Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году - Дмитрий Скалон

Разводят их очень просто: сорвав лист, его втыкают ребром в землю, и он растет, не требуя дальнейшего ухода. Верблюды охотно едят эти листья, не обращая внимание на иголки.

Так как дорога к Пиниевой роще служит местом катанья и загородных прогулок, то вдоль ее выстроены кофейни, пред которыми сидят, курят, пьют кофе и рассматривают проезжающих. Мы остановились у Пиниевой рощи, где во время последней сирийской резни стоял французский кавалерийский бивуак, и, расположившись около столиков под акациями, спросили кофе.

Пред нами гарцевал какой-то грек на довольно статной темно-серой лошади, под черным вальтрапом с длинною бахромой и кистями на задних углах.

Вся одежда на нем была черная: шаровары, вышитая куртка, пояс; затем – белый жилет в мелких складках и красная феска. Вероятно, какой-нибудь зажиточный торговец или барышник, потому что он все время вертелся на глазах.

Мимо нас проезжали: дилижанс из Дамаска, запряженный шестериком; две коляски с дамами; несколько нагруженных мулов; ослы, семенившие ножками под огромными седлами, на которых сидели верхом, прикрытые чадрами, женщины или торжественно важные турки. Это, должно быть, были муллы, судя по их старому национальному костюму, состоявшему из шаровар, халатов с широким шарфом около пояса и белым или зеленым тюрбаном. Выпив кофе, мы поехали обратно в город, прокатились по нескольким чистым улицам, спустились мимо казарм и госпиталей в нижнюю часть города и возвратились домой.

Бейрут построен на холмах, отделанных террасами.

Большие дома очень схожи с домом, в котором мы остановились; бедный же люд живет в четырехугольных башенках, или продолговатых каменных сараях с несколькими сводами, где ремесленники занимаются своими производствами.

После продолжительного обеда, предложенного хозяином, все разошлись по своим комнатам. В нижней зале еще долго толпились всякие люди, должно быть, родственники и знакомые дома, но они нас не стесняли, потому что мы удалились наверх.

Пред тем, как лечь спать, я прогулялся по саду, иллюминованному шкаликами, и сходил на галерею полюбоваться с птичьего полета панорамою города при лунном освещении.

Море, как стальное зеркало, отражая луну, искрилось по берегу в равномерном прибое: направо – темный силуэт Ливана незаметно сливался с отдаленною мглой; внизу – резко освещенные стены оригинальных домов и террас, в противоположность черным теням и красному свету огней, выходившему из окон, представляли непривычному глазу волшебную картину, которую у северного жителя способна нарисовать только пылкая фантазия и которую он не привык видеть наяву.

С утра поехали купаться в маленьком затоне, где заставляют выдерживать карантин.

На скалистом берегу были расставлены часовые и раскинуты две палатки; к морю спускалась широкая каменная лестница.

В Бейруте, говорят, очень опасно купаться, потому что у берегов плавают акулы; тем не менее мы с наслаждением выкупались в теплой, густой и чистой, как хрусталь, морской воде; а затем пили чай и кофе под тенью смоковницы.

В доме встретили Великого Князя хоры детских приютов, речи поэтов и кантаты по случаю его приезда. В комнатах собрались купцы с шелковым товаром и филигранового работой из золота и серебра. Работы эти очень красивы и дешевы, потому что жизнь недорога и ремесленники довольствуются весьма малою заработного платой.

Выбрав для себя несколько вещей, Его Высочество пошел принимать иностранных консулов, маронитского и униатского архиереев, а после завтрака осматривал арабских лошадей, принадлежавших обывателям города, из которых один, по имени Георгий Туэни, впоследствии подвел Его Высочеству свою рыжую девятилетнюю, жеребую кобылу Дахму.

В 3 часа мы поехали к Пиниевой роще посмотреть на конное ристалище, называемое «фантазия». На песчаной площадке, у опушки леса, был раскинут шатер и уставлен креслами и стульями. По обе стороны поляны стояли всадники в разнообразных одеждах; кругом народ. Мне бросилось в глаза почти совершенное отсутствие женщин.

Великий Князь при звуках музыки, заигравшей гимн, вышел из коляски и занял, по приглашению губернатора, место под шатром; мы же уселись по сторонам.

Пред нами расстилалось песчаное поле, окруженное группами зелени, из которых высоко выделялись пальмы; дальше подымались ступенями тутовые плантации с селениями, похожими своею постройкой на старые замки, а за ними высились горы, мягко и нежно окрашенные уже склонявшимся к западу солнцем.

Надо заметить, что все восточные города издали походят на средневековые рыцарские постройки, потому что имеют вид башен, соединенных между собою каменными стенами, которые выводятся около террас для удержания земли и дождевой воды. На этих террасах, идущих ступенями, производятся посевы. В долинах же поля, по большей части, обносятся грудами камней.

Но вот начались игры. Разделившиеся на стороны, всадники выезжали вперед поодиночке, описывали вольты, бросали друг в друга джеридом[5], изворачивались от наносимых ударов и, завлекая удачею и криком других, быстро уносились в свою сторону.

Нельзя сказать, чтоб игра эта имела определенные правила. Имеется лишь в виду выказать ловкость, красоту, бег лошади, изворотливость между скачущими во всех направлениях наездниками, и искусство управления и выездки. Между всадниками особенно отличались наш вчерашний знакомец-грек на своем сером жеребце, какой-то маронит, с клинообразною бородой и загнутым носом и араб баши-бузук, очень красивый мальчик, особенно далеко и метко бросавший свой дротик.

Меня заинтересовала фигура маронита: одетый весь в черное платье, только с белою повязкой вокруг фески, он извивался как змея на статной темно-серой лошадке, почти до полу завешанной черными кистями и шнурами, украшавшими седло. Лицо и вся его наружность, несмотря на красоту, таили в себе что-то недоброе и, действительно, мне рассказали, что он из ревности зарезал свою жену. После метания дротиков, выехали два всадника с длинными бамбуковыми копьями, потрясая ими в воздухе, носились по всему кругу, намечали удары и старались заехать один другому под левый повод.

Один из них, длинный турецкий офицер, на вороном жеребце, напоминал немного фигуру Дон-Кихота; его противник, должно быть, курд, в белом тюрбане, красной, шитой золотом куртке и синих шароварах, на рыжей лошади, ловко парировал наносимые удары.

За ними выехали еще несколько человек, а потом все с криком перемешались. Чтобы поблагодарить их, Великий Князь назначил три приза на скачку, но явилось неожиданное препятствие; все они не имели понятия о том, что такое скачка на приз. После довольно затруднительного объяснения, их разделили на три партии, означили пиками круг, и Его Высочество сам пускал рвавшихся вперед ездоков.