Лётные дневники. Часть 4 - Василий Ершов

Замечаний ко мне нет, правда, я автоматически, бездумно, поставил перед взлетом самолет на полосе на стояночный тормоз, что запрещено из-за опасности забыть и взлететь с заторможенными колесами, особенно на скользкой ВПП (случаи были). Но это я не врубился еще после отпуска – что проверяющий же наблюдает.

Вообще-то говоря, я этот запрет всегда игнорирую, и вот по какой причине. Во-первых, привык чувствовать машину, и сразу ощущаю, движется ли самолет по моей воле или помимо нее. Во-вторых, для меня принципиально важен момент страгивания, именно, плавное отпускание тормозов, я к этому готовлюсь каждый полет. В-третьих, с тормозов при даче газа самолет срывается в юз резко, а если ползет юзом плавно, то это должен быть хороший гололед, на котором пилот подобран, держит машину на тормозах и вслушивается, как она на них дышит, а чаще заранее останавливается на предварительном и ждет условий для взлета без остановки.

Зато на сухой полосе часто приходится ждать несколько минут из-за разгильдяйства диспетчера, который не учел всех факторов, выпустил самолет на полосу, а потом видит, что разрешать взлет нельзя: то ли кто-то уходит на второй круг, то ли приходится выжидать интервал взлета за более тяжелым типом, – причин много. А держать машину на тормозах, обжав изо всех сил тормозные педали носками ботинок, нелегко. Ноги же на взлете нужны мне не уставшие, а свежие, способные к тонким движениям. Поэтому я и ставлю машину на стояночный, а ноги отдыхают и готовятся к работе на взлете.

На каком виде тормоза, основном или стояночном, стоит машина – не записывается; я этим пользуюсь, правда, без проверяющих. Ну, а сегодня заклинило, забыл. Разобрались.

Короче, я не уверен в правильности этой рекомендации РЛЭ. Но кто отменит?

Вот в Норильске вечно гололед на полосе. Сорвался там однажды и взлетел со стояночного Ил-76. За штурвалом сидел хваткий молодой инспектор из управления, недавно на этот тип переучившийся. Как уж там он чувствовал новую для него машину – не знаю, но не почувствовал. И 160-тонный самолет, скользя юзом на 16 заторможенных колесах по заснеженной полосе, взлетел. В полете никто из экипажа не удосужился взглянуть на манометры, показывающие полное давление в тормозах. И сели в Красноярске на сухой бетон. Так как посадка Ил-76 на его многоколесные «лыжи» обычно мягкая, то поняли, что произошло, только в конце непривычно короткого пробега. Как у нас водится, командир, большой начальник, отскочил, а за снесенные колеса платит бортинженер, который в полете обязан был убедиться, что колеса расторможены.

Еще когда я летал с Солодуном, мы как-то прогревали двигатели на 0,7 номинала, стоя на покрытой накатом магистральной РД в Домодедове, и никак не могли удержать машину от срыва в юз. Чуть только добавляли режим, она ехала на тормозах; пришлось прогревать по одному. Уж тогда я прочувствовал, как ведет себя при этом машина, прочувствовал и запомнил. Вот так, помаленьку, и вырабатывается пилотское чутье.

Ну, а слетал я вполне нормально, но, конечно, надо в нескольких рейсах навостриться.

Новый министр немедленно отменил неумное указание Васина и разрешил использовать автопилот в наборе и на снижении. Что и требовалось доказать… два года. Кому польза? Чего добивались? Да ничего, бесполезный был запрет и, главное, не по делу, а так, как в артиллерии: не по цели били, а по квадратам.

Ясное дело: узбеки упали в Карши потому, что уснули, набирая на автопилоте. Я сам от усталости задремывал, бывало, даже пилотируя в штурвальном режиме на снижении. Так что теперь – запретить летать и в штурвальном режиме?

Уснули люди от усталости, упали от усталости, – при чем тут автопилот? Отменять надо не автопилот, а полеты уставших экипажей. Надо создавать летному составу условия.

Дайте нам отдых. Это что – иждивенчество?

24.05. Читаешь газеты и не перестаешь удивляться. Сорок третий год живу на свете, но как-то не мог предположить, что крупный руководитель Минлегпрома, главный инженер одного из управлений, женщина… в обеденный перерыв спекулирует пирожными, успевая за час получить четвертной билет навару. Ну, москвичи…

А что. Город большой, так что двадцать минут на метро – и ты в некоем НИИ, где с удовольствием берут (с доставкой!) любимые пирожные, которые по 30 копеек вместо 22-х предлагает интеллигентного вида продавщица в аккуратном белом переднике. Кому какое дело. Ну, продает, ну, по 30, так с доставкой же! Кто усомнится в законности предприятия. Деловые люди…

Теплое местечко и свой маленький бизнес. Психология мелкого хищника. Где ж там найти руководителя, у которого болела бы голова за мою таежную жизнь.

Истина, конечно, ближе к середине, но, честное слово, я потрясен. Ну не думал, что так вот можно. Наивный, глупый человек, отсталый, со своей занюханной порядочностию.

А давайте все так будем!

Разговение продолжается. Слетали в Ташкент, посадки оставляют желать лучшего. У меня еще терпимо, я недоволен собой в нюансах и в контролировании этих нюансов. А Леша пока садит жестковато и допускает принципиальные и серьезные ошибки: вот нырнул под глиссаду и упорно перся сесть на торец, пока я не вытащил машину на большие углы атаки, использовав запас скорости, но глиссаду догнал. Правда, после установки малого газа машина тут же упала. Рабочая посадка, 1,35.

В общем, втягиваемся.

28.05. Слетали в Симферополь. До Краснодара проверяющим летел с нами Булах: там не повезло злополучному Шуре Ш. Проходя под грозовыми облаками, влез в град, побил обтекатель локатора. Машина уже летает, а Булах там разбирается.

В полете Владимир Федорович мне не мешал, и я набивал руку, наслаждаясь полетами на автопилоте и заходами в автомате, несмотря даже на нелюбимую и ограниченную 124-ю машину. Нормальные заходы и посадки.

Обратно летели на 324-й, на которой я ровно два года назад разбил АНО в Алма-Ате. Она падает, как только поставишь малый газ, и Леша имел возможность в этом убедиться, приляпав ее на мокрый бетон в Краснодаре. Я взлетал, он садился, и, кажется, вошел в колею.

Устали как собаки – и это от простого трехпосадочного полета с предварительным отдыхом в тиши симферопольского профилактория. Стареем, что ли. А завтра Норильск. Хотел поехать на дачу и оттуда утром на вылет, но… гори она синим огнем. Устал, а на даче ведь втравлюсь в работу, лягу поздно, а вставать рано. К черту, ставлю машину в гараж и ложусь спать засветло.

28.05. Так и сделал, и правильно. Смотались в Норильск; я выполнял оба полета по просьбе Леши, которого вдруг поразили сопли, и он с ними весь полет возился, закапывая и поминутно вытирая красный нос. Зато обратно я дремал, а ребята меня везли. Витя с Валерой в отпуск не ходили: первый – по причине нехватки штурманов, а у второго большая заначка отпусков, и он с зимы выбирал их потихонечку до апреля, куда еще и в мае – жирно. Так Витя уже, бедный, молит о выходном. Такое вот дурацкое расписание, впритык, и за месяц он вымотался на ночных рейсах. А лето еще впереди.