Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов

Я обедал и вспоминал недавно увиденного Толика. В ОБХСС его сразу невзлюбили товарищи по оружию, записав в выскочки. А что Толя делал? — Вот так же приходил в столовку, заказывал второе, а после того как на кассе ему пробивали чек, доставал «корочки» — контрольная закупка! Всем стоять и бояться! После перевешивания котлетка оказывалась чуть легче, чем указывалось в калькуляции, а пюрешки чуть меньше, ибо в какой же точке общепита может быть иначе? Набиралось копеек на пять недовложения. Оставалось приложить несколько бумаг и вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела (мы же не звери какие, не в тюрьму человека, а только в товарищеский суд). И вот — для учёта полновесная «палка». И таких «палок» Толян мог нарубить за день с десяток, если не ленился. Понятно, что по количественным показателям он быстро вышел в лидеры. Начальству такая прыть нового работника нравилась в отличие от ближайших коллег.

В это время в моей голове кто-то сварливый загундел: Вот, за пять копеек так сразу в тюрьму, а как миллионами воровать, так ничего! Я не стал ввязываться в полемику с внутренним голосом, но почему-то вспомнилось, что у директора треста столовых и ресторанов города была огромная библиотека самых дефицитных книг, которых на прилавке книжных магазинов никогда не найти, и которых не читал ни он, ни его сын. Скажете, что не видите связи с ранее изложенным? Так я вам отвечу: вы счастливый человек!

До конца рабочего дня оставалась ещё пара часов, и я решил заглянуть в отделение. Слона надо есть по кусочкам, как утверждали сладкоголосые менеджеры XXI века, туманно намекая, что большую проблему надо решать пошагово. Не знаю, большой ли проблемой окажется мой выход на службу после амбулаторного лечения, но предварительно осмотреться не мешало.

Обшарпанные стены, два ряда сколоченных между собой стульев, частично обезноженных, десяток дверей в кабинеты вдоль темноватого коридора и тесная дежурка с единственной камерой — вот и вся матчасть отделения милиции для успешной борьбы с преступностью. И, конечно, запах. Этот ни с чем не сравнимый запах казёнщины, микс из ароматов табака, флюидов из камеры, затхлости, к которому со временем привыкаешь и перестаёшь замечать, и который после большого перерыва снова бьёт по твоему обонянию насмерть.

Мой приход не вызвал никакого фурора. Не у кого было вызывать. Только дежурный Воронин (почти однофамилец), изображавший голову профессора Доуэля за высокой стойкой, приветственно махнул мне рукой.

— Привет! Что, уже залатали?

— Залатали, но пока ещё на больничном.

— А с чем пожаловал? Не заявление ли писать?

Надо сказать, что любой дежурный как огня боится новых заявлений (специфика должности), поэтому я не стал огорчать хорошего человека, сказав, что заглянул по пути просто так. Воронин сразу потерял ко мне интерес и успокоенно откинулся на своем стуле, отчего и вовсе перестал быть виден из-за стойки.

Я решил заглянуть в кабинет участковых. В мою задачу входило провести предварительную рекогносцировку, проще говоря осмотреться и вспомнить разные мелочи, чтобы при выходе с больничного не выглядеть дураком. Вот где, например, лежат чистые бланки? А где ячейка на мой участок? Где мои подучётники, в смысле, дела на них?

Дверь оказалась запертой — вообще замечательно! Так, а где ключ? Логика подсказывала — у дежурного, о чём я его и спросил.

— Долго под наркозом был? — не в строчку отреагировал Воронин, и видя мою удивлённую физиономию, добавил. — Память отшибло?

Прозвучало это как-то не дружески, и я уже собрался рассердиться, но проследив за его взглядом, всё понял. За моей спиной на стене висела фанерка с наколоченными гвоздями, явно для ключей. Фанерка была любовно покрашена в тёмно-синий цвет в тон стенам. Видимо, в этом году старшине горотдела удалось где-то добыть только такую краску. Забрав единственный ключ, я отправился на разведку, решив не реагировать на грубость дежурного.

Вот так на мелочах можно и засыпаться. Но я-то не шпион в стане врага, мне моя забывчивость смертью не грозит. Но и прослыть странным, страдающим провалами памяти, сотрудником тоже не хотелось. Выпрут ещё со службы — и что, всё будущее под откос?

Я уже собрался уходить, когда дверь в кабинет открылась, и на пороге возникла дознаватель Лида Соколова.

— Здравствуй, Лёша! А мне Толя сказал, что ты пришёл. Как ты?

— Да ничего, помаленьку выздоравливаю.

— Расскажи скорей, как это всё, как ты? Больно было? Ты его знаешь, да?

Вопросы сыпались градом, а мои скучные ответы Лида слушала, округлив глаза и обхватив ладошками свои круглые щёчки. Совсем тебе Мунк со своим «Криком». Потом она спохватилась.

— Ой! Я же что зашла-то? Ты у нас должник в этом месяце.

Я начал соображать, на что можно собирать деньги в это время. Праздники, дни рождения, похороны, не дай бог, что там ещё?

Лида нетерпеливо притопывала каблучком, дескать, давай, думай скорее.

Я решил начать с невинного вопроса:

— Сколько?

Лида недоверчиво посмотрела на меня, не прикалываюсь ли, и неуверенно произнесла:

— Так рубль двадцать. Ты, Лёша, смеёшься? Или из-за больницы так…

Она не договорила. И что вы все привязались ко мне со своей больницей? Я вообще не отсюда! Я фантастический монстр из вашего будущего! Мне очень хотелось сказать именно так, но Лиды было жаль. И ещё себя немножко. А Лида добавила:

— Так ты же кандидат! Вот, и в ведомости записано.

Упоминание ведомости немного прочистило мозги. Ведомость — это вам не хухры-мухры. Ведомость — она и в Африке ведомость. И на похороны не по ведомости собирают. И ещё слово «кандидат». Вот теперь всё встало на место. Как же! Это же наша руководящая и направляющая! Это же ум, честь и совесть нашей эпохи! И именно быть в передовых рядах строителей коммунизма я стремлюсь, и из-за этого мне сейчас надо расстаться с моими деньгами. Рубль-двадцать мне было жалко. Хотелось прямо сейчас сказать Лиде о том, что именно мы все вместе построим. Но не время, не время…

Вечером у себя дома я переживал накопившиеся впечатления от города образца 1976 года. Скромный уличный трафик, из легковушек — «Запорыги», «Москвичи», реже — «Волги». Воняющие сизым перегаром неуклюжие КрАЗы с фотографиями Сталина на лобовухах. Номера на них с буквами ВОА. Девчонки стайками, все в мини-юбках, миленькие такие. Цыгане на лошади с телегой, гружёной бачками с пищевыми отходами из больницы или столовой. Работающие кинотеатры с очередями желающих попасть на фильм, а не торговые точки по продаже секондхенда. Зелёные пивные палатки, облепленные