Извращённое чувство - Эмили Макинтайер

я выросла в этом мире, Эйдан — нет. Его приютили, к нему относились не более чем как к прислуге. Он слишком наивен и добр, чтобы быть вовлечённым в грязные дела, чем бы там ни занимались Джулиан и мой отец.

Если бы не тот факт, что я была полностью поглощена обедом с отцом, я бы подняла больше шума, требуя сообщить мне, где они находятся, чтобы я могла незаметно улизнуть и встретиться с ними. Мне просто хотелось быть в курсе событий и чувствовать, что я всё ещё участвую в важных решениях, которые влияют и на моё будущее тоже.

Но время, проведённое с отцом, было для меня важнее всего на свете, и у меня не было другого выбора, кроме как смириться и довериться. И я действительно доверяю Эйдану. Просто Джулиан, этот змей, выводит меня из себя.

На самом деле у меня нет никаких конкретных причин для подозрений, кроме общей атмосферы, которую он создаёт, того, как он всегда легко добивался расположения моего отца в сравнении со мной, и того, как он привлекает внимание и похвалу, в то время как мне приходится так усердно работать, чтобы меня не воспринимали просто как блестящий трофей, который мой отец может поставить себе на полку.

До недавнего времени он вёл себя со мной грубо, а иногда даже жестоко.

Он настоящий грубиян. И я не верю, что он делает всё это по доброте душевной. Мне непонятно, чего он пытается добиться, и меня тошнит от того, что я не могу быть рядом и слышать о его планах, в которые он собирается втянуть Эйдана.

— Ты в порядке, habibti? — спрашивает отец, не глядя на меня, а любуясь пейзажем.

Я быстро фотографирую его, пока он смотрит на двор с французского балкона17 своей комнаты. Потом откладываю телефон и беру его за руку.

— Всё хорошо, Баба. Просто создаю воспоминания.

— Ты всегда витаешь в облаках, — смеётся он. — Прямо как твоя мама.

Он редко говорит о ней, и я думаю, это потому, что воспоминания причиняют ему боль. Всё, что мне известно, — это несколько фотографий, которые я видела в детстве, и то, что они познакомились много лет назад, когда он был в Иране по делам, а она уехала с ним в Соединенные Штаты всего несколько недель спустя.

У меня сжимается сердце. Мне не больно, когда я слышу рассказы о ней. Просто я чувствую себя неполноценной, как будто во мне зияет дыра, которая никогда не была заполнена, поэтому я не знаю, чего мне должно не хватать.

Но помимо этого чувства, я ощущаю ещё что-то. Мне кажется, что я могу использовать его прошлое с моей матерью, чтобы он понял, что то, чего он от меня требует, неправильно. Несправедливо. Если бы я только смогла заставить его увидеть мир, как его вижу я, и открыть ему глаза на нашу с Эйданом жизнь.

Я бы сделала почти всё, чтобы не зависеть от Джулиана.

— Скажи мне еще раз, как сильно ты ее любил, — говорю я.

— Я все еще люблю ее, — он вздыхает, на мгновение сжимает мою руку, а затем отпускает её и откидывается на спинку стула. — Твоя мама присутствует в каждом моём действии, — говорит он. — Она в каждом моём вдохе, в каждой мысли.

Он замолкает, и я впитываю его взгляд, вижу, как его глаза полны тоски, а душа кажется усталой и измученной.

— Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу в тебе столько от нее, — продолжает он. — Она была сильной женщиной, и я горжусь тем, что могу называть ее своей.

Я пытаюсь проглотить ком в горле, слова так и рвутся наружу.

— Тогда, Баба, как ты можешь просить меня об этом? Как ты можешь разделять такую любовь с мамой, и просить меня отказаться от такого же шанса?

Его глаза темнеют, и он качает головой.

— Твоя мама была любовью всей моей жизни, но ты ошибаешься, если думаешь, что этот брак был заключен не по договоренности.

Я потрясена до глубины души, надежда ускользает из моих рук.

— Что?

Он кивает, слегка кашляет и делает глоток чая, пытаясь заглушить шум.

— Иногда самая большая любовь приходит из самых неожиданных мест.

Я откидываюсь на спинку стула, не зная, что делать или что сказать. Это был мой козырь в рукаве, способ, с помощью которого я хотела убедить отца по поводу Эйдана. Но, оказывается, его желание в отношении меня основано на его собственном опыте, а не вопреки ему.

— Тебе не кажется, что, возможно, вам с мамой просто повезло?

Я делаю ещё одну попытку, прощупывая почву, не ныряя с головой.

Он издает низкий звук, делая очередной глоток чая.

— В этом мире есть множество людей, которые готовы на всё, ради возможности жить так, как живёшь ты.

— Я знаю, — отвечаю я.

— Ты уверена? — он наклоняет голову. — Кровь, текущая в твоих жилах, делает тебя ценным человеком. Люди, даже те, которым, как тебе кажется, ты можешь доверять, ослеплены алчностью и соблазнены обещаниями власти.

У меня внутри всё сжимается.

— А тот, за кого ты меня выдашь, не будет таким же?

— Нет, — просто отвечает он. — Я бы никогда не выдал тебя замуж за человека, которому нужны только деньги или власть. Мне просто нужен тот, кто будет хорошо к тебе относиться и продолжит моё дело. Кто-то, кто защитит тебя от сурового мира моего бизнеса и будет заботиться о тебе, даже когда меня уже не будет рядом. — Он снова наклоняется вперёд и протягивает руку, чтобы погладить мою ладонь. Мои глаза следят за его движением, останавливаясь на тёмных синяках от капельниц, которые остались на его коже. — Ты никогда не подводила меня раньше, Ясмин. Уверен, ты не подведёшь меня и сейчас.

Мои глаза горят, и я стискиваю зубы, но больше ничего не говорю. Вместо этого я киваю и поворачиваю руку, переплетая наши пальцы. Но моё сердце разрывается на части, отчаяние обрушивается на него, как сокрушительный удар, потому что это означает, что Джулиан уже победил, а я даже не поняла, в какую игру он играет.

Я должна буду зависеть от него. Должна буду нуждаться в нем.

Всё именно так, как он и хотел.

Я ожидала, что Эйдан выйдет на связь несколько часов назад, но уже вечер, а его всё нет. Я пытаюсь унять тревогу, постоянно повторяя себе, что он занят, и ничего страшного, что мы не всегда общаемся. Я игнорировала его три дня, поэтому