Время для счастья - Мария Метлицкая

поняла. Эмми, золотая моя девочка! Ну согласись, эти никому не нужные, жалкие и убогие потуги обреченного — полная глупость. Медсестры, выдавливающие бодрые, но кривые улыбки, нянечки со скорбными лицами, манная каша и кефир, врачи, отводящие глаза. И каждый из них знает: обречен, обречен, обречен, этот у нас ненадолго.

Я не привык жить немощным, а главное — не готов привыкать.

Нет, главное не это. Главное — смысл действий, смысл выбора. А здесь его нет.

Я знаю наперед все, что ты скажешь. Моя природная лень, мое вечное сибаритство, мой страшенный, зашкаливающий эгоизм. И наконец, моя тяга к плохому. Да, все так, я и не спорю.

Только какой смысл лишить себя напоследок всего, что приятно, любимо и дорого? Для чего? Чтобы сдохнуть на полгода позже в больничной палате, пропахшей лекарствами и аммиаком?

Или я доживу свои дни за привычными и приятными сердцу делами? Да, теми самыми, что всегда тебя смущали — ресторанами, выпивкой, вкусной едой, игрой в карты, бесконечными друзьями — моими лихими попутчиками, ну и всем остальным, прилагающимся.

Нет, дорогая. Я буду жить — доживать, — не меняя привычек. Да, буду наслаждаться и брать от жизни то, что она может дать.

Брать охапкой, горстями, как самая жадная жадина.

И на другое я не согласен.

Не спорь со мной, Эмми, это бессмысленно. Я все решил, и мой приговор самому себе обжалованию и обсуждению не подлежит.

Прими все как есть. Найди в себе мужество. Нескромно писать «так же, как я», и все же, моя дорогая!

Я знаю, что, читая сейчас эти строки, ты пылаешь от гнева. И возражаешь, что это не мужество, а лень и эгоизм.

Пусть так. Ты знаешь, что мне давно наплевать на определения.

Да, я эгоист, а уж в нынешней ситуации тем более. Ужасная болезнь имеет право выписать индульгенцию.

И полная чушь, что с болезнью люди становятся лучше, мудрее, сильнее, терпеливее. Нет и нет, не верь этим глупостям! Болезнь, как и старость, поднимает со дна самый мусор. Здоровый и сильный способен это скрывать — мы же хотим казаться лучше, чем есть на самом деле. А больной не способен, нет сил. Да и зачем? Больному уже все равно, что о нем подумают, нравится он или нет. В болезни наши недостатки и изъяны, наше несовершенство и пороки проявляются куда сильнее, мы обнажаемся, и нам плевать на условности.

Так что прими меня таким, каков я есть.

А если не примешь — поверь, я буду только счастлив!

Откажись от меня, дорогая! Откажись, пошли к черту, разозлись, чтобы возненавидеть меня!

Молю тебя, облегчи мою печальную участь. Влюбись наконец в своего Володечку или хотя бы не отторгай его, прими. Отдайся страсти, заморочь себе голову.

«Забудься» — какое чудесное слово! Дай себе волю, наплюй на условности. Освободи себя от оков и наконец заживи. Вздохни полной грудью и заживи.

В конце концов, выйди замуж! Создай семью, роди ребенка. Володечка любит тебя, а все остальное труха.

Любит, я знаю, просто не все способны принять решение. Зато он честный, порядочный, и у него доброе сердце.

А что до любви, моя дорогая, так я тебе говорил — от нее, от этой заразы, одни неприятности. Ты понимаешь, что это шутка, но в каждой шутке…

Твоя семейная жизнь с ним будет спокойной и сытой, ты мне поверь, уж в людях-то я разбираюсь.

Со мной не скучно, а с ним интересно. Но скука с Володей куда лучше, чем нескука с таким, как я! С Володей ты будешь самой счастливой!

Вы подходите друг другу, вы из одного пластилина, и я уверен, что ты ни разу не пожалеешь об этом шаге.

Вы оба мечтаете о тихой гавани, уютной пристани, спокойном причале. И правильно, в семейной жизни не нужны бури, тайфуны и потрясения. Семья — это мир и спокойствие, вечернее чаепитие и теплая пижама, куриный суп и сплетни про родственников.

А что бы тебе дал такой человек, как я? Вечное беспокойство, бессонные ночи, дурацкие истории, в которые я любитель попадать, непонятные (тебе!) друзья, постоянные загулы и буйные пьянки, карты, бабы — прости, без них никуда…

Это было бы твоей роковой ошибкой, твоим несчастьем, твоей бедой, вечной головной болью, бесконечным разочарованием, тревогой и заботой.

Такому, как я, нужна сильная женщина, яркая, эффектная и колоритная, ушлая, ловкая и оборотистая бабенка.

Словом, прошедшая и огонь, и воду, и Крым, и Рым. Вечно скандалящая и конфликтная сумасбродка, которую я бы немного боялся.

А что можешь ты, моя детка? Печально смотреть, тихо вздыхать и вытирать украдкой слезы?

Ты жертвенница, готовая бросить на алтарь собственную жизнь. Тебе надо опекать, оберегать, охранять, лечить и убаюкивать. Но стоит ли таких жертв такой, как я?

Нет, моя милая. Губить твою прекрасную душу нельзя, невозможно. Иначе — дорога в ад.

А лишний грех мне ни к чему, хватает и так.

И еще, Эмми! Не надо биться в закрытую дверь. Ни к чему. Безусловно, каждый случай индивидуален. И все-таки. Потратишься так, что сил ни на что не останется. На саму жизнь не останется! Помни, что есть и другие двери, незапертые. Попробуй открыть их. Бывает, что за незапертой, открытой и доступной есть именно то, что ты ищешь и что тебе необходимо!

Все, Эмми. Устал. Завтра я улетаю на море. Правда не в горячо и настоятельно рекомендуемый Крым, а в веселые Гагры. Да, в Гагры! Там мне хорошо. А море есть море. А что до пользительного и сухого крымского климата, так я же не за здоровьем еду — оно уже кончилось, а за удовольствием.

Ну все, дорогая, еще напишу.

Прости за сумбурность, храбрюсь, а в башке сплошная каша.

Привет воздыхателю! И пусть наконец чуть-чуть осмелеет!

Не целую и не обнимаю тебя.

Извини.

Катя вздрогнула от телефонного звонка.

Верун. Надо ответить, иначе беда. Верка не успокоится, пока не дозвонится.

— Я сплю, Вер, — притворно зевая, ответила Катя. — Ага, прилегла. Какие вещи? Конечно, разобрала. Да никуда не поставила и ничего не расставила! Не успела. Да все нормально, конечно, пристрою! Ой, Вер, давай завтра, а? Нет, не звонил. Все, Вер, отстань.