Никого не жаль - Марина Крамер

отрывая взгляда от веточки тархуна на дне. – Потом она написала новый роман. Едва он вышел, как на него купила права какая-то кинокомпания. Люсю опять закрутило – интервью, съемки, встречи, нужно было выглядеть хорошо и иметь свежую голову. Она больше не упоминала об этих злосчастных тарелках и картине, я так радовалась, думала, что все наладилось. А потом она приехала ко мне на такси совершенно пьяная, сказала, что с ее машины сняли все колеса, а в гардеробной она нашла чужое платье и босоножки. Показывала снова фотографии – действительно, ее «Ауди» стояла без колес, а платье и босоножки такого фасона она никогда бы не купила и не надела. Люся захлебывалась слезами, кричала, что сходит с ума, что в ее квартиру кто-то входит… Я не знала, что делать, к кому обращаться. Мне было так ее жаль…

– Разумеется, колеса вернулись на место, а платье и босоножки исчезли? – спросила Настя, чувствуя, как в голове зашевелилась какая-то мысль, но поймать ее пока никак не удавалось.

– Платье и босоножки исчезли, а вот колеса не вернулись. Я думаю, что эти два события не имели никакой связи. Хотя, согласитесь, кто в наше время ворует колеса?

– О господи… – потрясенно произнесла Настя. – Колеса… кто в наше время…

– Что-то не так? – обеспокоенно спросила Регина.

– Мне сегодня позвонил муж и сказал, что с нашей машины сняли колеса, представляете? Я живу на Урале, у нас сто лет таких случаев не было.

Регина смотрела на нее и растерянно моргала белесыми ресницами:

– Бывает же…

– А… Люся ни к кому за помощью не обращалась?

– Нет. Ей было не к кому. А потом случилось еще более непонятное. К ней приехал Михаил, страшно ругался, разгромил все в квартире, соседи даже полицию вызвали. Уходя, он пообещал ей голову оторвать или что-то в этом роде, все слышали.

– А причина?

– Вроде как он в каком-то ее романе себя узнал, что ли. Но это бред, я точно знаю, что она никогда ничего о нем не писала. Она даже не говорила о нем плохо, хотя причина имелась.

– Как же его отпустили, раз полиция прямо в разгар приехала?

Регина снисходительно улыбнулась:

– Я же сказала, что не назову фамилии. Думаете почему? Потому что Михаил может с легкостью организовать неприятности кому угодно – и мне, и вам, и вообще кому захочет. Потому полиция сделала вид, что ничего не случилось, вызов ложный. Вот так…

– А вы не думаете, что это он мог все организовать? Ну, с картиной, с посудой?

– Я об этом думала, но нет, не сходится, – покачала головой Регина. – Книга, о которой идет речь, вышла уже после того, как начались эти странности. Нет, вряд ли это Михаил. Хотя это бы все объяснило. А так… теперь уже и не узнаешь. Я ведь даже не знаю, от чего она умерла.

– Разве это важно…

– Не знаю. Наверное, нет. Важно то, что ее больше нет. Не представляю, что буду делать дальше без нее.

Регина вдруг заплакала, и это очень удивило Настю – ей казалось, что у этой женщины есть только одна эмоция – неприязнь. Неприязнь ко всему и ко всем. И только когда она рассказывала о Ромашкиной, в ее интонациях мелькало что-то другое, человеческое, то, что невозможно выдавить из себя искусственно.

Внезапно Регина вытерла глаза и посмотрела на часы:

– О господи… заболталась, мне же домой давно пора, дед там голодный, наверное… Давно ни с кем вот так не разговаривала…

– Вам далеко ехать?

– В Митино. Ничего, он у меня привычный – если все съел, то на тумбочке всегда чай в термосе и сушки. У него руки работают, достанет.

Регина встала и принялась наматывать платок. Настя тоже поднялась и только теперь поняла, что за все время, что они провели здесь, в ресторанчике, так больше никто и не появился.

– Здесь всегда так малолюдно? – спросила она, когда они уже вышли на улицу.

– Почти. Тут в выходные народ и вечером в пятницу, а в обычные дни никого. Люся любила этот ресторан. – И Насте стало ясно, почему они пришли именно сюда.

Они дошли до метро, и Настя поняла, что ей придется задержаться на улице и подождать, пока уедет Регина, чтобы не выглядеть обманщицей.

– У вас есть мой номер телефона, – сказала она, прощаясь. – Если захотите, звоните в любое время.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Регина и начала спускаться по ступеням.

Настя проводила ее взглядом и отошла в сторону, вынула телефон – пропущенных не было.

«Не особенно волнуется Захар, удовлетворился тем, что я сказала. Неужели я все-таки ошиблась и у него ничего не было с этой Люсей-Настей? Тогда почему он так странно себя ведет, зачем сюда поехал? Ведь на самом деле никакая это не командировка, понятно же. Но что тогда их связывает и связывает ли вообще, если даже близкая подруга ничего не знала?»

Выждав время, Настя тоже нырнула в метро, устроилась в вагоне и закрыла глаза.

Вечер выдался напряженным, у нее заболела голова, хотелось как можно скорее оказаться в гостинице и лечь в постель. Но и прошедший разговор не давал покоя.

Настя не могла найти для себя объяснения многим вещам, рассказанным сегодня Региной. Нельзя было списать странности Люси-Насти на ее пристрастие к алкоголю – ведь Регина видела то же, что и она. Но как еще объяснить, что человек не узнает свои вещи и находит в доме то, чего там быть не может? Так сходят с ума, но делают это поодиночке. И вообще, как выяснилось, в жизни писательницы Ромашкиной было много странного и необъяснимого. Но, к сожалению, все это не приблизило Настю к решению собственной проблемы ни на шаг.

Однако теперь ее интересовало все, что происходило с Ромашкиной, – Настя чувствовала, что находится на пути к разгадке какой-то тайны, за которую многие журналисты готовы будут убивать – в переносном, конечно, смысле этого слова.

Она едва не проехала свою станцию, выскочила из вагона в последний момент, отфыркиваясь, как испуганная кошка.

На платформах почти никого не было, шаги раздавались особенно гулко, и этот звук неприятно будоражил – как будто кто-то идет за тобой, Настя даже пару раз обернулась, но за спиной, конечно, никого не было.

Уже снимая пальто в номере гостиницы, она вспомнила, что не зашла в магазин, а печенье съела еще днем. Это огорчило – читать Настя любила «вприкуску», как называл это Захар.

Спускаться в кафе не хотелось, да и на мужа можно наткнуться, потому