Проект: Клон Гитлера - Антон Кротков

— А понятно! Я уже видела эти скамейки на бульварах, выкрашенные в жёлтый цвет с табличками «только для евреев», и всех этих каменных истуканов — дискоболов, борцов, всадников с гордыми профилями, мышцами призовых быков-производителей и полным отсутствием следов интеллекта на безупречных лицах. Нет, коллега, покорно прошу меня простить, но я хочу оставаться серьёзным учёным и во все эти средневековые теории о превосходстве одной расы над другой не верю.

— Говорите, ради бога, тише! — испуганно оглядываясь, взмолился Майэр. — Давайте сегодня встретимся где-нибудь на нейтральной территории и всё обсудим спокойно.

Вечером они встретились в одном из самых фешенебельных ресторанов Берлина. Отправляясь на эту встречу, сорокалетняя женщина устало думала, что всё заранее знает про намерения этого нелепого человека. Такие типы вынуждены многие годы страдать от своей удручающей внешней непривлекательности. Чтобы добиться женского внимания им приходиться проявлять втрое больше усилий, чем их более мужественным сотоварищам. Но стоит подобным одержимым честолюбцам только получить доступ к власти и деньгам, как они тут же начинают требовать у жизни свой главный приз — хорошеньких женщин. И ей, похоже, предстоит сегодня выступить в роли такого приза. А предлагаемая работа — это скорей всего только повод завести с нею знакомство. Ну что ж, одиночество лабораторной кельи успело так ей осточертеть, что Софья была готова сыграть в предложенную ей игру.

Им предстояло провести вечер в убежище берлинской богемы и чопорной аристократии — ресторане «Бауэр». Это стильное и очень дорогое заведение располагалось в старинном особняке, принадлежавшем когда-то очень известному аристократическому роду. Со временем бывшие владельцы дома стали нуждаться в деньгах и продали или заложили свою недвижимость предприимчивым дельцам, которые и открыли здесь ресторан, со временем ставший одним из самых популярных и престижных в городе.

Улица возле «Бауэра» напоминала салон дорогих авто. Из постоянно подъезжающих длинных, похожих на стремительные крейсера кайзеровского флота «Хорьхов», «Мерседесов» и «Ролс-Ройсов» чинно выходили дамы в дорогих мехах и бриллиантах. Часто это были рослые, хорошо сложенные блондинки, словно сошедшие с экранов популярных немецких фильмов, где здоровые арийские девицы задирают свои длинные ноги, как хорошо отлаженные механизмы, под грохот бравурной музыки. У Софьи этот новый вид гебельсовского кино вызывал отвращение и изумление немецкими мужчинами, у которых подобные «механические» кинодивы, не только не отбивали сексуального желания, но напротив быстро стали символом идеальной подруги-любовницы. И теперь почти все немецкие молодые женщины изо всех сил копировали экранные образы «идеальных девушек».

Набриолиненные проборы их кавалеров отливали металлическим блеском в мягком свете уличных фонарей.

Даже дефилирующие мимо проститутки имели вид дорогих кошечек. Правда, стоило этим «девочкам» только завидеть своим намётанным глазом щуплых и очень деловитых малых в штатском, как они тут же спешили покинуть свои охотничьи угодья, чтобы не быть отправленными в концлагерь «на перевоспитание» — новая власть очень заботилась о моральном и физическом очищении германского общества. Тут же, на паперти просил милостыню военный ветеран, полный чувства собственного достоинства на строгом лице. Таких гордых и опрятных нищих в родной матушке России Софье видеть никогда не приходилось.

Впрочем, для неё это было поводом для ностальгии по оставленной стране. Софья уже давно перестала восхищаться немецким порядком и чистотой. Порой она была готова намазать каким-нибудь собственноручно приготовленным ядом дверную ручку дома своей соседки, чтобы та перестала каждое утро методично поучать её, что постиранное бельё положено развешивать на просушку не лишь бы как, а обязательно по порядку и размеру…

Продолжая с неприязнью размышлять о национальном характере жителей этой страны, Софья даже вспомнила анекдот про знаменитый немецкий порядок, очень любимый в среде немецких коммунистов-коминтерновцев, с которыми ей доводилось общаться ещё в Москве: «Когда в Германии, наконец, случится революция и восставшие рабочие под красными стягами пойдут организованной колонной по Унтер-ден-Линден, то главное, чтобы на пути им не встретился… нет, вовсе не конный заслон из контрреволюционеров, а дорожный знак „Проход запрещён“, так как на этом революция сразу закончится, ибо законопослушный пролетариат просто разойдётся по домам».

Из подкатившего к входу в ресторан очередного сверкающего лимузина вальяжно вылез какой-то маленький человек, к которому сразу устремилась ожидающая его публика. Со всех сторон послышались восторженные возгласы, истеричный визг экзальтированных поклонниц. Софья услышала произнесённое имя известного американского актёра. Ей тоже стало любопытно своими глазами увидеть мировую знаменитость, и она даже привстала на цыпочки. В этот момент серия фотовспышек на какое-то время ослепила молодую женщину, а когда её глаза вновь обрели способность видеть, она вдруг обнаружила рядом с собой пригласившего её кавалера. Майэр стоял и молча любовался ею. Его было не узнать: безупречный фрак явно от лучшего берлинского портного сидел на нём идеально и даже обычно непокорная его шевелюра теперь стараниями модного парикмахера приобрела вполне импозантный вид.

— Я счастлив, что вы всё-таки пришли! — смущаясь, он протянул ей пышный букет. — Но почему вы не позволили заехать за вами в институт? Я очень хотел, чтобы в этот вечер вы почувствовали себя, наконец, красивой женщиной, а не только талантливым учёным.

Софья немного растерялась от такого напористого начала. Ещё её смущал собственный наряд. Немного постояв у входа в ресторан, она достаточно насмотрелась, в каких великолепных вечерних платьях приходят сюда дамы. На ней же было простое и строгое тёмно-вишнёвое платье. Оно было пошито ещё в Москве, в специальном ателье для жён особо ответственных советских работников. И прежде казалось Софье шикарным, и вселяло в неё уверенность, что случись необходимость появиться где-то в обществе, ей есть что надеть, чтобы произвести должное впечатление. Но теперь Софья понимала, что будет выглядеть крайне невыгодно на фоне других дам. Даже зная за собой природную красоту, Софья стеснялась появляться в таком жалком виде посреди всеобщей роскоши и великолепия.

— Знаете, что, Александр Эрнстович, что-то я себя неважно чувствую после трёх дней почти безвылазной работы в лаборатории. Может быть, нам стоит остаться на свежем воздухе и просто прогуляться в сторону собора? Должна признаться, что, будучи давно в Берлине, я так и не имела случая осмотреть местные достопримечательности.