Бонд, мисс Бонд! - Елена Логунова

– Каким полонием? – Громов заметно опешил.

– Радиоактивным!

– Зачем?!

– А я почем знаю – зачем? С вами, олигархами, только свяжись!

Олигарх испустил долгий вздох, похожий на шипение сдувающегося воздушного шара.

– Я с вами сейчас не как олигарх разговариваю, а просто как человек, – мрачно зыркнув на нее, заявил он.

– Андрей Громов, олигарх и человек, – кивнула Оля. – В блюдечках-очках спасательных кругов…

– Вы будете слушать или нет?!

– Не знаю. Не уверена. У меня своих неприятностей хватает, – пробормотала она.

Потом пристально посмотрела в темное окно, резко вздрогнула и передвинула вазу с букетом на столе, загородившись ею от возможных взглядов с улицы.

– Серьезно? – олигарх и человек недоверчиво покрутил головой. – Уверен, это какие-нибудь пустяки. Впрочем, я обещаю вам, что разберусь со всеми вашими проблемами, как только мы решим одну мою.

– Вот как?

– Именно так!

– Хм… Тогда рассказывайте.

Ольга Павловна подперла щеку рукой, изобразила чистосердечный интерес и поморгала, приглашая олигарха приступить к рассказу.

– Вы видели Димку, – хмуро сказал Громов. – Это мой сын. Его мать была алкоголичкой.

Он говорил короткими резкими фразами – как будто рубил дрова. Оля поджала ноги под столом, словно растущая поленница рубленых фраз могла их придавить.

– Я не был на ней женат. Она не сказала мне о рождении Димки. Я узнал о нем, только когда Леля умерла. Лариса Львовна сказала мне, Димкина бабушка.

– Это она с ним сейчас в больнице? – зачем-то уточнила Оля, вспомнив пожилую женщину с вязаньем.

Громов кивнул:

– Она. До своей болезни Димка жил с ней. Я помогал им, как мог.

– А можете вы много.

Это был даже не вопрос – утверждение.

– Мог. – Громов посмотрел ей в глаза: – Теперь я мало что могу, к сожалению.

– Дима серьезно болен?

Громов отвернулся.

Оля опустила глаза, рассматривая нитяной узор льняной скатерти.

– Я просто хочу, чтобы он был счастлив. Чтобы он порадовался, понимаете?

– Понимаю, – кивнула Оля. – Я все это понимаю, только… Я-то тут при чем?

– При всем! – Громов подался вперед, заговорил жестким тоном: – Лариса Львовна уверила Димку, что его мама не умерла, просто уехала. Далеко и надолго. Ей казалось, что так он будет меньше страдать. Я считал, что это глупо, но тоже молчал. До сегодняшнего вечера!

– Так-так, – пробормотала Оля, уже понимая, что к чему, и от невозможного, невероятного и возмутительного этого понимания закипая, как чайник. – А сегодня вы позволили мальчику поверить, что его мамочка вернулась. И мамочкой этой без спросу и разрешения назначили меня! Да как вы смели?!

– Я подумал, что это последний шанс.

– В смысле?

– Вы учительница, значит, любите детей. Вы – добрая, я понял это, когда вы кормили меня бутербродами.

Оля покраснела.

– И вы достаточно сильно похожи на Лелю. Вернее, с этой новой прической и в розовом шарфе вы достаточно похожи на ту единственную фотографию, которая есть у Димки.

– И что с того?!

Громов глубоко вздохнул.

– Что, что… Разве не ясно? Я прошу вас стать Димкиной мамой. Я хорошо вам заплачу.

Оля хлопнула глазами:

– Это что – предложение руки и сердца?!

– Это предложение работы.

– Это очень странная работа!

– И очень высокооплачиваемая!

– Все в порядке?

Только увидев, что у их столика, скривив шею в знаке вопроса, стоит встревоженный «пингвиноид», они осознали, что орут друг на друга, как скандалисты-супруги с большим стажем.

– Все хорошо, – Громов жестом отослал официанта. – Извините, я слишком разволновался. Прошу прощения. Давайте поговорим спокойно. Сколько вы хотите за то, чтобы исполнить роль мамы маленького больного мальчика?

– Это запрещенный прием!

Оля вспомнила хрупкую фигурку, серьезное угловатое личико и огромные глаза без ресниц.

Малыша было жалко.

Но каков затейник его папочка! Надо же, что придумал… Псих ненормальный.

Но малыша все-таки жалко…

– И как долго мне надо будет притворяться? – хмуро спросила она.

– Боюсь, что недолго.

– Нельзя ли конкретнее?

И тут до нее дошло:

– О господи! Андрей Павлович, вы хотите сказать, что Димка… Он что… Он может и не выздороветь? И вы… Не знаете даже, сколько ему еще осталось?

Громов молча кивнул.

– Бред какой-то, – растерянно прошептала Оля и с силой растерла щеки. – Бред и кошмар…

Собственные ее страхи – «красная метка» Жанны Марковны, упавший перед ней тополь, непонятные люди в черном – вмиг показались ей надуманными и глупыми.

– Пусть он будет счастлив, – тихо попросил Громов.

Попросил ее, Олю Романчикову, как, наверное, не раз просил Бога. Только Бог ему не ответил и не внял, а Оля торопливо закивала:

– Да, конечно, я согласна!

– Прекрасно! Давайте обсудим детали.

На взгляд чувствительной девушки, любящий отец слишком быстро превратился в цепкого дельца.

Олю это несколько остудило.

Она нахмурилась и возразила:

– Нет уж, детали обсудим завтра. Мне сегодня еще тетрадки с диктантами проверять!

– Хорошо. На сегодня и в самом деле достаточно.

Олю отвезли домой. За тетрадки она, впрочем, даже не взялась, потому что больше всего ей хотелось рухнуть в постель и часиков на семь-восемь забыться сном.

– А как же ужин?! – возмутилась любящая мама, Галина Викторовна, мигом уяснив намерение дочки, переодевшейся не в домашний халат, а сразу в ночную рубашку.

– Я поужинала с девочками в кафе, – соврала Оля, чтобы избежать утомительных расспросов.

– Как же ты замуж-то выйдешь, если все с девочками да с девочками, – недовольно бурчала за дверью Галина Викторовна, пока Оля укладывалась спать.

– Не знаю, как насчет мужа, но сын у меня уже есть, – несколько нервно хихикнула Оля.

Чтобы не отвлекаться на мамино ворчанье, она укрылась одеялом с головой и не увидела, как в открытую форточку протиснулся пухлый голый ребенок с крылышками на спине и с луком в руке.

Он удобно устроился на книжной полке, терпеливо подождал, пока беспокойно спавшая Оля выпутается из одеяла, тщательно прицелился и безошибочно послал стрелу под украшенную скромным кружевом «кокетку» девичьей ночнушки.

– Шеф, мы собрали информацию об учительнице, – в позднем телефонном звонке сообщили И. И. Иванову. – Романчикова Ольга Павловна, тридцать четыре года, не замужем, живет с родителями и братом, адрес у меня есть. Работает в средней школе номер тридцать один, преподает русский язык и литературу.

– Литературу, говоришь? – задумался И. И. Иванов. – Это же книжки, брошюрки, тетрадки, записи всякие – целые кучи макулатуры. Что думаешь?

– Думаю, не исключено, – согласился его собеседник.

– Проверьте.

– Сделаем!

– Жду.

Четверг

Утро началось с сюрприза.

Выйдя на крыльцо, Оля увидела у подъезда знакомую машину.

Вообще-то, в автомобилях Ольга Павловна не разбиралась.

Нет, она уверенно отличала винтажный украинский «Запорожец» от старого тольяттинского «жигуля», но современные модификации даже этих непрестижных марок запросто могла перепутать. Что уж говорить о дорогих иномарках и их многочисленных моделях, отличающихся одна от другой такими тонкостями, как наклон стоек, прорези воздухоотводов и форма решетки радиатора.

К тому же уважаемая Ольга Павловна была близорука и без очков, которые она стеснялась носить вне работы, не отличила бы «Лендровер» от бегемота.

А вот цвета она различала – не дальтоничка, чай!

Машина, подкатившая к крыльцу так нагло, что бабки на лавочках у подъезда поджали не только губы, но и ноги, была светло-серой. Но не такой серой, как мышь или дождевая туча, а металлически-серебристо-жемчужно-серой.

Необыкновенно приятный, переливчатый, прямо-таки живой цвет! Как у Олиного любимого и единственного шелкового платья – за каковое сходство, собственно, ей эта машина и приглянулась.

Предательскую мыслишку о том, что приглянулась ей не столько машина, сколько ее владелец, Оля моментально отогнала прочь воинственно боднув головой морозный воздух.

– Здравствуй, Оленька! – вразнобой, но одинаково слащавыми голосами протянули околоподъездные бабки.

– Доброе утро, бабушки! – ответила Оля громко, чтобы ни одна глуховатая зараза не вздумала после ее ухода затеять дискуссию на тему «Какая невоспитанная пошла нынче молодежь».

Но добрым это «сюрпризное» утро не было.

– Здравствуйте, Ольга Павловна! – донеслось из знакомой машины.

Перепрыгивая через старушечьи «валенки», знакомый водитель обежал капот и распахнул для покрасневшей Оли жемчужно-серую дверцу.

– Здравствуйте, Витя, – обреченно ответила она.

В ряду старушек обозначилось нездоровое оживление. Как огни новогодних гирлянд, загорелись не по возрасту зоркие глаза. Надтреснутые голоса возбужденно задребезжали: