Имя игры - смерть - Дэн Марлоу

Миль через пятнадцать Хейзел свернула налево, на узкую проселочную дорогу. Судя по всему, она хорошо знала местность, потому что рассмотреть дорогу эту с шоссе невозможно. Еще через милю она снова повернула налево, автомобиль запрыгал по ухабам и остановился. Хейзел выключила фары; мы сидели и смотрели на темный силуэт коттеджа, освещенного лунным светом.

— Я построила его сама, — сказала она, — До последнего гвоздя. Это — хорошая терапия. Пошли.

Она отперла дверь, и мы вошли.

— Ну? — раздался из темноты ее голос. — Хорошо, что у меня достаточно смелости для нас обоих. Почему ты не пригласил меня куда-нибудь?

— Отвечу на твой вопрос, как только в голову придёт подходящее объяснение, — пробормотал я. Она захлопнула входную дверь, и я слышал, как щелкнул замок. В комнате было темно, и я ничего не видел, кроме широкой кровати у окна.

Хейзел подошла сзади и обняла меня;

— Раздевайся, приятель, — пригласила она.

Я медленно разделся и подошел к кровати. Она лежала поверх одеяла совершенно голая. Ее тело могло бы стать моделью для любого художника, умеющего видеть настоящую женщину.

Я сел на краешек широченной кровати.

— Хейзел… — начал я.

— Только не пытайся сказать, что моя смелость смутила тебя, — она протянула ко мне руки. — Ты — мужчина, все будет в порядке.

Через некоторое время, когда и для нее стало очевидно, что все в порядке не будет, она села, опершись спиной о подушки.

— Дай мне сигарету, Чет, — попросила Хейзел. Ее голос звучал устало. Я встал, подошел к костюму, брошенному на кресло, и достал сигареты. В свете зажигалки она посмотрела на меня.

— Это из-за меня, Чет? — тихо спросила она.

— Нет.

— Но ведь ты не гомосексуалист. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Нет.

— Но у тебя такое случается?

— Да. Не слишком часто.

— Жаль, что это случилось именно со мной. — Хейзел выпустила облако дыма. — Извини меня, Чет. Я знаю, что я виновата. Но почему?

— У каждого свой взгляд на жизнь. — Я погасил сигарету. — Когда-то, много лет назад, я увидел забавный рисунок в журнале. Батальон в парадной форме марширует по плацу, а сзади тащится солдат — весь растрепанный, потный и грязный. Сержант ругает его, а солдат отвечает, что он тоже маршировал — но под другой барабан.

— А у тебя какой барабан? — тут же спросила Хейзел.

Я чуть было не выпалил — «оружие», но успел сдержаться и ответил: «Возбуждение». С револьвером в руке и в обстановке, когда напряженность так и потрескивает в воздухе, у меня просто несравнимые мужские достоинства.

— Да, мне приходилось слышать про тореадоров, — заметила Хейзел задумчиво. — И игроков в карты, у которых влечение то пропадало, то снова появлялось. Она встала с кровати и подошла к разбросанной на полу одежде. Ее прекрасное тело светилось в полумраке. Одевшись, Хейзел подошла к постели и больно ткнула меня в ребра.

— Давай забудем о сегодняшнем вечере и начнем сначала, — предложила она.

Но в машине, когда мы ехали обратно в «Дикси пиг», царило молчание, Впрочем, такое случалось со мной и раньше.

Придя в ресторан на следующий день, я не заметил никаких перемен в отношении Хейзел ко мне, и она пи разу не упомянула о том, что произошло накануне.

— Я слышала, что теперь ты дразнишь наших бедных молодых полицейских, — неожиданно заметила Хейзел, садясь напротив.

— Со слухом у тебя все в порядке, но кто-то ввел тебя в заблуждение, не сказав, что произошло на самом деле.

— Боюсь, ты недооцениваешь Барта Франклина.

Это разозлило меня.

— Я ни переоцениваю его, ни недооцениваю, — буркнул я. — Мне просто наплевать.

— Не сердись, Чет. Я ведь говорю это ради твоего блага. Барт действительно опасен.

— Тогда почему опасному человеку поручили обязанности полицейского?

Хейзел нахмурилась.

— Думаю, никто не знал, насколько опасным может быть Барт, пока он не стал полицейским. Психиатр, наверное, придет к выводу, что теперь Барт может вымещать свою злобу на других, вообще не опасаясь наказания.

— По-видимому, Люси Граймс нравятся агрессивные мужчины.

— В последнее время между ними что-то произошло, — тихо заметила Хейзел. — И эти перемены заметны в ней, а не в нем. Люси всегда выглядела надменной, всегда смотрела на других свысока. Было время, когда Барт по ее сигналу опрокидывался на спину, подобно щенку, и покорно скулил. А вот теперь все переменилось. Она похудела, и ее глаза походят на дыры, прожженные в одеяле. Что-то мучает нашу прекрасную блондинку. Говоря по правде, я даже подумала, а не растратила ли она казенные деньги.

«Вот оно что!» — подумал я, пытаясь скрыть волнение.

— Зачем ей это понадобилось? — поинтересовался я равнодушно.

— Давай я расскажу тебе одну историю. — Хейзел уперлась ладонями в стол и положила подбородок на руки. — Перед самой смертью Чарли играл на скачках, и ему поразительно везло. Он оставил мне крупные деньги, я выгодно их вложила в дело. После кончины Луи выяснилось, что у него немалое состояние, которое он тоже завещал мне. В небольшом городке слухи распространяются быстро. Два месяца назад, — Хейзел говорила едва слышным голосом, будто думала вслух, — ко мне пришел Барт Франклин и попытался занять три тысячи долларов. Сказал, что ему предлагают вложить деньги в фантастически прибыльное дело. Чарли говорил мне, как обращаться с такими просителями. Барт знал, что мои деловые интересы представляет Нейт Пепперман — консультант, контора которого находится на втором этаже городского банка. Я предложила Барту обратиться к Нейту и, если тот согласится, сказать ему, что у меня тоже нет возражений; — На лице Хейзел появилась хитрая улыбка — точь-в-точь, как у нашалившей девчонки. — Чарли посылал просителей к своему консультанту каждую неделю по два-три человека. Потом он закуривал свежую сигарету и говорил, что в тот момент, когда его консультант одобрит хотя бы одно из предложений о выгодном вложении его капитала, он уволит его и наймет нового. Как только просители лишались возможности уповать на дружбу, все их «выгодные» предложения оказывались такими же дырявыми, как швейцарский сыр.

Затем улыбка исчезла с ее лица.

— Через пару недель Нейт зашел, чтобы поговорить о других проблемах. Я спросила его о Барте и ничуть не удивилась, когда услышала, что Барт к нему не заходил. Даже у профессионального дельца возникнут трудности, если он попытается уговорить такого недоверчивого адвоката, как Нейт.

Хейзел достала новую сигарету из пачки и наклонилась, чтобы прикурить от зажигалки, которую я поднес.

— Примерно в то же самое время один из завсегдатаев моего бара рассказывал, что Люси Граймс обращалась в автомобильное агентство Дика Тэрнбилла и приценивалась к иностранным спортивным автомобилям. Мне сразу все стало ясно. — Хейзел махнула сигаретой перед моим лицом. — И вдруг — всем на удивление — через пару дней Люси носится по городу в новеньком красном спортивном автомобиле!

Да, меня это тоже изумило, — усмехнулась она, когда у меня поползли брови на лоб. — И тогда я решила выяснить, как это произошло. Так вот, Барт заплатил за него наличными — стодолларовыми банкнотами. Таким образом, или наш молодой полицейский отыскал себе нового щедрого благодетеля, или Люси запустила руку в почтовую кассу. А сейчас у нее такой вид, будто ждет, когда ей спустят штаны и как следует отлупят.

— Может быть, Барт накопил эти деньги, — предположил я, не переставая лихорадочно думать.

— Дней десять Люси носилась по городу в своей новенькой английской игрушке, прямо-таки сияя от радости, — продолжала Хейзел, не обращая внимания на мое замечание, — и вдруг счастья как не бывало. Не знаю, как ему это удалось, но теперь повелителем стал Франклин. Люси походит на керосиновую лампу, у которой задули пламя. Наверно, ревнивые мужчины очень действуют на нервы. Возможно, сами мужчины этого и не замечают, но женщины чувствуют все.

Рассказ Хейзел меня заинтересовал, очень заинтересовал. Неужели я напрасно бродил по зарослям западного побережья Флориды, тогда как оба были все время у меня под носом? Странный интерес Франклина к моим поискам в зарослях кустарников и эта прямая связь с почтовым отделением…

Когда бар наполнился клиентами и Хейзел пошла обслуживать их, я снова задумался об этом.

И не переставал думать, возвращаясь в мотель.

Я уже лег спать, как вдруг мне в голову пришла еще одна мысль. Я встал, надел халат и вышел к машине. На дне ящика с инструментами я нашел то, что искал: крохотный итальянский пистолет, заряженный тремя патронами калибра 4,5 мм. Он уютно лежал в своей кобуре, которая закреплялась обычно на лодыжке, и был настолько мал, что скрывался под брючиной.

Вернувшись в коттедж, я пристегнул кобуру с пистолетом. Мне не было известно, знает ли Мэнни Себастьян, где я скрываюсь, и я не исключал, что, когда узнаю об этом, времени уже не останется, Так что требовался запасной козырь — вроде крохотного пистолета в кобуре на лодыжке.