких-нибудь подозрительных звуков или об него кто-нибудь случайно не запнется. Во избежание этого Питер бесшумно поднялся на ноги и прижался к стене, взглядом выискивая принцессу. Она была в самой середине женского ряда – в глазах угадывалось отчаяние, но принцесса старательно пыталась не выдавать этого своим поведением. Губы упрямо сжаты в тоненькую полоску, прищуренные глаза неотрывно следят за похитителями.

Сыщик стал внимательно разглядывать тех, кто, по-видимому, будет решать судьбы этих несчастных людей – старика и тощего. На первого был наброшен тяжелый потрепанный плащ, подметающий пол, на голове – слишком большая для него морская фуражка. На плечах – погоны со множеством хаотично разбросанных звезд разного размера, на глазах – круглые темные очки. Он очень сильно горбился, и это в сочетании с вещами не для его размера, которые он носил, придавало ему сходство с ожившим огородным пугалом. Старичок поочередно подходил к пленникам и словно даже сочувствовал им, сжимая брови в одну полоску и бормоча что-то себе под нос каждый раз, когда видел очередного беднягу. Подошедший полицейский шепотом обратился к нему, и Питер расслышал начало фразы: “Адмирал Холлуэй”. Эрман Холлуэй?.. И действительно, снова внимательно взглянув на старичка, сыщик с удивлением признал в нем