Вендийское проклятие - Дуглас Брайан

Поэтому-то слуги и разбежались кто куда, едва Катабах закрыл глаза…

Старый дворецкий замолчал. Было видно, что долгое повествование совершенно измучило его. Он добровольно пережил заново все те ужасные приключения, которые выпали на его долю.

– Не повезло тебе, бедняга, – сочувственно произнес король Конан. – Я тоже побывал в Вендии и повидал там немало разных диковин. Но у меня не осталось столь мрачных воспоминаний. Хотя многое из того, что я вытворял в той стране, отнюдь не представляло собой прогулку но цветущему саду в окружении веселых принцев и принцесс…

Веддет сказал:

– Садж… Он остался жив.

Конан сразу насторожился:

– Это он пытался убить тебя?

– Да… Наш проводник не умер там, в болотах. Какие-то демоны спасли его жизнь, и остаток дней своих он посвятил поискам людей, жестоко оскорбивших его. Он преследовал Катабаха долгие зимы. Он побывал везде. Личина нищего калеки не позволяла ему проникать во дворцы, поэтому Садж проводил в каждом большом городе по нескольку лет, чтобы разведать – не здесь ли обитает тот, кого он ненавидит.

Лишь недавно Садж сумел разыскать Катабаха. Наш бывший проводник отправил моего хозяина в Серые Миры и сотворил злую магию, которая заставляет демонов мучить его и всех его наследников.

Садж очень опасен. Он гораздо сильнее, чем кажется. Внешне он выглядит старым, разбитым, но на самом деле его переполняет демоническая мощь…

Веддет закрыл глаза и замолчал. Было видно, что долгий разговор чрезвычайно утомил его.

Конан поднял взгляд на Илькавара:

– Ну, что скажешь?

– Скажу, что надвигается ночь, и я должен быть в склепе, иначе плакали мои денежки, – храбро отозвался юноша.

– Ты достойный племянник своего дяди, – хмыкнул Конан.

Илькавар побледнел.

– Нет, я совершенно не такой, – твердо произнес он. – Но мой дядя и его бывший сообщник выпустили на землю большое зло. Как наследник Катабаха, я обязан загнать это зло обратно в преисподнюю и как следует закрыть за ним дверь.

Перед входом в гробницу Катабаха Конан остановился и взглянул на Илькавара.

– Не хочется туда входить, верно?

Молодой человек поперхнулся. Менее всего ожидал он услышать от короля подобное признание. Вместо ответа Илькавар молча кивнул.

Мрак гробницы поглотил их. В первое мгновение Илькавара охватило отчаяние. Ему вдруг показалось, что он никогда больше не выберется наружу, никогда не увидит солнечного света.

Король как будто прочитал его мысли.

– Завтра все закончится, – сказал Конан. – Мне жаль твоего приятеля, которого мы сожгли сегодня в воровском квартале, но…

– Мой приятель был ничтожным человеком, – Илькавар судорожно перевел дыхание. – Я должен был лучше заботиться о нем, но я и сам ничтожен…

Конан удивленно поднял бровь.

– Ты не ничтожен, если тебе приходят в голову подобные мысли. Пожалуй, ты действительно стоишь тех забот, которые я расточил на тебя.

– Разве вы сделали это не ради того, чтобы защитить свою столицу, ваше величество?

Конан тихо рассмеялся.

– Тебе палец в рот не клади, Илькавар. Да, я определенно рад тому, что ты останешься в живых.

– Правда?

Конан уловил иронию в тоне своего молодого собеседника и коснулся его плеча.

– Король никогда не говорит неправды, даже когда лжет. И даже если ты уличишь его во лжи, мой мальчик, это все равно не будет названо неправдой. Впрочем, ты останешься в живых, как я уже сказал. Я позабочусь об этом.

«Он хвастается, как мальчишка! – изумленно подумал Илькавар. – Кажется, у короля хорошее настроение… Но с чего бы это? Наверное, он почувствовал себя молодым. Еще бы! Это приключение как будто вернуло его в юность».

О ранних годах короля Конана рассказывали удивительные вещи, и теперь Илькавар склонен был верить большинству из услышанного. В склепе было очень темно, но из-за двери еще пробивался слабый свет. Вечер неохотно уступал права ночи. Наконец последний проблеск света погас.

Конан зажег факелы.

– Нужно, чтобы твои глаза привыкли к темноте, хотя бы немного, – заметил киммериец. – Факелы не столько рассеивают тьму, сколько сгущают ее. Но огонь нам необходим. Он – мощное оружие, особенно в битве с нежитью… Тише.

Он перебил сам себя и замолчал, подняв руку. Илькавар, следуя этому призыву, замер и прислушался. Но сколько он ни напрягал слух, ничего разобрать не удалось. Однако киммериец явно что-то почуял.

Теперь король выглядел совершенно иначе, чем днем: он стал как будто еще выше ростом, в его движениях появилась варварская грация, словно он из сравнительно цивилизованного человека превратился в великолепного дикого зверя, в хищника, готового в любое мгновение броситься на добычу.

– Жди здесь, – шепнул Конан и к ужасу Илькавара выскользнул из гробницы.

Юноша остался один. Он прижался к стене, сжимая в руке горящий факел, и попытался успокоить дыхание. Но шершавый ком застрял у него в горле. Только сейчас Илькавар понял, до какой же степени он полагался на поддержку короля. Присутствие Конана и только оно делало возможным существование в этом жутком склепе, где обитает какая-то убийственная тайна.

Как только Конан покинул Илькавара, юноша утратил последнюю надежду выжить и увидеть обещанное ему утро. Он погибнет здесь, превратится в такое же уродливое бездушное существо, каким стал бедняга Кракнор.

Он всмотрелся в тени, колыхавшиеся в гробнице. Большинство из них было порождением неверного света факелов. Илькавар осознавал это – но осознавал лишь умом, а сердце его бешено отстукивало в груди совсем другое: любая из этих теней может оказаться ожившим проклятием Саджа… Она вот-вот накинется, чтобы уничтожить его, Илькавара!… Здесь смерть повсюду, ею пропитан самый воздух.

Вот над гробницей как будто сгустился воздух. Илькавар заставил себя раскрыть глаза пошире и не отводить взгляда. Он должен быть готов. Огонь факела трещал в его руке, как будто собирался вот-вот погаснуть.

Илькавар шевельнул факелом, точно взмахнул дымным знаменем. Нет, огонь горит ярко. Вот так и должно быть.

Между тем мрак над каменным гробом делался все более ощутимым. Теперь Илькавар точно знал, что ему не почудилось. Тень поднялась над изваянием и тихо шевелилась над ним, как будто щупала его, водила по нему длинными пальцами. Камень заскрипел о камень – крышка с изваянием начала потихоньку сползать с гроба.

Ужас парализовал Илькавара. Он понял, что вот-вот расплачется и бросится бежать, как ребенок. Но вместо этого он оставался на месте. Он даже не дрожал. Если уж нельзя сбежать, лучше превратиться в подобие изваяния. Безумная надежда родилась в его смятенном уме: может быть, чудовище примет его за неодушевленный предмет, за камень, за выступ стены – и не тронет, оставит жить?