Газета Завтра 212 (51 1997) - Газета Завтра

И на стогнах посконную рвать,

Подгадав бенефис в аккурат,

Когда зритель

расплещется морем…

Отыграться без риска на детях -

Тем представить

безжалостный счет,

Кто не мыслит

не только ответить,

Но и кривду любовью сочтет…

1994

СЧАСТЛИВЦУ

Как большинство людей,

я родился в капусте

(Хотя - какая там капуста

в декабре?):

Мать вышла в огород

по утренней заре,

А я - пожалуйте! -

кочан лягаю с хрустом.

Тебя нашли под бронзовою люстрой,

На том столе, что годен для царей,

Курьеры стыли у глухих дверей,

А ты на кипы дел

уже мочился с чувством.

То правду говорят,

что важен первый шаг…

Я к финишу плетусь

по кочкам чуть дыша,

Беззубым ртом

жуя сухую кочерыжку.

Подобно рысаку породистому, ты

Срываешь новый куш,

с трудом гася отрыжку.

Ты - Нику лицезреешь,

я - сытые хвосты.

1995

ЭПИТАФИЯ

Вошла животрепещущая дама,

Уселась в кресло,

как в родной обители.

И стала эта жизнь -

такая драма,

Какой вы и у Эфроса не видели.

Я пробовал молить о снисхождении,

Пытался удивить ее пощечиной, -

Она сводила дело к вожделению,

Мне представляя

прелести бесчестные.

Я запивал в отчаянии горькую,

Играл, как мог,

законченного бабника, -

Она несла свой крест

с обидой гордою

Да пичкала меня

запретным яблоком.

Теперь-то, наконец,

лежу бестрепетно:

Березка светит,

пташечка лепечет.

Спокойно сердце,

сны и нервы крепкие…

Она же все еще животрепещет.

1990

* * *

И некому звонить.

И некого позвать.

Ни женщины, ни друга не осталось.

Лишь маяться по дням.

Лишь ночью остывать.

Усталость.

Лишь одна она - усталость.

Любимая! Была ли ты когда?..

Я встану рано, а за мной цепочка -

Греховные, обидные года,

И не пора ли уж поставить точку?

Любимый друг!

Единственный в душе,

Ты не предашь.

Но и тебе не в радость,

Что я теперь отверженный уже,

Что я ловлю остуду

в каждом взгляде.

Мне не на кого нынче уповать.

И вместо страсти -

лишь одна усталость.

Кому - звонить?

Кого на помощь звать?

Ни женщины,

ни друга не осталось.

1997

* * *

В нас что ни год -

приметнее чернец,

Ленивей ум и неприступней чувство,

В нас что ни день -

изящее искусство:

Собрать все беды и сплести венец

Святого страстотерпца.

Мы клянем

Незрелый разум юности беспутной,

Качаясь на волнах

в лодчонке утлой,

Ее стремим в бурливый водоем,

С которого и вышли в этот путь…

О, как бы мы прошли его умело!

Теперь мы крепко знаем это дело -

Где на стремнину,

где в затон свернуть…

Так мы страстями чахлыми горим,

А станется -

Господь услышит малых, -

Мы все грехи опять

на плечи взвалим,

Ошибки все прилежно повторим.

1996

* * *

Природа не приемлет пробужденья

В преддверии сомнительной весны:

Уже февраль бросает на весы

Последние надежды возрожденья,

А мы лелеем мертвенные сны.

Природа знает тяжкую работу,

Что ждет ее

средь разоренных нив, -

Теперь ей жить дыханием одним:

Продлить страданья

до скончанья года,

Чтоб заключить устало:

Бог и с ним…

А мы лишь крепче замыкаем вежды

Пред грустною обязанностью жить,

Нас первый луч,

как татя нож, страшит,

Мы первый шаг свой

сделаем не прежде,

Чем детский смех

за стенкой прозвучит…

1996

Василий Белов ЕЩЕ ОДИН ДЕФИЦИТ

Недавно благодаря стараниям японских друзей провел я десять прекрасных дней в Японии. По возвращении мои японские знакомые настойчиво спрашивали о впечатлениях. Сразу скажу, что впечатления ошеломляющи. Быть может, я напишу когда-нибудь путевой очерк об этой поездке. Не мешает сказать, что это была уже вторая моя поездка в страну, являющуюся ближайшим соседом России. Путешествие окончательно укрепило меня в некоторых мыслях, в коих до этого я все еще сомневался…

МОЯ ПЕРВАЯ поездка в Японию, связанная с Байкальским движением по спасению пресной воды, оказалась слишком краткой. (Она была прервана нашим посольством, приказавшим депутату Белову В. И. срочно явиться в Москву. Позднее выяснилось, что Горбачеву вздумалось прихватить меня в Хельсинки для сопровождения Раисы Максимовны в ее вояжировании по культурным учреждениям. Почему жребий пал на меня, неясно и до сих пор. Только ведь против начальства, да еще на таком уровне, как говорится, не попрешь…). Мне пришлось лететь в Москву, а на следующий день в Хельсинки…

Однако мыслей, в коих я долго сомневался, отнюдь не касаются моих, более чем скромных экскурсоводческих возможностей. Не при чем тут и культурные запросы первых дам государства. Они, эти мысли, вызваны совсем иными обстоятельствами. Поэтому впечатлениями от поездки в Японию хочется поделиться не только с японским, но и с русским (чуть не хотел сказать советским) читателем, что и заставило меня взяться за авторучку. Допускаю, что мои впечатления и мысли, ими рожденные, отнюдь не новы. Вполне возможно, что я изобретаю велосипед… Стремясь к информационной краткости, говорю лишь о некоторых раздумьях, посетивших меня после поездки в Японию. Вот главные из этих, порою горьких раздумий:

1. Технический прогресс, коим обуяно человечество, рано или поздно погубит нашу планету…

(Мысль, разумеется, спорная, философско-пессимистическиая, и я на ней отнюдь не настаиваю до наступления Апокалипсиса. Ну а после Апокалипсиса кто и кому ее будет доказывать? Не знаю… Вполне возможно, что тот же технический прогресс станет когда-нибудь союзником религии, и Творец сможет его как-нибудь обуздать и сделать его спасителем человечества. Кто знает?)

2. Между тем, этот самый “технический прогресс” отнюдь не торопится становится союзником религии. Он противоречит ей и там, и тут. А может, сама религия не хочет иметь такого союзника? Во всяком случае, они идут по разным маршрутам…

3. Экономика любой страны, любого народа, вопреки интернационализму и марксизму, всегда и прежде всего национальна. (Не путать экономику с финансовыми спекуляциями.) Она зависит от религиозных и народных, а не банковских традиций. Способы трудиться и даже преодолевать природные катастрофы разные у разных народов. Немцы, к примеру, трудятся и богатеют так, а японцы совсем иначе. Русский общинный способ труда намного ближе и предпочтительней русским, чем нынешним американцам. И т. д.

Таких мыслей и впечатлений после поездки в Японию набирается много. Не буду о всех говорить в этой статье. Но особенно навязчивой и даже болезненной оказалась для меня одна мысль, пришедшая после поездки на остров Хоккайдо, то есть после знакомства с японцами, занимающимися сельским хозяйством.

Я говорю об информационном дефиците. Об этом мне и хочется поговорить в этой статье.

В предыдущий, то есть в первый приезд в Японию, никаких размышлений об информационном голоде вообще почему-то не возникало. Почему же и во время краткого пребывания в Токио, и во время поездки на Хоккайдо мысль об информационной блокаде меня постоянно преследовала? И кто бы осмелился ее опровергнуть? Может, это даже и не мысль, а стойкое ощущение, граничащее для меня с открытием…

Да, речь идет о дефиците обычной информации. Мне думалось раньше, что сначала коммунистическая, затем демократическая цензура, шумные разглагольствования о так называемой “свободе слова” характерны больше для России, чем для Запада и прочих “цивилизованных” стран. Так велика и прилипчива ложь о мнимой “нецивилизованности” моей Родины… Оказалось, что о свободе слова в Европе и в США (оставим пока в стороне Японию) говорить рановато. А о “свободе слова” в нынешней “демократической” России говорить вообще не приходится - она оптом закуплена банками. Какая разница, кстати, между “коммунистической” цензурой и цензурой банковской, то есть “демократической”? Вопрос весьма интересный. “Не простой”, как выражались горбачевские перестройщики. Ельцинские же банкиры с криминальными банкирами вкупе ничего не хотят говорить об этом. Они вообще молчат об этой разнице. СМИ, за немногими исключениями, как огня боятся такого вопроса. Московское телевидение особенно. А мне представляется, что эта разница невелика…

Берусь утверждать, что информационная блокада существует, что она организована не только отечественными СМИ, но и зарубежными, в частности, европейскими и американскими. Да, благодаря этой блокаде русские почти ничего не ведают о Японии. Лишь небольшая горстка людей знает о ней чуть больше той нормы, которая отпускается в газетах и телевидении. Меня просто поразило это прискорбное обстоятельство.

Как же случилось, что при нынешних средствах связи (вплоть до спутников), при небывалом количестве газет и журналов, при глобальных возможностях мирового телевидения, во времена мощнейшей индустрии туризма мы, русские, так мало знаем о японском народе, о японском государстве, о такой географически близкой стране? Ведь нельзя же довольствоваться одними книгами Овчинникова и Цветова, как бы ни были они хороши в этнографическом плане! (Кстати, книгами, политически устаревшими.) Газеты же сообщают нам лишь о японских землетрясениях и экологических катастрофах. Телевидение удостаивает своим вниманием одних сектантов вроде группы Сенрике да вещает об авариях с танкерами.