Чили (СИ) - Владимирова Анна

— Элль, доброе утро, — вошел в кухню заспанный Фейс.

— Доброе, кофе будешь?

— Это самое лучшее предложение от женщины, которое я когда-либо получал, — он со стоном опустился на барный стул, где вчера сидел Киран, и хмуро воззрился в окно.

А мне вдруг стало тоскливо. Давно забытое чувство, но знакомое до боли.

— А Киран… где? — отвернулась я к печке, от волнения вцепившись в пачку с молотым кофе. Она хрустела под пальцами и шелестела фольгой, успокаивая.

— Дела у него, — тон темнокожего теперь соревновался в мрачности с небом за окном.

Обернувшись, я обнаружила, что он смотрит на город, но взгляд его расфокусирован, желваки жестко обозначились на челюстях, а меж бровей прорезалась глубокая морщинка. Я заморгала, тяжело сглатывая — чувства вразнобой хлестали внутри, сменяясь одно другим: беспокойство за Кирана, обида и какой-то еле наметившийся надлом. Казалось, что спокойно воспринимать все, через что меня тащило, становилось все сложнее.

35

— Тебе тоже не нравится все это, да? — решилась я.

Он перевел на меня взгляд:

— Конечно, не нравится, Элль. — Не одна я была на грани. — Но я не терял отца и вообще все в один день, — решительно возразил, — мне сложно судить. Киран… — Фейс сложил руки на груди, раздумывая. — Он не простит, понимаешь?

— Но ты все равно его осуждаешь, — я сняла едва не убежавший кофе и разлила его по чашкам.

— Я переживаю — это другое, — вопреки ожиданиям, Фейс не разозлился на мою настойчивость. — Еще недавно мне казалось, что месть — все, что у него осталось.

Подняв глаза, я обнаружила на себе его внимательный взгляд. Хотелось, чтобы он продолжил, я даже вопросительно изогнула брови, но Фейс опустил глаза и сделал вид, что все, о чем думает — это кофе.

— Фейс, когда все это закончится? — выдохнула опустошенно и поднесла чашку к губам.

— Главное — не когда, а чем, Элль, — с нажимом произнес он. Я видела — Фейс переживал искренне, и уже давно. Он — настоящий друг, но Киран другого и не заслуживал. А Фейс неожиданно продолжил: — Знаешь, — усмехнулся, — меня однажды чуть не убили в школе. Я… был ходячей проблемой с программой на самоуничтожение, на мне живого места, наверное, не осталось. Каждый бой как последний, я рвался из кожи, чтобы кому-то что-то доказать. Но Киран меня тогда спас, — он улыбнулся. — И вообще привел в чувства. Меня бы уже не было, если бы не он.

Мы посидели какое-то время в тишине, Фейс снова нарушил тишину:

— Киран тебе оставил пакет, — кивнул за мою спину.

Я обернулась. И против воли улыбнулась.

Он не знал меня вовсе. Поставил пакет возле раковины в надежде, что я начну мыть посуду и увижу? Действительно, мне — было подписано и запечатано. Сухо: «Элль». Я вскрыла и обнаружила там тот самый препарат, которым ликвидируют последствия романтических вечеров… С одной стороны — это же я сама решила, а с другой — перебор. Какое его дело? Может, еще и проверит, выпила или нет? Я со злостью смяла пакет и направилась в спальню.

— Элль? — вскинулся Фейс. — Что еще стряслось?

— Ничего, все отлично! — улыбнулась натянуто, оборачиваясь. — Ты обедать будешь?

— Думал, пиццу заказать… — он все еще настороженно провожал меня взглядом.

Отлично. Все отлично. Прочитала инструкцию и вернулась на кухню с зажатой в руке таблеткой. Выпила и принялась хмуро мыть посуду, но через несколько минут почувствовала приступ тошноты. Что это могло бы быть, черт его знает! Только меня тут же вывернуло, еле успела добежать до туалета.

— Элль? — постучал в дверь Фейс. — Элль, что с тобой?

— Не знаю, — просипела еле слышно, — может, побочный эффект от таблетки.

Мужчина встретил меня у двери пристальным взглядом:

— Может, врача вызвать?

— Та ну, — махнула рукой, — уже все в норме.

Как и все в жизни.

Я скрылась спальне и завалилась в кровать, завернувшись в одеяло. Живот ещё крутило, но уже не так сильно.

36

* * *

— Уже оплачено, — продавец пушки не смотрел в глаза, и это было непривычно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ну и ко всем чертям! Он вернул ствол в чемодан и защёлкнул замок. Айзек знал его вкус и подобрал похожий «Ругер», что у него был. В отличие от своего сына, его не мучали опасения и муки совести. Они с ним давно все спланировали, и отступать не собирались.

Утренний дождь действовал на нервы, подогревая лишь одно желание — бежать домой к Элль, снова успокоиться и отогреться. Он уже жалел, что оставил ее. Ведь мог отправить к Айзеку с глаз долой. Знал же, что Чили в пыль сотрет его спокойствие и хладнокровие. Но нет, ему захотелось испробовать терпение на прочность! И теперь мысль о том, что он рискует гораздо большим… Нет, даже не мысль, а уверенность, что появилась какая-то альтернатива его реальности, не такая, как хотелось, но с одной важной деталью, которая у него точно будет — Элль, не давала покоя. И принять эту реальность, значит проиграть всем, кто снял его со счётов три года назад.

Холодная вода плеснула за шиворот куртки, и он выругался. Все вроде и шло по плану, но неудовлетворенность изматывала. Открыв дверцу арендованного автомобиля, он осторожно уложил чемоданчик с оружием на пассажирское сиденье и сел за руль. Обхватил пальцами кожаную оплётку, и та жалобно скрипнула.

Ещё вчера держал Элль в руках и готов был забыть обо всем, но утро швырнуло в стылую реальность — нужно было выбираться из ее уютной кровати и наказывать тех, кого он приговорил к смерти. Назад пути не было. Легко не будет.

И снова последовала череда просчитанных действий: безопасный подход темными переулками, лишенными видеонаблюдения, маскарад со шмотками, липовый пропуск и темная парковка. Там, где камера всего одна. Вот теперь все сомнения отступили — человек, которого он сегодня решил навестить, проходил собеседование у него лично четыре года назад в «Текрокоме». Его личная ошибка.

37

Оливер Граунд был отличным «внедренцем». Потом было много времени анализировать свои ошибки, и он разобрал «игру» Граунда до мельчайших деталей. Оказалось, было, чему поучиться. Граунд не задавал лишних вопросов и не втирался в доверие, был тонким психологом и человеком без слабостей. Ни семьи, ни имущества. Даже долбанного хомяка на его глазах не придушить — не питал даже малейших привязанностей. Но слабое место нашлось и у него. Он словно комнатный тушканчик существовал только в подготовленной среде. А вот в дикой природе выживет вряд ли.

Граунд только недавно вернулся в департамент, видимо, с очередного задания. Мужчина вышел на парковку, как и говорил Айзек, поздно вечером. Если у тебя нет никого, то и спешить не к кому. Рассматривать его пока не было смысла — будет ещё время взглянуть «федералу» в глаза.

«Цель» проследовала в машину, хлопнула дверца, как сигнал к действию. И он шагнул из-за колонны. Два шага, дернул пассажирскую ручку, и в следующую секунду уже смотрел в недоуменно вытаращенные на него глаза. Понимал Граунд быстро — это было ключевым условием успеха на любом задании, но все равно недостаточно. А чтобы закрепить «статус кво», пришлось зарядить ему в кадык, чтобы не тянулся руками к кобуре.

— Привет, Оливер.

Теперь, когда тварь была рядом, сомнения развеялись.

— Киран… — выдавил тот, морщась и хрипя.

— А что с субординацией у тебя случилось?

— Да какая субординация, — усмехнулся. — Убивать пришёл?

— Поговорить.

Глаза Оливера зажглись огоньком надежды. Умный, а в такой ситуации цепляется за такую призрачную возможность. Ему ведь ещё и сорока нет, а волос почти не осталось — нервничал, видимо, изображать из себя «своего парня» больше года? Одевался, не в пример себе прежнему, в дорогой костюм с соответствующими статусу деталями: запредельной стоимости часы и перстень — работа его, очевидно, стоила нехило.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что так удивился? Не ждал?