Летом перед грозой - Дмитрий Валерьянович Лекух

сударыня, благородному дону, у вас вот этого благородного напитка всего лишь одна бутылочка?

Милостивая сударыня трогательно и невинно краснеет.

Боюсь, останься сегодня Глеб в поселке, – не спать бы ему одному.

Но ведь не останется…

– Три, – продолжает кокетливо краснеть барышня за прилавком. – Уже полгода пылятся, хозяин завез зачем-то. А никто не берет.

– Вот-вот-вот, – кивает мсье Ларин. – Я отчего-то так и думал. А присоедините-ка их все к ранее приобретенной водочке, милостивая госпожа. А я вам ручку поцелую…

– Все три?! – из обычного кандидата на томные вздохи Глебушка в глазах совсем немного перезрелой мамзель мгновенно превращается во что-то неизмеримо большее. – Это ж такие деньжищи!!!

Девушка буквально перегибается в нашу сторону через прилавок, и у нее немедленно и непроизвольно… вываливается… кгхм…

Короче…

Короче, – вполне себе впечатляющее декольте.

…А что вы хотите – Север.

Кровь, простите, с молоком…

Я бы в такой ответственный момент мог бы про что-то забыть: или про ром, или про декольте.

Или даже про рыбалку.

Но я же – не Глебушка.

Его-то хладно- и холоднокровию позавидовал бы, пожалуй, и какой одинокий удав.

А он, разумеется, – не я…

…Щелкнул ее необидно по носу, отчего она еще больше зарделась.

Кивнул.

– Все три, – улыбается. – А ты мне лучше скажи, солнышко, как тебя звать и в какую ты смену через неделю работаешь? А то мы сейчас в лес уходим, на речку, а вот через неделю на день-другой обязательно в Умбе зависаем, в гостинице, уже и не первый год. Так, если бы смена правильная, я бы и заглянул.

Она фыркает, отходит возиться с бутылками, потом возвращается, сует Ларину какую-то бумажку.

– Уля меня зовут, – сдувает челку с правого глаза. – Можно Ульяна, но это необязательно. А тут телефон. Нечего меня на работе отвлекать, приедешь – звони…

…Я, короче, поверженный и сраженный, стыдливо убрел выбирать печенье к чаю и прочие сладости.

Вот почему, думаю, сука, такая несправедливость?!

Вот Глебушка ведь, – сухой лысый очкарик (нет, ну да, я знаю, что это не совсем так, но все равно обидно).

А, еще со студенческих лет: где есть девчонки – так все, сука, – его.

Можно даже не возникать.

Обидно, да…

…Забрали коробки с закупками, всеми, кроме спиртного, которое противозаконно ушло через черный ход.

Вышли на улицу.

– А ведь позвонишь, – утверждаю.

– Позвоню, – кивает. – Хочешь, организую, чтобы подругу позвала?

Я молчу.

Думаю.

– Посмотрим, – хмыкаю.

Хотя оба знаем – даже смотреть не будем.

Я, правда, – люблю свою собственную жену.

И – нет, я не святой и не ханжа, – но меня такая легкость необыкновенная, в принципе, несколько напрягает.

Старею, наверное.

Да…

…На улице солнечно и прохладно, по блеклому северному небу быстро бегут белые, немного в розовое, облака.

Утро.

Ветерок.

Хорошо…

…Я поеживаюсь.

– Глеба, – говорю негромко. – С этой красотулей, Алёной, надеюсь, без глупостей?!

Он на секунду задумывается.

– Думаешь, это важно?! – интересуется.

Я молча киваю, мне некогда, я сигарету раскуриваю.

Он тоже молчит.

Некоторым образом даже и вопросительно, ага.

– Думаю, да, – выдыхаю дым с воздухом, наконец. – Что-то здесь нечисто. Девка замужем, и муж, даже по роже видно, что не простой. А барышня – в конкретном поиске. Застрелите меня, но это, сука, не к добру.

Ларин тоскливо вздыхает.

– Вот умеешь, – мотает башкой, – ты, Валер, настроение испортить. И зачем?! Я-то еще ладно, услышал. И даже где-то признаю свою неправоту и твою правоту. А вот Славяна ты сейчас уже все равно хрен остановишь. Он ее возьмет. Кем бы она ни была. Потому что это Славян, и я его знаю. И ты, кстати, тоже знаешь. Ага…

Я тем временем делаю глубокую, от души, затяжку.

– Согласен, – киваю, – в принципе. Но сейчас мы обсуждаем проблемы не Славяна. Сейчас мы обсуждаем проблемы тебя.

Он досадливо щурится.

– Я же тебе сказал, – делает, наконец, круглые глаза, – что я тебя услышал. Насчет меня можешь не париться.

Потом хмыкает.

– А вот когда вернемся в село, – щурится предельно мстительно, – я ведь Уле реально позвоню. И реально скажу, чтобы она подругу с собой брала. С большими, по возможности, сиськами. И это будет моя тебе маленькая месть. Андастенд?!

– Андастенд, – мотаю головой. – Хотя и несильно понимаю, с какого хера я за то, что уберегаю тебя от неприятностей, еще и должен платить. Парадокс какой-то. Из хреновой неэвклидовой геометрии, нам такого в школе не преподавали…

Он смеется.

– Все-то ты понимаешь, – подмигивает, – Валерьяныч. Пошли, что ли, в машину грузиться?

Я в ответ только тяжело вздыхаю:

– Пошли…

…Водку и прочие «печенюшки», надо отдать должное, закинули внутрь мгновенно.

И сразу же стартовали перегружаться в ГАЗ «шестьдесят шестой», чтобы как можно скорее отправиться туда, на наш любимый седой Индель. Ну, ведь вот ради только этого и морозили задницу почти две тысячи верст…

…На лесных дорогах, конечно, «шишигу» бросало воистину немилосердно, мне даже вспомнилось, что я с похмелья.

Оставалось только вдыхать целебный прохладный воздух, время от времени прикладываться к вискарю и курить одну за одной мгновенно становящиеся горькими сигареты. Как себя чувствовал народ сзади, в кунге, хоть там все и было прекрасно оборудовано и даже стояли шикарные кожаные кресла – я вот даже и не представляю.

Наверное, – фигово себя чувствовал.

Потому как примерно минут через сорок пути по лесным ухабам народ сзади запросил профилактической остановки.

Саня остановил.

Вылезли.

Кто-то, как я, закурил.

Кто-то кинулся собирать растущую повсюду огромную северную чернику.

– Грибы, – спрашиваю, – не полезли еще?

Санечка задумывается.

– Да нет, – говорит, – наверное, рано еще. Хотя лето в этом году жаркое, надо бы посмотреть сразу, как задождит.

Я киваю.

– Было бы хорошо. Пожарить, с картошкой и луком, по-деревенски. Я бы даже и водки выпил, пожалуй, под это дело. Повар-то у тебя тот же?

Оба смеемся.

Очень уж своеобразная тетушка готовила у него в лагере в том году.

И хоть готовила реально неплохо, странности с головой имела такие, что непонятно, как и вспоминать: то ли со смехом, то ли с содроганием.

– Не, – кривится, – нормальный на этот раз человек. Дядька, в возрасте и основательный. Выпивает, правда. Но в меру: норму знает, к гостям не пристает. Он вообще не очень общительный. Хотя, – так, перекинуться словом-другим – может вполне. И готовит, самое главное, хорошо. И если даже и выпьет к вечеру иной раз довольно добре, то все одно и ужин у него вовремя, и вкусно, и добавки даст, и рыбу с грибами, если надо, приготовит. Впрочем, сам увидишь. Дядя Вова зовут…

– Дядя Вова, – протягиваю, – это хорошо. А с