Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году - Дмитрий Скалон

Когда проснувшийся Берг вышел наверх, мы с ним не удержались от соблазна… спустились в лодку и съездили еще раз на берег, под предлогом необходимости купить себе несколько фотографий, одеколону и туфли. У пристани подошел к нам еврей с предложением показывать город; и хотя мы отказались от его услуг, он все-таки отправился за нами. Я предупредил еврея, что он за эту прогулку денег не получит, но и это, кажется, его не убедило: когда мы остановились в нерешительности куда завернуть, он как тут, с указанием: «Здесь туфли! Вам, ведь, туфли надо?» Не обращая на него внимания, мы взошли в кофейню; он за нами, встал у дверей и начал расспрашивать: кто мы, куда, зачем едем и т. п. Я отвечал на все его вопросы. Напившись кофе, мы пошли дальше – по базару, и мимо винного ряда, устроенного в галерее со сводами на колоннах. Под арками стояли бочки, между которыми я насчитывал друг против друга одиннадцать штук богатырских размеров. Каждая из них имела сажени две в вышину, при пяти аршинах ширины. Еврей было еще раз хотел навязать свои услуги, но мы засмеялись, и он отстал.

Туфли оказались слишком неудобны, а потому, не теряя больше времени, мы стали выбираться из базара к пристани, чтобы купить фотографии и вернуться на пароход. В одном закоулке я неосторожно дал пиастр еврейской девочке, и мигом был окружен, как мухами, маленькими попрошайками.

Евреи в Смирне не похожи на наших; они смуглее и чернее, а их черты лица гораздо резче и шире; нет этих типов рыжих, усыпанных веснушками, которых у нас так много в западном крае.

Одеколон мы достали у француза-парикмахера, а фотографии нашли где-то на третьем дворе под крышей и затем вернулись на пароход, который должен был сняться с якоря в 11 часов.

В Смирне считают 90 000 христиан, 40 000 мусульман и 20 000 евреев. Из христиан большая часть греки; затем армяне, французы и италиянцы. Это один из самых больших торговых городов Малой Азии. Особенно много вывозится сушеных фруктов. Я видел улицу, в которой исключительно работают небольшие ящики и гнут из фанерки круглые коробки для упаковки изюма, чернослива, винных ягод и абрикосов. Смирна славится, кроме того, мягкими и коврами и чудесным виноградом. Город, по своему складу, имеет много общего с нашею Одессой. Как тут, так и там торговля сосредоточена, преимущественно, в руках греков и евреев, и между ними идет постоянная вражда. Так в 1872 году одесские беспорядки повторились в Смирне, с тою лишь разницей, что кулаки были заменены ножами.

Климат Смирны был бы невыносим по своему удушью, если бы в течение всего лета не дул имбат, северо-западный ветер, считающийся благодетелем страны. Он подымается почти ежедневно в 8½ часов утра и спадает только в 7 часов вечера. Город окружен болотами, которых особенно много вдоль реки Мелес, и когда имбат не дует, то жара становится невыносимою, так что рот пересыхает и жители начинают страдать от солнечного удара. В это время даже на море трудно выдержать, а в довершение всего зловредные испарения из болот разносят по городу лихорадки и разные заразительные болезни.

Глава VI

Хиос. – Кастро. – Население Хиоса. – Прогулка по городу. – Пролив Кара-Оглу. – Переход до Родоса. – Улица Рыцарей. – Еврейский квартал. – Амбруазские ворота. – Переход в Мерсину. – Пеликаны. – Летающие рыбы. – Мерсина. – Поездка к развалинам Пантеополиса. – Александретта. – Мыс Хинзар. – Латакия. – Триполи. – Ловля губок. – Ливанские горы. – Бейрут

Снялись мы с якоря в 10 часов и 40 минут и наш «Владимир» пошел вдоль левого берега Смирнской бухты. Войдя в Архипелаг, он повернул по берегу Малой Азии. Пред нами вдали обозначились острова Спалмадоре и Хиос. За час ходу до Хиоса прошли мимо Чесменской бухты, в которой Орлов-Чесменский разбил турецкий флот. Без четверти пять бросили якорь на открытом рейде пред Хиоским городом Кастро.

Нам дали полтора часа отпуску, и мы поспешили на берег. Город лежит среди садов, на холмистом склоне. На первом плане у самого берега крепость, выкрашенная желтою охрой; влево от нее – набережная с кучею каменных домов; вправо – ряд ветряных мельниц с крыльями в виде веера, расправленного как лепестки на цветке. Кругом всего холмы, покрытые садами, с выдающимися из земли тремя белыми колокольнями и домиками под красными крышами. Сады и зелень протянулись далеко вправо от города и кончаются у подножия как бы отвесной горной стены.

Мы сели в большую лодку с одним гребцом и медленно добрались до незатейливой деревянной пристани – против кофейни, пред которою я сел с Бергом и Ласковским, чтобы взглянуть на гулявший пред нами народ.

На Хиосе живут 70 000 греков, 2000 турок, считая, кажется, и гарнизон в том числе.

Во время восстания 1821–1827 годов остров страшно пострадал от ярости мусульман, и с тех пор Хиосцы разбрелись по белу свету. Хотя потом турецкое правительство и разрешило инсургентам предъявлять свои права на оставленное имущество до 1833 года включительно, но, все-таки, население уменьшилось, и возвратились только те, которые нажились на чужбине. Мне рассказывал один из жителей, что теперь на острове стало много богатых поместьев, где доживают свой век такие счастливцы.

Хиос производит в огромном количестве водку, называемую «раки», которая сбывается преимущественно в Египет. Из фруктов, апельсины отправляются в Россию, и с тех пор как она покрылась сетью железных дорог, спрос на них учетверился, а цена удвоилась. Виноград большею частью перегоняется в водку; а знаменитое в древности хиосское вино добывается с одного только места в количестве 10 000 литров и идет в Константинополь, Одессу и Марсель. Наконец на острове разводится маленькое миртообразное деревцо, с которого собирают нечто вроде сладкой камеди, «гом-мастик». Из нее приготовляют варенье, гонят водку, ее же и жуют в сыром виде для белизны зубов; последним занимаются в особенности женщины. В Хиосе нет бедности, как нет и большой зажиточности: все имеют, что называется, достаток. Богачи же, живущие в своих поместьях, как выше сказано, все нажились за границею. Пока мы пили кофе, пред нами проходили хиосцы: на них была своеобразная одежда, состоящая из фески с длинным колпаком, откинутым назад, курточки, жилета, широкого кушака и шальвар, сделанных наподобие мешка, собранного в мелкие складки у пояса, с двумя прорезами для ног около щиколоток. Цвет одежды преимущественно темный: черный, синий, коричневый, желтоватый; покрой шальвар очень смешон, при ходьбе они вздуваются как пузыри и поддувают. Лица у всех на один тип: бритые, с густыми усами, глубоко сидящими во впадинах глазами и большим горбатым носом. Женщин видел мало, – черны, с бледным лицом, рисованными бровями и ястребиным носом.