Германская военная разведка. Шпионаж, диверсии, контрразведка. 1935-1944 - Пауль Леверкюн

Перед аншлюсом у германских и австрийских разведывательных служб существовал общий интерес в ведении разведки Чехословакии, причем в этой стране и венгры тоже были особо заинтересованы. Венгерская служба была потомком старой имперской австрийской службы, чьи традиции она поддерживала и чьему мастерству стремилась подражать. У Канариса возникло очень хорошее взаимопонимание с начальником бюро II венгерского Генерального штаба, и у него также была тесная дружба с молодым офицером Генерального штаба Чентпетери, чью фотографию он держал у себя на письменном столе в своем кабинете. Во время Первой мировой войны Канарис служил офицером на подводной лодке на Адриатике; поэтому было вполне естественно, что у него оказалось много общего с венгерским регентом адмиралом Хорти, доверием которого он пользовался. Вплоть до 1941 года, когда Венгрия стала «сухопутным» островом в середине Германского государства, результаты, достигнутые венгерской службой, имевшей глубокие и прочные корни на всех Балканах, были самым ценным дополнением к информации, собранной активной службой разведки абвера.

У абвера был постоянный офицер связи, находившийся в Будапеште, и обмен информацией между Венгрией и филиалом абвера в Вене под началом графа Мароньи был особенно устойчивым и полным. Это получалось не только благодаря тому, что Вена была ближе Берлина, но и также потому, что венгры прекрасно чувствовали себя – уверенно и как дома – в атмосфере Вены. Финальный акт этого сотрудничества состоялся во время отступления через Австрию, когда офицеров венгерского отдела II тайно и благополучно вывезли в Западную Германию и таким образом спасли от пленения советскими войсками.

Сотрудничество с японцами базировалось на соглашении, к которому Канарис пришел с Осимой, когда тот был еще военным атташе при японском посольстве в Берлине. Японская разведслужба отличалась высокой организованностью, как в военной, так и в политической сфере. Через регулярные промежутки времени ее представители, рассредоточенные от Лиссабона до Анкары, собирались в Берлине на совещание. Осима сам был руководителем этой организации военных атташе, а берлинская миссия была укомплектована большим числом офицеров. И все же, несмотря на теоретически великолепную организацию, острый раскол в системе очень заметно разделял армию и флот, что являлось отражением почти уникальной ситуации, которая была типична для отношений между армией и флотом в самой Японии.

На практике немцы в этом сотрудничестве были донорами, а японцы – реципиентами. Как трудолюбивые пчелы, они прилежно, с усердием собирали любой материал и особенный интерес проявляли к технической информации в таких областях, как микрофотография, беспроводные средства связи, специальные детонаторы и т. д. Но были ли они в состоянии разобраться с этим, отсортировать из массы собранного материала лишь важное и создать из него нечто цельное и логичное – это вызывает серьезные сомнения.

Поскольку Япония войны Советскому Союзу не объявила, она могла снабжать абвер разведданными из советских источников, представлявшими огромную ценность. Но в этом плане японцы были самыми бережливыми хозяевами; и только там, где абверу удавалось подкупить источники, которыми они располагали, и в той степени, в какой немцы были готовы согласиться с японской оценкой материала из этих источников, их нейтралитет имел какую-то пользу с точки зрения разведки.

С другой стороны, немцы не имели никакого контроля над объемом информации и материала, собранного японцами внутри сферы господства Германии и передаваемого немцам. Сегодня совершенно ясно, что перед началом военных действий против Франции голландские и бельгийские миссии в Германии работали в тесном сотрудничестве с японской миссией и что от последней они получили вначале возможную дату, а затем и точную дату начала западного наступления, хотя, похоже, они воспользовались ею в ничтожной степени или вообще не пользовались информацией, переданной им таким образом.

Отношения между абвером и дружественными меньшинствами во враждебных или потенциально враждебных странах – можно вспомнить украинцев, хорватов, индийских националистов – были сложными, но иногда плодотворными. Примером такой операции могут служить контакты между абвером, и особенно отделом «Абвер-II», и фламандским националистическим движением, которые создают очень деликатную и запутанную главу в истории службы абвера.

Фламандское националистическое движение включало в себя тех жителей Фландрии, которые противостояли валлонским устремлениям и желали устранить валлонское засилье. Фламандские националисты имели незначительное представительство в парламенте, но играли очень заметную роль в делах самой Фландрии. У них не было ничего общего с их соотечественниками, являвшимися членами большой Бельгийской католической партии, которая объединяла свои силы с антисоциалистическими валлонами, и считавшими себя прежде всего бельгийцами; фламандское националистическое движение было готово признать бельгийскую власть только при условии, если страна не будет препятствовать полному равенству между фламандцами и валлонами и уступит политическим и культурным требованиям первых. Для них Бельгийское государство было всего лишь дипломатически созданным образованием, которому их совесть не требовала никаких обязательств верности и повиновения; их преданность целиком принадлежала фламандской нации. Они не желали быть втянутыми в войну против Германии ради франко-валлонских интересов и со всей страстью души поддерживали политику нейтралитета, проповедуемую королем бельгийцев. Они придавали огромное значение добрым отношениям с Британией, и с чисто человеческой и социальной точки зрения их симпатии более склонялись к британцам, чем к немцам. У них огромное разочарование вызвало то, что Британия в конце концов перешла на сторону французской концепции.

Они ни при каких обстоятельствах не были готовы согласиться на то, чтобы их лишили фламандской национальности – будь то сделано немцами или кем-то еще. Поэтому они беспощадно сопротивлялись любым попыткам, предпринимавшимся СС для их германизации. В этом, однако, лидеры фламандского националистического движения, независимо от того, как резко они расходились во взглядах на другие вопросы, были полностью единодушны, и одного из этих лидеров бросили в германский концентрационный лагерь за непреклонность его позиции. СС, видимо, была не в состоянии осознать тот факт, что, хотя фламандцы были дружелюбно настроены по отношению к немцам, они будут сопротивляться до последнего вздоха любой попытке сделать из них немцев.