Право на первую пулю - Сергей Васильевич Самаров

– А дальше? – спросил я.

– Дальше мы на главную дорогу, от греха подальше, вернулись, пристроились за танковой колонной и едва-едва плелись за ней. Я за рулем чуть не засыпал, – ответил сержант-водитель.

Глава седьмая

Мы подъехали к главной дороге и ждали там свои автобусы. Наконец автобусы нас нагнали, и мы вклинились в непрерывный поток автотранспорта. Вскоре мы свернули в сторону здания аэропорта, неподалеку от которого располагался и палаточный городок, где две палатки были отведены моему взводу. А главный поток машин двигался дальше, в сторону города Хмеймим. Уазик свернул в сторону штаба. Я так понял, что Ягужинский собирается допрашивать пленника в моем присутствии и в присутствии лейтенанта Футракулова, используя знание арабского языка моего замкомвзвода. Однако на самом повороте подполковник приказал сержанту-водителю остановиться. Остановились и автобусы.

– Пересаживайся. Дальше со своими поедешь… – грубовато распорядился подполковник.

Возразить я не посмел, но дал понять, что обиделся на грубость старшего по званию, и, надув губы, вышел вместе со своей длинной винтовкой, не забыв забрать из багажника свой рюкзак. Уазик «газанул» и резко двинулся дальше, к главному входу, а водитель переднего автобуса открыл мне дверь, приглашая войти. Значит, как говорится, без меня меня женили, а Ягужинский заранее предупредил водителя автобуса, где меня высадит. На месте, когда автобусы снова остановились рядом с палатками, я вышел первым вместе с винтовкой и с рюкзаком, поставил винтовку в «оружейную горку», попросил старшего лейтенанта Кривоносова «горку» закрыть, когда все оружие будет на месте, а сам первым отправился спать, поскольку глаза уже смыкались сами собой. Уснул я после бессонной ночи сразу. Проснулся лишь на несколько секунд только, когда Кривоносов подсовывал мне под подушку ключ от «оружейной горки». А потом меня разбудил лейтенант Тахир Футракулов, вернувшийся от подполковника Ягужинского, которому помогал проводить допрос пленника. Он сел на мою кровать в ногах. Тахир не понял, что я уже проснулся, и осторожно, словно опасаясь удара, тронул меня за колено. Удара он опасался не случайно. У нас во взводе уже был инцидент, когда дневальный стал будить старшего лейтенанта Кривоносова и заработал целую серию ударов в голову. Старшему лейтенанту снилось, что он участвует в бою, и он перенес приемы рукопашного боя из сна в явь. Потом долго приводил дневального в сознание и дико извинялся. Тот подобной атаки не ожидал и не успел удары заблокировать. С моей стороны выговоры получили оба – Кривоносов за неумение себя контролировать во время сна, а дневальный за то, что подставился так глупо. Но я не собирался бить Футракулова и потому сразу открыл глаза.

– Товарищ майор… Товарищ майор… – громким шепотом звал меня лейтенант.

Я, не вставая с кровати, осмотрелся. В нашей палатке бойцы взвода спали или делали вид, что спят. Вообще-то одна палатка обычно бывает рассчитана на отделение. Но, поскольку нам на три отделения выделили всего две палатки, пришлось потесниться, и несколько кроватей поставили в два яруса. Лейтенант Футракулов говорил таким громким шепотом, что разбудил, видимо, почти всех.

– Что тебе? – спросил я, еще не проснувшись полностью.

– Товарищ подполковник велел напомнить – завтра двадцать третье марта…

– Ну и что? Я знаю. Память еще осталась.

– Завтра день рождения Басиля Аль-Асада[21], старшего брата президента. Вечером будет футбольный матч между нашей «морской пехотой» и сирийцами. А в завершение мероприятия небольшой парад. И наши, и сирийцы пройдут перед трибуной торжественным маршем. Наш взвод тоже должен участвовать. Принимать парад будет сам Хусейн Арнус[22]. Ягужинский завтра с утра вас у себя ждет для инструктажа.

– Час от часу не легче! – проворчал я. – Но это завтра. А пока иди спать. Взвод двое суток на ногах. В дороге, потом в боевой операции участвовал. Ты тоже устал… Иди отдыхай…

Тахир хотел еще что-то сказать, но передумал и ушел в свою палатку. А я повернулся на другой бок и снова уснул, теперь уже до утра.

Утро было ярким и солнечным, почти праздничным, в небе не видно было ни единого облачка. В громкоговорителях аэропорта, через которые раньше сообщали о прибытии и вылетах самолетов, о начале посадки и давали прочую информацию, звучала какая-то восточная музыка, под которую кто-то громко и внятно читал на своем певучем языке, похоже, стихи. Я с удивлением подумал, что в России в подобной ситуации наверняка включили бы какую-нибудь «попсу» или рок, а здесь вон стихи читают. Что касается стихов, то я читал в интернете, что свои стихи под музыку любит читать бойцам, идущим в атаку, сирийский герой бригадный генерал Сухель Аль-Хасан. Считается, что боевые стихи вдохновляют бойцов на подвиги.

Я вывел взвод на обычную интенсивную зарядку и заметил, что за нами с любопытством и насмешкой наблюдают «морские пехотинцы», и дважды прошел в высоком темпе, который сам же и задавал, местную «полосу разведчика». Она, по сути дела, мало чем отличалась от стандартной армейской «полосы препятствий», разве что дистанция чуть больше и имелись дополнительные самодельные препятствия, но все же существенно проще в прохождении, чем та же «полоса разведчика» в нашем батальонном городке. Таким образом, и взвод основательно размялся, и при этом никто не успел язык на плечо повесить, то есть устать. После чего я отправил взвод под командованием лейтенанта Футракулова умываться, а сам поспешил в штаб к подполковнику Ягужинскому. В этот раз уже новый дежурный офицер сначала проверил мои документы и только потом пропустил за турникет.

Я поднялся по широкой лестнице на второй этаж. В кабинете Ягужинского, куда я вошел после приглашения, последовавшего за коротким стуком, вольготно расположился, как и положено генерал-лейтенанту, Василий Васильевич. Стул, на котором Василий Васильевич так вольготно, забросив ногу на ногу, устроился, неимоверно скрипел под его массивным телом и грозил рассыпаться.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу подполковнику… – памятуя о том, как минувшим днем Ягужинский сделал замечание лейтенанту Футракулову по поводу его неуставного к нему обращения, я решил устав соблюдать.

Василий Васильевич от меня только рукой отмахнулся как от мухи. Он был, по сути дела, гражданским человеком и уставные отношения, судя по всему, не слишком уважал.

– Товарищ подполковник, майор Верстаков по вашему приказанию прибыл, – доложил я Ягужинскому.

– Ты,