Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов

ощущение полёта, которое не получишь ни на одном другом самолёте, тем более на каких-нибудь реактивных, которые летают выше облаков. Летал в свое время. Тоже отсюда, но уже с другого аэродрома, более современного. И в пределах России (это по работе на благо капиталистов!), и так, в отпуск с женой.

Так вот, на современных самолетах ты увидишь разве что облака. Или — если при полете в Крым, воду красного цвета.

Здесь всё тебе видно.

Всё интересно, всё необычно. Всё заставляет смотреть со вниманием. Правда, мотыляло его, как помнилось, до такой степени, что я тоже начал подумывать о сдаче желудочного сока. Но, слава Богу, обошлось.

Почему-то дверь в кабину всегда оказывалась открытой. Может быть в случае аварии пилот рассчитывал первым смыться из самолёта? Не знаю. А если серьёзно, то где-то я читал, что этот биплан — один из самых безопасных, и способен планировать и приземлиться при полном отказе мотора.

Хотя, к чему мне лишние воспоминания? Если все в этой жизни у меня повторится, так я опять полечу в Вытегру и опять сумею «насладиться» впечатлениями. А может — отыщется другой желающий, еще не летавший на самолете? Если что — с удовольствием уступлю ему право на командировку.

А сейчас — не пора ли искать дорогу обратно, к парому?

В общем, квест у меня случился из разряда «пойди туда, не зная куда», «найди то, не зная что». Соответственно, условиям задачи и результат, в общем-то, был понятный и ожидаемый. Напрашивается одно нехорошее слово, но не стану его использовать. Все правильно поняли.

В определённый момент я почувствовал даже какое-то облегчение. Все-таки, в каком-то смысле моя совесть чиста. Я предпринял необходимые попытки, сделал необходимые шаги. И то, что не получил нужного результата, значит, его и не должно быть.

Я решил думать так: ежели результата нет, так значит, его просто не существовало в природе. Не существовало в природе ни трещины, ни портала временного, ни обозначений этого места. Стало быть, придется принимать мне новую-старую жизнь как данность. А может, попробовать что-то в ней поменять? Чревато, конечно, «давить бабочек», но кто знает, может мне это и нужно сделать?

Глава восьмая

Жаль нет ружья…

На «больничном» хорошо сидеть здоровым людям. Сиди себе, книжки читай, телевизор смотри. Но в моей жизни такого ни разу не бывало. Напротив — иной раз приходилось выходить на службу с температурой. Сейчас бы сказали — так делать нельзя! Заразите других! А в мое время это вроде бы и нормально. На ногах стоять можешь? Значит, работать тоже можешь.

Сегодня вечером я пожалел, что не послушался доктора, который мне не рекомендовал физических нагрузок в течении полугода. Не спится, печень болит, хорошо еще, что крови нет. Но сам виноват. Нечего было козла матуринского изображать, и отыскивать «портал» в поле чудес, то есть — в будущее.

Значит, «портала» нет, и не будет, и мне предстоит снова прожить свою собственную жизнь. Идти потихонечку по служебной лестнице, получать звания, и уйти на пенсию в звании полковника. Карьера, в общем-то у меня неплохая, из младших лейтенантов полковниками становятся один на тысячу. А может, в здешней реальности я и генерал-майором смогу стать? Не стану повторять тех ошибок, что совершил в прошлой жизни, прогнусь, если потребуется. А может и прогибаться не придется, я и так получу большие звезды?

А может случиться совсем другое. Застряну в должности участкового инспектора, лет через пять получу приставку «старший», до майора к «дембелю» дослужусь. Это дяде Пете выше капитана не светит, а лет через пять, или десять, «потолки» для должностей поднимут. Майор, это конечно, поплоше, чем полковник, но тоже не самый плохой вариант. А может и так случится, что уволюсь я на хрен, пойду работать на стройку, или на мартен, или отправлюсь получать педагогическое образование, а потом остаток дней стану сеять разумное и светлое. И уволить меня могут за что-нибудь, и кирпич на голову упадет. Нет, на самом-то деле вариантов море.

Если не спишь, то снова и снова в голову лезут всякие мысли, а вместе с печенью, ноет и совесть. Хотя, совесть-то тут при чем? Но все равно, получается, я был не совсем откровенен с Митрофановым, который меня опрашивал на предмет ранения. Опрашивал, а еще и легонечко «колол». Да-да, именно что колол. Вы думаете, Джексон задал вопрос о том — красивая ли баба, из-за которой меня пырнули, по доброте душевной или из любознательности? Как же. Женька, мент прожженный и оперативник от бога. А оперативников, которые задают потерпевшему праздные вопросы, таких не бывает. Потерпевшие (слова «терпила» еще не появилось), они на то и существуют, чтобы скрывать от уголовного розыска правду. И, неважно, кто тут перед тобой, случайный ли человек, или твой приятель. А мы еще даже и приятелями не стали.

Но дело-то еще и в том, что кроме сомнений, мне рассказывать было не о чем. Да и ситуация, если честно, была такая, что я в палате не очень-то хорошо соображал — где я вообще нахожусь, откуда здесь взялся молодой Митрофанов, которому уже почти семьдесят? Так-то вот.

Что ж, теперь о сомнениях. В году этак э-э восемьдесят седьмом, а то и в восемьдесят восьмом, точно уже и не вспомню, но я уже майором был, подполковника ждал, разговаривал я со своим коллегой из СИЗО. Должность у него — заместитель начальника по оперативной работе, в просторечии именуется как «кум».

В показателях оперов СИЗО есть количество явок с повинной, полученных от сидельцев. Повинки жулики пишут самые нелепые, и их принимают. Нельзя пренебречь. А пишут и от скуки, и от желания создать о себе хорошее мнение, и ради желания отомстить ментам хоть по мелочи — задать им работы. А еще бывает, что из желания совершить побег, если пишут про себя и будет проверка показаний на месте.

Естественно, что мы, оперативники, работавшие на «земле», поддерживали контакты с оперчастью. Их задача выявлять латентные преступления, а наша — их раскрывать.

И вот, некий подследственный (фамилию я уже и не помню)пишет, что «Твердо решив встать на путь исправления, сообщаю об известном мне преступлении, совершённом моим знакомым по кличке „Босой“ примерно десять лет назад. Он упоминал в разговоре, что порезал какого-то милиционера из-за ружья, и ему за это ничего не было. Фамилию этого „Босого“ я не знаю, но мне известно, что он умер за пару лет до