Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 1 - Александр Кваченюк-Борецкий

– Дора, чтоб тебя мухи съели! Где – мое виски, толстая задница?

С плоской бутылью из непрозрачного стекла хозяйка спроваживала Уилки к Гераклу. Когда, наконец, Фармер поднимался в комнату, где властвовал полумрак так, как окна занавешивали тяжелые и всегда немного влажные от духоты гобеленовые шторы, его добровольный пленник, истощенный беспробудным пьянством, издавал нечленораздельный, похожий на приветствие, возглас. Затем он судорожно откупоривал бутылку. Вначале, ловя ртом горлышко, он тщетно силился сделать первый глоток. А, сделав, долго откашливался. За первой следовала вторая, третья попытка. И каждая следующая оказывалась более успешной, чем предыдущая. Вскоре, не отрываясь от «мундштука» этой чудесной дудочки, с видимым наслаждением он поглощал обжигающую жидкость маленькими и частыми глотками. Оприходовав примерно половину бутылки, он удовлетворенно крякал и неторопливо и тщательно раскуривал потухшую трубку, которую помимо табака начинял изрядной долей наркотической травки… Выполнив поручение хозяйки, Уилки не уходил потому, что хозяин все равно попросил бы его о незначительном одолжении. Оно заключалось в том, чтобы единственный человек, который посетил Геракла за весь день, поговорил с ним. Точнее внял бредням весьма странного затворника. Фармера тошнило от едкого дыма и запаха перегара, но он терпеливо и с любопытством ждал, что скажет Геракл. Когда последний снова подносил горящую спичку к трубке, лицо его, выхваченное из полумрака, странно освещалось. И тогда от чернокожей мумии, которую Уилки наблюдал перед собой всего минуту назад, не оставалось и следа. Казалось, воздействие алкоголя и наркотиков, а, возможно, и то, что к Гераклу проявили внимание, мгновенно преображало его в довольно симпатичного пожилого гринго и к тому же, весьма занятного собеседника. А значимость того, о чем должна была пойти речь, делала его в глазах простодушного и доверчивого Уилки на редкость важной и таинственной персоной. В эти минуты, а порой и часы своего нескончаемого разглагольствования, сумасброд блаженствовал. Общение с юношей доставляло ему неизъяснимое удовольствие. И он не скрывал этого.

– Ты видишь эту пепельницу из чистого золота?! А – этот подсвечник?!

Геракл в который раз чиркал спичкой, чтобы зажечь оплавленную свечу.

– А – оружие?!

И пьяница с таинственным видом, словно боясь чего-то, заскорузлыми отростками своей пятерни осторожно постукивал о стену с ковриком из гобелена, подобного тому, что зашторивал окно, но несколько отличного по расцветке и рисунку. Великолепная шпага с клинком из дамасской стали, два старинных английских ружья и еще пара пистолетов с серебряными рукоятями висели прямо над кроватью Геракла. Он откровенно бахвалился, что его ложе – из красного дерева. Но при слабом свете свечи Уилки, увы, не изобличал всех достоинств того, чем хвастал словоохотливый собеседник. Ему, конечно же, весьма занятно было, откуда у хозяина – такое дорогое оружие и предметы обихода, а у Доры – столько золотых украшений? Ведь, не за скромный доход, что давала «Райская птичка», они были приобретены? Не впервой Геракл затевал разговор с Уилки о происхождении своих богатых трофеев. Но все – без толку. Возможно, он прощупывал молодого человека: заслуживал ли тот доверия? Или же затуманенный алкоголем и наркотой мозг Геракла быстро утрачивал нить повествования? Вероятно, и то, что хитрый негр искусно подогревал интерес Уилки. И, все же, сын бедного фермера ничуть не расстраивался из-за того, что до сих пор так и не узнал секрет Геракла. Уилки очень хорошо понимал, что в любом деле – важно терпение. Он не без основания полагал, что придет день и час, когда негр сам скажет ему то, что необходимо. Он нуждался в Фармере. А, иначе, для чего ему было трепаться об оружии, пепельнице и подсвечнике из чистого золота?

Как-то вечером, когда двери «Райской птички» уже закрывались, неожиданно появился клиент, который попросил налить ему кружку пива. Он пожаловался, что устал после дальней дороги, и его ужасно мучила жажда. Дора тотчас выполнила его просьбу. Но незнакомец, как назло, пил очень медленно. При этом беспрестанно крутил головой по сторонам, словно на шее у него гноился чирей. Вспомнив про грязную утварь и, к тому же, не желая стеснять незнакомца своим присутствием, поскольку для догляда за поздним клиентом достаточно было одной Доры, Уилки удалился в кухню. Он домывал уже последнюю тарелку, когда сверху, видимо, из хозяйской комнаты донеслись ужасные проклятия в чей-то адрес. Послышался грохот падавших предметов. Шум торопливых шагов на лестнице. Выйдя из кухни для того, чтобы выяснить, в чем, там, дело, а точнее, не случилось ли чего с хозяином «Райской птички», Уилки едва нос к носу не столкнулся с незнакомцем!.. Тот пулей пронесся мимо посудомойщика, едва не сбив его с ног. Хлопнув входной дверью, странный тип навсегда пропал за ней. Недолго думая, Уилки в тревоге поднялся по лестнице на второй этаж. В комнате у Геракла, как обычно, царил полумрак. Вглядевшись в него, Фармер вдруг с удивлением обнаружил, что сам хозяин, лежал на полу. Словно, не веря своим глазам, он чиркнул спичкой и поднял ее над собой. «О, боже!» – невольно вырвалось у него. Лихорадочно озираясь кругом, справа от себя он нашел выключатель, которым никогда не пользовался прежде, поскольку Геракл не любил яркого света. Вспыхнула хрустальная люстра, и взору Уилки явилось то, отчего ему стало не по себе. Голова хозяина покоилась в луже крови!

– Дора! Дора! – отчаянно возопил посудомойщик.

Но ему никто не ответил. Он схватил стакан с виски и плеснул прямо в кровоточившую рану на голове негра. Затем взял полотенце со спинки кровати из красного дерева, и туго обмотал им то место, откуда струилась кровь. Оно пришлось как раз на средину окровавленного затылка. Про себя Уилки машинально отметил, что, наверняка, жертву ударили чем-то тяжелым. Безусловно, это не причинило бы большого вреда, если бы Геракл регулярно не стригся налысо. Точнее, против воли супруга или же его с молчаливого согласия, Дора ухаживала за ним и кривыми и основательно затупленными ножницами кромсала черные, как смоль, курчавые волосья, едва они немного отрастали. Затем, чтобы не завелись вши. Ими же укорачивала окладистую бороду. После чего довершала начатое при помощи бритвенного лезвия. Ей приходилось следить за мужем, так как в последние годы их совместной жизни Геракл практически ни разу не протрезвлялся и порой даже смешивал день на дворе с ночью, лето с зимой. Она довольно часто перестилала ему простыни, переодевала, как маленького ребенка. От ванной Геракл наотрез отказывался. Не мыть же ему было голову, шею, лицо и руки, не говоря уже о других частях тела, прямо в постели?

– Хорош – нигер! Алкаш чернозадый! Наркота облезлая! – такими ласковыми эпитетами удостаивала она Геракла, пока холила его.

– Ну, ты – ночь беззвездная! Шлюха ресторанная! – щедро платил Геракл той же монетой своей дражайшей супруге.

Но далее этого не безобразничал. Он вливал в себя значительную порцию виски с тем расчетом, чтобы после ежедневных и весьма неумеренных выпивонов, наконец, основательно притушить пылавшие адским пламенем «колосники». При этом он громко булькал, сопел и пыхтел, точно паровоз, отдыхиваясь после каждого глотка. Только что из ушей у него не парило.

Геракл слабо застонал, когда, поднатужившись, Уилки попытался перетащить его с пола на кровать.

– Потерпите, хозяин!..

– Слава богу, жив! – залепетала вне себя от ужаса Дора.

Неслышно впорхнув в комнату, она кинулась к кровати, где уже лежал Геракл. Склонившись над ним, запричитала, заохала. Упав на грудь бедняге, истошно зарыдала. Но это продолжалось недолго. Убедившись, что муж хотя и пострадал, но не настолько, чтобы это внушало серьезные опасения за его жизнь, она несколько успокоилась и с мокрым от слез лицом поспешила вниз. Очень скоро пол из дубовых половиц, залитый кровью, благодаря стараниям Доры блистал, как новый. Дора являлась человеком действия. Она ни минуты не сидела на месте. И в нелегкий для нее час испытания показывала себя с самой лучшей стороны. Сняв окровавленное полотенце с головы Геракла, она тщательно обработала его рану. Наложив на нее тампон из ваты, затянула бинтом.

– Надо вызвать врача! – сказала она, по-прежнему немало тревожась за здоровье несчастного мужа.

Но, едва она произнесла эти слова, как Геракл открыл глаза и довольно громко и отчетливо произнес:

– Не надо мне никакого врача, дура!

Но, видимо, сил у него хватило ровно настолько, чтобы в свойственной ему манере отказаться от услуг доктора. После чего раненый с трудом что-то прошамкал ртом. Мрачно, почти зло он уставился на бутылку с виски, которую Дора, употребив не совсем по назначению, вместе с ватой и бинтами оставила на столе. В довершение негр вытянул губы, похожие на две мандариновые дольки, которые словно слегка поджарили на сковороде, и потому из оранжевых они превратились в коричневые…