Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году - Дмитрий Скалон

Приход наш нарушил обычную тишину этих мест, и старые здания оживились: все их население вышло поглядеть на толпу любопытных иностранцев.

Ребятишки и девочки, с мелко заплетенными кругом всей головки косичками, окружали нас, прося милостыни; мальчики назойливо гудели, как шмели, отгоняемые шедшими впереди нас кавасами.

Женщины стояли поодаль, прерванные в своих хозяйственных занятиях; из них те, которые были покрасивее, разбегались, или любопытно выглядывали с каких-то неприступных площадок. Все они сохранили средневековый испанский костюм. Мне особенно понравилась одна группа на лестнице: старик-еврей, сидящий на ступенях, молодая девушка, прислонившаяся к косяку, женщина с грудным ребенком и маленькою девочкой, с огромными карими глазами и крошечным коралловым ротиком, в открытой рубашечке и шароварах. Прижавшись к матери, она пугливо глядела на нас своими прелестными глазками, отененными длинными ресницами. Находясь среди такой обстановки и вглядываясь в окружавшие нас выразительные лица в средневековых костюмах, я мысленно переносился в прошедшие столетия, воображая себя в каком-нибудь средневековом испанском городе, и только надетое на нас статское платье разрушало очарование. Чтоб осмотреть внутреннее устройство еврейских жилищ, мы поднялись по широкой лестнице на террасу и зашли в обширную, чисто прибранную комнату с завешанными от солнца окнами. Пол был выложен мозаикой, с черным рисунком по белому фону, из мелких камешков, отполированных морским прибоем и поставленных на ребро. Побуревший от времени потолок сделан из массивных бревен, положенных накрест, как решетка, и покрытых сверху досчатою настилкой. Вдоль стен, кругом всей комнаты, стояли высокие диваны с восточными коврами и круглыми подушками.

Мы все были удивлены своеобразностию, чистотою и уютностию этого помещения. Судя по размерам, конечно, в этой зале жил какой-нибудь влиятельный командор ордена, равно ненавидевшиий как неверных сарацинов, так и угнетенных евреев.

Столовая с домашним очагом, спальня, с постелью на высокой наре, устроены все в же роде с мозаикой и бревенчатым потолком.

Везде необычайная для Востока чистота. Отдохнув на диванах в зале, мы отправились обратно к базару и незаметно подымаясь в гору, прошли по широким, но безлюдным улицам, между рядами серебристых платанов, кактусов и агав, мимо мечети, гробницы одного гросмейстера, обращенной в фонтан, киоска с часами и, наконец, вышли к той части крепостных стен, которая обращена к горам.

Оборонительные верки бастионного начертания идут тремя рядами и построены из гранита. Повернув к Аси-Браусским воротам, перейдя чрез подъемный мост, мы вышли извилистым проездом гласиса в форштаты. По этому месту, где мы шли, сады и дома обнесены саженною каменного стеной, и таким образом укрыты от взоров любопытных. Спустившись между этими заборами к берегу, левее первого форта, Великий Князь сел в четырехвесельную лодку с некоторыми из нас, и мы перенеслись на пароход. В 4 часа 20 минут «Владимир» снялся с якоря и пошел Средиземным морем по берегу Малой Азии в Мерсину. Капитан Гаврешов предупредил нас, что это будет самый продолжительный переход нашего рейса (около 650 верст), причем обыкновенно он бывает самый бурный, потому что пароход удаляется от берега и идет открытым морем до мыса Анамура. Пока мы еще стояли на якоре, охотники наши заметили громадную стаю птиц, принимая их за лебедей или гусей; но когда к ним приблизились, оказалось, что это была стая пеликанов, штук в триста. Они подпустили нас на выстрел, и двух из них подстрелили и взяли на борт.

После этого эпизода, возбудившего движение и говор в нашем маленьком плавучем мире, пошли обедать, а затем разбрелись по пароходу, кто читать, кто писать, кто просто глазеть на звезды и в синюю даль моря. Из кают-компании неслись звуки пианино и русских песень: там собралась веселая компания и, допивая раскупоренные бутылочки, распевала родные песни.

Ночью задыхались от жары, а утром купались в мраморной ванне, накачивая насосом морскую воду. В каютах душно, а палубу солнце накаливает так, что не знаешь, куда деться. После завтрака, который был накрыт под парусным навесом, некоторые из нас вытащили матрацы наверх и разлеглись.

В 4 часа справа стал чуть виден остров Кипр; пред нами мыс Анамур; около 7 часов обогнем его и минуем, по словам капитана, самое беспокойное место рейса, которое на этот раз изменило своему обыкновению и не потревожило нас несносною качкой.

От безделья я стал ходить из конца в конец парохода, рассматривая пассажиров третьего класса, которые, как могли, укрывались от палящего солнца.

У бугшприта сидел на коврах, окруженный слугами, очень красивый и, должно быть, зажиточный турок; художник наш рисовал с него портрет. Я было хотел подсесть к нему, но вижу, что Берг мне машет, стоя на рубке. Бегу к нему. Что такое? Летящие рыбы.

Действительно, вот, вспорхнув из воды маленькие, серебристые рыбки, величиною с плотичку, быстро взмахивая прозрачными крылышками, пронеслись над поверхностью моря и нырнули в него, точно стая воробьев, пугливо слетевших с забора и скрывшихся в густой зелени ветел, оставив за собою двух-трех опоздавших зевак. Таких именно зевак я поспел рассмотреть в трубку. Говорят, рыбки эти иногда подымаются так высоко, что падают на палубу. Те, которых я видел, чрезвычайно быстро пролетали сажен 20 или 30, но не подымались от воды выше трех вершков. Мы еще долго любовались этим редким для нас зрелищем. Иногда рыбки вылетали из воды, будто испуганные ходом нашего парохода, или мелькали в отдалении, как серебряные блесточки.

Дотянув таким образом время до обеда, мы скоротали вечер, попросив И. Д. Макеева рассказать нам интересные подробности о пережитой им последней Сирийской резне, когда он был консулом в Дамаске.

Не смею повторять этого рассказа, потому что он уже был напечатан в «Морском Сборнике».

На следующий день, 4 октября, я проснулся от звука цепей, когда «Владимир» бросил якорь на открытом рейде, пред Мерсиной, в которую он должен был сдать 800 мест. Пока выгрузят товар, Его Высочество решился осмотреть близлежащие развалины Пантеополиса. Высадившись на берег маленького, сложенного из нескольких продолговатых кубиков городка, с преобладающим арабским населением, мы сели верхом и поехали вдоль берега к развалинам.

Шествие открывали три жандарма, одетые в белые шаровары и куртки; за ними два офицера, потом два каваса с булавами; Его Высочество в стрелковой шапке, высоких сапогах, шароварах, красной рубахе и сереньком пальто; наконец, мы, на разнокалиберных и разнооседланных лошадках, с тремя новыми кавалеристами, в лице художника и двух профессоров. Дорога шла песчаною береговою равниной, которая имела верст пять или шесть ширины, считая от моря до горного кряжа. Сначала мы ехали по вымощенной плитами улице с базаром, мимо садов и огородов, усаженных овощами, фиговыми, лимонными и тутовыми деревьями; потом полями сахарного тростника и хлопчатобумажника, до небольшой речки со сводчатым мостом древнегреческой постройки и, наконец, выехали на песчаную дорогу, которая, извиваясь, то приближалась, то удалялась от берега. Не обращая внимания на горы, на первый взгляд дорога, казалась знакомою: та же волна тихо взбегала на прибрежный песок и, раскатившись, быстро уходила в море, производя однообразный шум прибоя; те же кустарники, ямы, бугры с выжженною солнцем травой и поля убранной пшеницы, как будто едешь где-нибудь по Финскому заливу.