Желудь - Михаил Алексеевич Ланцов

Вернидуб покивал. Нарисованная картина ему не понравилась совершенно…

Глава 8

166, июль, 30

— Совсем себя не бережешь, — с некой досадой произнес Вернидуб, глядючи на то, как парень разминает спину, затекшую от работы в сгорбленном состоянии.

Неждан хотел отшутиться фразой «на том свете отдохнем», но осекся, так и не открыв рот. Ведь он сам, получается, был уже на том свете. Умер? Умер. Куда-то попал? Попал. А каждому по вере его. Или как там было?

Понятно, юродство. Однако он вечерами, когда Вернидуб уже засыпал, порою думал над этой проблемой. Безрезультатно. Из-за острого недостатка сведений.

Вот и сейчас он замер.

Несколько секунд постоял в каком-то зависшем состоянии. После чего повернулся к седому и выдал первое, что смог подобрать:

— Винтер из Каминг. Ой. Тьфу-ты. Зима близко.

— А это было сейчас на каком языке?

— Да кто его знает? — пожал плечами Неждан, заметив, впрочем, что седой ему не поверил. Тот вообще иначе стал относиться к парню после того, как он сделал железный топор. И не из-за того, что Неждан умел добывать металл. Нет. Это, без всякого сомнения, было важно, однако, время от времени встречалось в здешних местах. Зацепило его то, что парень ясно понимал то, что делает. И мог объяснить. Более того, на ходу импровизировал, подтверждая свое знание. Свое ведание.

Хуже того.

Вернидуб начал все серьезнее и серьезнее относился ко всему тому, что парню показалось или привиделось. Это выглядело странным. Заставляя Неждана следить за своим поведением и стараться фильтровать речь.

Что, разумеется, не получалось.

Да и не могло получиться по здравому рассуждению.

Язык местный представлялся ему обрубком. Просто в силу того, что ему не хватало пары тысячелетий активного развития. Из-за чего парню постоянно приходилось зависать, как Черномырдину в славную бытность его выступлений. Не подбирая слова, а придумывая, как незнакомые собеседнику вещи описать так, чтобы их можно было понять.

Выглядело занятно.

И Вернидубом «срисовывалось» только в путь. Хотя, конечно, по его оговоркам, он совсем иначе воспринимал происходящее. Дескать, какая-то божественная сущность, которая коснулась Неждана, подсказывает ему. Но язык богов отличен от той речи, на которой говорят простые люди. Откуда и оговорки, и странные фразы, и невероятно заумные речи. Для него это были отголоски речи древних. Ибо предания о золотом веке и утраченном величии существовали уже тогда. Такого рода вещи, видимо, появились сразу, когда люди стали доживать до старческого ворчания.

Неждана это все немало напрягало.

Ответственность-то какая!

Вот весной отправится этот товарищ домой. Начав болтать. И что? Всей округи растрындит! А ему потом расхлебывай.

Хотя, конечно, ему грех жаловаться. На дворе эпоха язычества с ее специфическим отношением к такого рода вещам. Предельно прикладным, утилитарным. Что открывало перед ним некоторые надежды…

На этих мыслях Неждан и завершил разминку, вернувшись к делам.

Они строили печь.

Обычную печь.

Для их полуземлянки.

Да, на дворе стоял климатический оптимум. Но это совсем не означало, что на среднем Днепре буйствовали тропические леса или хотя бы росли бананы. Нет. Всего лишь на один-два градуса в среднем теплее, чем там, в будущем, откуда Неждан пришел. Значимым отличием являлось только то, что климат в целом был помягче. То есть, летом редко случались засухи, а зимой — трескучие морозы. Из-за чего, кстати, зимой на реках частенько встречались полыньи и тонкий лед. Так что лучше летом и на лодке, чем зимой и по льду. Просто безопаснее.

Впрочем, это не отменяло того факта, что зимой выпадал снег.

Как обычно — внезапно.

И было холодно.

Местами прям натурально колотун-бабай.

А греться на «гороховых обогревателях» не самая надежная стратегия. Мерзнуть же Неждану не хотелось. Ибо это верный путь к простудам, то есть, смерти в эти времена. Да и сырость надоела. Чуть дождь пройдет — соломенная крыша сразу ее набирает. И внутри становится до омерзения противно. Не протекало, нет. Но легче от этого не становилось.

Вот Неждан и взялся за дело.

Побегал в Вернидубом по округе, собирая камни. И, навалив их возле полуземлянки, начал свое грязное дело. В прямом смысле слова. Ибо к вечеру каждого дня они оба умудрялись изгваздаться с ног до головы.

Утрамбовал площадку.

Выложил на ней поддон.

Поставил вязанный каркас из ивовых веток. И обложил его камнями, формируя арку. Обычную. Полукруглую. Камень в камень. Чтобы надежный упор. А глина пошла на герметизацию и заполнение пустот.

Дальше шла вертикальная перегородка с отверстием под дымоход снизу. Специально для того, чтобы жар не уходил, копясь под куполом этого импровизированного камина.

Ну и труба.

Массивная.

И весьма необычной формы, пристраиваемая, по сути, к помещению с боку. Внешний срубный каркас. Внутри — канал дымохода из камней. Выложенный тонкой стенкой. А между этими контурами — глина. На уровне ската крыши сечение трубы немного уменьшалось. А потом еще, превращаясь в довольно тонкую конструкцию, которую парень попытался поднять на максимальную высоту. Специально для того, чтобы искры на солому не летели, да и тяга была получше.

Для защиты же от ухода жара он сделал керамическую задвижку. Хрупкую. Но какие у него были варианты?

В принципе — плохая конструкция.

Объективно.

Но ничего лучше Неждан пока не мог себе позволить без кирпичей и металлических деталей. Хотя бы колосников, дверцы и плиты. Но, положа руку на сердце, даже то, что он «лепил» было на голову лучше всего применяемого в здешних местах. Тут и каменный массив,