Желудь - Михаил Алексеевич Ланцов

выступающий тепловым аккумулятором, и возможность топить по белому, и какое-никакое, а освещение весьма темной полуземлянки. В глазах Вернидуба, когда тот все понял — песня. А сам парень кривился, глядючи на получающуюся конструкцию…

— Ты, я смотрю, опять недоволен? — спросил Вернидуб, когда они сели отдыхать.

— Надоела рыба. Каждый день рыба.

— Иные ее не каждый год вкушают.

— Знаю, но все одно… надоело.

— В том ли дело? Я смотрю на тебя и вижу, что ты хмуришься от вида печи, которую сам и сложил.

— Давай не будем?

— Отчего же? Мне видится, что ты тяготишься всего того, что тебя окружает.

— Ты бы знал, как хочет утром проснуться в чистой постели. Принять освежающий душ. Скушать яичницу слабой прожарки с мягким белым хлебом. Выпить чашечку кофе… — как-то на автомате выдал парень, преимущественно по-русски, лишь с частичным переводом на местный, праславянский.

— Ты же знаешь, я такие вещи не ведаю. Что сие? О чем?

— Да я и сам толком не понимаю. Просто ощущения иногда давят. Вот гляжу на то, что сделал. И становиться тошно от того, насколько дурно и не аккуратно все получилось. Что можно было все лучше сладить. Намного лучше. Вот и просыпаются непонятные мысли. Словно чье-то глухое ворчание. Этакое раздражение криворукостью.

— Понимаю, — предельно серьезно произнес седой.

— Надо бы крышу еще глиняной черепицей покрыть. Чтобы сырость победить. Хотя бы немного. Зимой и осенью от сырости и прохлады часто хворь всякая.

Вернидуб покачал головой.

Хотел было уже что-то сказать, но Мухтар подал голос — зарычал, привлекая внимание. Не сильно, но достаточно для того, чтобы его услышали и отреагировали.

Неждан с седым повернулись туда, куда смотрел пес. И заметили косулю, которая осторожно пробралась к полю ячменя и трапезничала.

— Вот зараза! — процедил парень.

— Надо ограду править. А то так и станут терзать поле.

— Остатки поля, остатки. — заметил Неждан, вытирая руки и направляясь к колчану из бересты с заплечным ремнем.

Заполненный дротиками.

Легкими.

Теми самыми, которыми он работал по лосю.

Взял.

Подхватил копье с атлатлем. И бодрой походкой отправился к животинке. Собака потрусила следом. Молча. Умный пес. Лишний раз не шумел.

И вот — дистанция. Привычная. Обычно на такой работал по мишени.

Косуля нервничала.

Стригла ушами, приметив человека. Но дистанция была достаточно большой, и она вдумчиво жрала колосья, косясь на парня.

Бросок.

По горизонту все пошло хорошо. Верно. За месяц с гаком ежедневных тренировок рука уже набилась. А вот с дистанцией ошибся. И дротик прошел выше косули, свистнув и создав немного шума с другой стороны — ударив в дерево.

Животное вздрогнуло. А потом как-то странно подпрыгнуло, боком сместившись в сторону.

Было видно — ее невеликий мозг замкнуло. Острый слух однозначно говорил о проблемах с одного фланга, а не менее острое зрение — с другого. И как быть?

Животное мотало головой и крутилось, пытаясь сообразить. Пес же, чуть припав на лапах, довольно тихо, но быстро двинулся вдоль поля ячменя, заходя со стороны леса. Пользуясь тем, что косуля его не видела и ветер был… да не было ветра. Штиль считай.

Тем временем парень вложил второй дротик и метнул его, с поправкой на дальность.

Вжух!

И он пролетел прямо под пузом животного, рассекая острым краем кремневого наконечника достаточно тонкую кожу. Животное от неожиданности вновь подпрыгнуло. И…

Некрасиво получилось.

Даже Неждан, совершенно равнодушный к такому, и то поморщился. Убрал атлатль, заткнув его за пояс, и перехватив поудобнее копье, направился к косуле…

— По ночам ходят, — произнес Вернидуб, подходят.

— Кто?

— Да вот такие. — кивнул он на косулю. — Видишь, вон — следы. Погляди, как с краев все обожрали. На несколько шагов ни одного колоска не осталось.

— Сволочи… — процедил раздраженно Неждан.

Оставив добитую косулю, он прошел к краю поля. Все оглядел с крайним раздражением на лице. Следов и правда хватало. В основном копытные. Хотя изредка мелькали и отпечатки очень неприятные. Не то лисицы, не то молодого волка. Они оказались несколько размыты недавним дождем, поэтому ни он, ни Вернидуб точно сказать не могли.

Ситуация выглядела плохо.

Осколки памяти от старой личности подсказывала — в былые годы регулярно приходилось гонять. И изгородь из веток защищала не сильно. Так-то да, обходили. Но не всегда. А крепкую преграду сделать не получалось. Лес то рядом, а все одно — топора у семьи не имелось. Из-за чего заготовить материала для надежных столбов и крепких слег не получалось. Оттого плетенкой хлипкой и обходились, как и многие вокруг.

В чем-то эта ситуация напоминала ту, что сложилась в первой половине XIX века в США. Народ ринулся заселять и распахивать Великие равнины. А строить заборы там было не из чего. Да еще и пастухи бродили туда-сюда, ковбои то есть, усугубляя и без того тяжелую ситуацию с дикими животными. Что, кстати, и послужило причиной не только изобретения колючей проволоки, но и ее доведения до стадии дешевого и технологичного производства.

Впрочем, это не вариант для Неждана.

Получив относительно неплохой топор, он мог позволить себе соорудить нормальную ограду из деревьев. Их тут хватало. Но это время. И толку немного — от поля осталось не так уж и много. А что он там по весне засеет — вопрос. Если вообще сможет это сделать. Пахать-то не на ком — всю живность угнали.

Поэтому…

— Пойдем, — произнес он Вернидубу. — Помоги мне оттащить эту животинку.

— Судя по твоему лицу, ты что-то придумал.

— Ничего нового. Уверен, ты и сам прекрасно знаешь все