АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ - Кузнецова

дразнящий аромат ананасы, а также объемные и аморфные мешки с сахаром

и рисом. И, конечно, популярные трехлитровые бутылки с коричневой

пузырящейся и теплой пепси-колой.

Внутри кораблика по всей его длине вдоль бортов шли скамейки; над ними

пассажиры, предусмотрительно прибывшие заранее, уже успели натянуть

разноцветные гамаки. Я удрученно оглядела ближайшее воздушное

пространство между полом и крышей: мне оставалось только

констатировать, что оно уже было поделено. Незанятые перекладины

нашлись только на корме, как раз рядом с коптящей и оглушительно

стреляющей выхлопной трубой. Применительно к данной картине римляне,

те, что древние и мудрые, имели все право наставительно сказать: sero

venientibus ossa. Пришел на пиршество поздно – вот и только застанешь

обглоданные кости: заранее надо приходить. И римляне были правы.

Я повесила гамак на свободные перекладины и затянула на них скользящие

узлы, потом, прежде чем загрузиться, опробовала их: вроде бы надежно, не

упаду.

Кстати, о гамаке. Своим гамаком я гордилась. К тому времени, как я

приплыла из Пукальпы в Икитос – вояж длился четыре ночи и три дня – я в

полной мере прочувствовала, что в истории человечества – во всяком случае

в той, что развивалась на южных и жарких территориях – изобретение

гамака по своей значимости должно быть приравнено, по крайней мере, к

изобретению колеса. В тот же список гениальных прозрений человека

южного можно было бы внести еще и москитную сетку, но на тот момент у

меня ее не было - пока не было. А вот гамак – пока я перемещалась по

сельве, гамак стал моим вторым верным другом. Вторым – потому что в

списке лидировал все-таки - и с большим отрывом - лэптоп, вступивший в

симбиотические отношения с интернетом.

Мы все плыли и плыли, уютно и синхронно покачиваясь в гамаках,

полуденный речной ветерок приносил свежесть; рассредоточенным от жары

взглядом я смотрела на проплывающие мимо берега, на растущие вдоль реки

деревья, на синее, но уже выцветшее к обеду небо; под ним застыли взбитые

в белоснежную пену облака.

Плыть было долго, но лучшего занятия, чем бездумно качаться в гамаке в

такую изнуряющую полуденную жару, и вообразить было невозможно.

Похоже, что так думала не только одна я – у всех пассажиров, которые как

личинки в коконах, зависли в гамаках, были одинаково остекленевшие в

блаженной истоме глаза.

А кораблик все плыл себе и плыл; иногда он приставал к крутым берегам,

где прямо в земле были вырублены ступеньки. Тогда некоторые пассажиры

высаживались, а кондуктор выгружал из недр плавсредства на берег их

пузатые мешки и неподъемные клетчатые пластиковые сумки. На верху

берега обычно стояла вся немалочисленная семья, пришедшая встретить

подплывающий кораблик: взрослые, дети, а кроме них, любопытные собаки

и копошащиеся в поисках пропитания куры – все были в сборе.

Потом дети сбегали вниз – и что меня несказанно поражало раз за разом,

просто до глубины души, так это то, что делали они это безо всяких на то

дружеских указаний со стороны взрослых. Сами! Нет... ну бывает же такое...

Детишки взваливали себе на плечи тяжеленные сумки и несли их вверх по

высоким и крутым ступенькам, а потом сумки, дети и все семейство,

включая живность, исчезали, скрываясь в густых зарослях – и высокий

берег снова оказывался пустынным. Что там находилось, за этими

зарослями, какая жизнь там шла – из нашего транспортного средства было

невидно и непонятно.

Через пару часов хода освободились, наконец, перекладины на носу

суденышка. Безо всякого сожаления я покинула выхлопную трубу, и,

испросив согласие у гамака справа и у гамака слева, втиснула свой сине-

зеленый сетчатый гамак в образовавшееся пространство.

Прошел еще час - и я для разнообразия впечатлений выгрузилась из гамака

на лавку, и там у нас незаметно завязалась непринужденная беседа с

соседями. Они были дружелюбные, но не только. Еще, как оказалось, они

были бдительные. Ближайшая соседка спросила, куда же это я еду, да еще к

тому же и одна.

К этому времени я уже обратила внимание: перуанцам почему-то казалось

аномалией путешествие женщины в одиночку. Мне же, в свою очередь,

оставалось только удивлялась, что в современном мире кого-то это еще

может удивлять. Может быть, потому что это страна не до конца

преодоленного мачизма?

Мозги мои давно от жары превратились в колыхавшееся желе, так что я

весьма обрадовалась, что все-таки могу ответить на их вопрос: "куда?" сразу

же, без запинок и колебаний, и что могу правильно произнести название

географического места, к которому направлялась.

Я бодро отрапортовала, что еду в Пангвану. Услышав такой ответ, мои

собеседники почему-то переглянулись между собой и тут же озабоченно

спросили:

- В Пангвану? В Пангвану... А... а в какую именно?

- Ну как... в Пангвану, - повторила я, хотя по вопросам местных жителей тут

же почувствовала, что в моем ответе было что-то неладное.

– А что? – на всякий случай уточнила я.

- Так их же у нас пять!

Батюшки... номерные Пангваны! им-то откуда здесь взяться? да их еще и

целых пять... вот это да... какой, однако, сюрприз... и полная неожиданность.

А так до этого все хорошо шло - и ни Анхель, ни двое из ларца на базаре про

множественные Пангваны и не упоминали.

Дальше мои попутчики поведали, что к этому времени мы уже благополучно

проплыли и Пангвану первую, и вторую, и третью. И, как оказалось, только

что миновали даже Пангвану четвертую.

Соседи снова переглянулись и решили, что пусть даже эта одиноко

путешествующая иностранка слегка и подзабыла, куда едет, но это не

страшно, это можно поправить. С помощью их наводящих вопросов она

наверняка вспомнит, куда же ей надо попасть. Ведь должен же человек

знать, куда едет, правда?

Поэтому они стали по очереди задавать мне вопросы в обнадеживающем

ключе:

- Шаман Вас ведь ждет?

- Имя шамана – Вы его ведь помните?

Я молчала. Тогда с угасающей надеждой они спросили:

- Но ведь вообще-то Вы знаете, к кому вы едете? Да?

- Вообще-то нет, - честно ответила я на все три вопроса после несколько

затянувшейся паузы.

- Ааа... – теперь озадаченными выглядели мои собеседники.

– Вот так просто и едете? – на всякий случай уточнила ближайшая ко мне

женщина.

Кто его знает, может быть, я плохо поняла ее вопрос – сомнение было

написано на ее лице. Гринга все-таки, испанский неродной... да и вообще,

кто их поймет, этих приезжих.

Но я как раз все поняла хорошо, именно потому и молчала.

- А знаете, у нас в поселении вообще-то есть курандеро... зовут его Виктор

Гарсия, – пришла на помощь моя соседка справа.

Гарсия... а что... это вариант... я тут же подумала, что фамилия у него

подходящая. К этому времени я знала уже трех Гарсий.

Во-первых, такую фамилию носил мой приятель в Панаме. Кроме того,

Гарсией был президент Перу, которого я хоть лично и не знала, но зато

имела возможность наблюдать что называется на расстоянии вытянутой

руки во время приватного визита в президентский дворец в Лиме. Не говоря

уже о третьем Гарсии - вице-президенте Боливии, с которым знакомый

боливийский посол вот уже как год планировала лично переговорить на

предмет моего трудоустройства в Боливии.

А кроме того – и это было главным – если мы к этому времени проплыли все

предыдущие Пангваны – от первой до четвертой включительно, то выбор

мой был, прямо скажем, неширок. Выбрать я могла разве что только пятую,

еще непройденную нами Пангвану. Тем более что мы как раз к ней и

подплывали – так что действовать надо было быстро. Если придерживаться

первоначального плана, то вот он, мой последний шанс. За ним уже никаких

Пангван не предвиделось, а оставалось всего 40 минут хода до Тамшияку,

конечного пункта на пути следования нашего непотопляемого «Титаника».

19. ВЕЧЕР В ПУТИ, АМАЗОНКА

Рассудив таким образом, я сняла с длинного гвоздя, вбитого в перекладину

надо мной, рюкзак, быстренько отвязала от перекладин свой замечательный

гамак, уложила его в рюкзак, и изготовилась к десанту. Десантировалась не я

одна – со мной вместе высаживалась моя соседка по имени Линда – что

значит «красивая» - из всех моих соседей с ней я как раз успела особенно

сдружиться за последние полчаса пути.

А перед нами слева между тем уже вырисовывался причал: крутой берег

Амазонки, коричневый, метров пять высотой, с вырубленными в земле

широкими и крутыми ступеньками. Теперь и я по ним поднимусь и, миновав