За ширмой - Василиса Савицкая

– Нет, не слышала. Какой ужас. Его сбили насмерть?

– Да, он скончался сразу, на месте. Полиция не может установить личность. У него не было документов, не было телефона.

– Боже, как страшно! Кго-то же будет его ждать и не знать о таком несчастье, – я отложила кисть в сторону и подошла к окну.

Вот так же, как и я, кто-то будет дергаться на каждый шорох в ожидании его прихода, но он никогда уже не придет. И его близкие даже не будут знать, мертв он или жив. Если мертв, то где его могила. Озноб прошел по телу. Я ждала тем тягостным ожиданием и знала, как это трудно. Он ушел и не вернулся. Я просидела на диване, не шевелясь, до утра, прислушиваясь к шорохам в подъезде. Собираясь утром на работу, я специально тянула время в ожидании: вдруг он постучит в дверь? А если я уеду, и мы разминемся? Так же не спеша я шла к машине, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть родное лицо, но мне не повезло. Вот так, как и я, кто-то ждал того несчастного парня, которого сбила на днях машина. Как ужасно ждать! Ждать в неведении, что будет дальше. Ждать и не знать: дождешься ты или нет. Это самое мерзкое чувство, когда все клеточки твоего тела напряжены до предела, нервы натянуты, как струны виолончели. От малейшего прикосновения к ним они лопаются и разлетаются в разные стороны.

Научиться ждать практически невозможно. Ты или умеешь это делать, или нет. Я не умела. Я могла заставить себя усилием воли переключиться на другие дела, но этого хватало минут на десять. Потом незаметно для себя я опять начинала ждать, дергаться, прислушиваться. Состояние иногда доходило до одурения – когда ты стоял и ждал в надежде, что вот-вот произойдет то, что ты ждешь. Но так можно было прождать и минуту, и десять, и всю жизнь. Но самое страшное было то, что с течением времени напряжение не затихало.

Еще было трудно просыпаться утром. Переборов бессонницу и ожидание, ты, утомленный, погружался в сон. И вот тут тебя ждал самый страшный подвох – сон. Сны были сплошным кошмаром, так как в них сбывались все твои желания и ожидания. Ты, увлекаемый сном, все больше и больше верил, что находишься в действительности. Упоение счастьем казалось нескончаемым. Все было так, как ты хотел. Но наступало утро, звенел будильник, и ты как очумевший пытался прийти в себя и понять, что происходит. Угнетение накрывало тебя еще с большей силой, замещаясь подавленностью и прежним ожиданием.

В тех снах, когда он возвращался, я попадала на высшую точку наслаждения. Это так, когда умирает близкий человек и вот ночью тебе снится сон, и ты видишь его живым и понимаешь, что смерть была обманом и все хорошо. Но утром разочарованию нет предела, и ты ломаешь от горя себе руки, и воешь от тоски и беспомощности, понимая, что ночью был обман, а сейчас реальность. Вот так и он приходил ко мне каждую ночь, нежно обнимал меня и целовал, шепча на ухо, что мы всегда будем вместе. И каждое утро я впадала в ступор, ненавидя эти сны, ненавидя себя, ненавидя вселенную.

Я цеплялась за сон всеми своими конечностями. Я зажмуривала изо всех сил глаза, чтоб еще немного побыть с ним в царстве Морфея. Но все было тщетно. Чувство неудержимой тоски и печали расползлось по кровати, поглощая меня. Сквозь серые пыльные шторы пробивался свет ненавистного для меня солнца. И я понемногу сходила сума от безысходности.

***

– Нет, все-таки у тебя не аллергия. Ты плачешь.

Подойдя совсем близко, он заглянул мне в глаза. Я попыталась незаметно смахнуть слезу, но поняла глупость своих действий, утвердительно кивнула в ответ.

– Знаешь, не люблю ныть, но мне стало казаться, что я самый несчастный человек на земле.

– Почему? У тебя есть руки, ноги, голова, которая неплохо работает. Что тебе еще нужно?

– Этого мало, – улыбнулась я, сглатывая очередную накатившуюся слезу. – Мне так не хватает его.

– Он тебя бросил?

– Не знаю. Он просто ушел и не вернулся. Но мне так без него плохо. И я знаю, что уже никогда его не увижу. Нет, я, конечно, пытаюсь продолжать жить. Я пытаюсь убедить себя в том, что это не мое и мне не нужно. Но мне так сложно. И я не понимаю, как он мог так со мной поступить. Если он разлюбил меня, почему он просто мне это не сказал, чтоб я не ждала его каждую минуту. Зачем он ушел в себя. Почему он не подумал о моих переживаниях и эмоциях?

Сглотнуть следующую слезу у меня не хватило сил, и она потекла вниз по щеке, а за ней еще и еще. Слезы тихо стекали по щекам, задерживаясь на моей футболке, создавая на ней мокрое пятно, которое становилось все больше и больше.

***

– Я очень за тобой соскучилась.—Я прижалась к его щеке, почувствовав ежик трехдневной щетины. Хотя это был, как всегда, сон, ощущения были очень явными. – Почему ты так долго ко мне шел?

– Я не мог раньше. Я тоже скучал. Мне было плохо без тебя. Но что я мог сделать, если вселенная была против.

– Значит, ты не эгоист? И почему вселенная против? – не поняла я его фразы.

– Не знаю. Ей виднее. Она почему-то всегда делает все не так, как хотим мы, и иногда невозможно этому противиться.

– Странно. Я думала все намного проще. Есть желание или нет желания. А ты пошел на такой философский лад, что мне стало страшно.

– Не бойся. – Он прижал меня к себе своими сильными руками. – Я рядом и тебе нечего бояться.

– Я знаю, но когда речь идет о вселенной, мне страшно. – Я сильней прижалась к его щеке, еще больше ощущая колкость щетины. – И что теперь, мы будем всегда вместе?

Он молчал и смотрел куда-то вдаль. Тишину нарушала только где-то капающая с крана вода.

– Я не знаю. Наверное, нет, – сказал он и опять замолчал.

Я попыталась спросить, почему, но вопрос застрял в горле, подталкивая к нему неприятное чувство тошноты.

– Просто понимаешь, какая злая штука с нами получилась. Ты обречена на одиночество, – я еле заметно кивнула утвердительно головой, не отрывая от него глаз, чтоб не пропустить ни единого слова. – А я не могу жить на этой земле.

– В смысле? Как не можешь?

– Ну, кто-то еще до моего рождения решил все за меня. Я должен был умереть еще в детстве, но почему-то прожил почти тридцать лет, вопреки всем законам вселенной. И мне даже повезло повстречать тебя. Но я не могу противостоять этим силам. Я должен был умереть. Это не моя воля, так просто должно было быть, это так, как твое одиночество. Поэтому я умер, под колесами. Прости, что не успел предупредить.

– Так это тебя сбила в тот вечер машина?

– А ты думала, я тебя просто бросил?

Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб…

Я резко села на кровати, всматриваясь в темную пустоту комнаты. Неприятное ощущение от холодного пота на спине усилилось от соприкосновения с холодным воздухом. Я чувствовала каждой клеточкой, как влага, испаряясь с тела, доставляла мне этим адские мучения. В голове был шум, мысли путались, цепляясь одна за одну. «Почему умереть?», «Причем тут вселенная и мое одиночество?» Я обхватила голову руками и сдавила со всей силы, иначе она просто б треснула.

– Так он не ушел, – прошептала я. – Он умер. Его забрали от меня. От меня, человека, который по факту должен быть одинок. А он не мог тут жить. И мы, нарушив все законы вселенной, были вместе и были счастливы, но противостоять высшим силам было невозможно.

Я сидела на кровати, раскачиваясь из стороны в сторону, как вечный двигатель. Стон вырывался из груди.

– Почему? Господи, почему ты так жесток? Почему ты так с нами поступил? Господи я не хочу так больше! – кричала я, но мои слова ударялись о темные стены моей комнаты, теряясь в них. Слезы потоком лились из глаз, и я не в силах была их остановить.

***

– Ты знаешь, ты тут будешь не одинока, – он подошел ко мне и потерся о мою ногу.

Мягкая шерсть, словно шелк, нежно прикоснулась к моей коже.

– Почему ты так думаешь? Я всю жизнь была одинока, что должно теперь измениться?

Я опустила руку и провела по его спине, продлевая приятные ощущения.

– Тут меняется все, – загадочно промурлыкал он, еще раз протерся о ногу и пошел к двери, которая открылась, и сквозь щель начал струиться яркий свет.

***

Писать опять я не могла. Теперь мне не нравились все цвета палитры, и я не могла остановиться ни на одном из них. Я откинулась на спинку стула, закрыла глаза и затянулась сигаретой. Едкий вкус табака обжег горло. В голове было пусто, и лишь его слова звучали звонким эхом.

«Я не могу жить на этой земле», «Я не могу противиться законам вселенной».

Кто же так по злому шутил над нами? Он не мог противиться законам, а я не могла жить без него. Я бродила как неприкаянная по земле в ожидании чуда, но чем дальше я шла, тем надежды становилось все меньше и меньше. Я взяла сумку, перекинула ее через плечо и направилась к выходу.

– Вы не будете сегодня завтракать? – услышала я за спиной удивленный голос кофейницы.

Она на протяжении многих лет приносила мне по утрам кофе со свежими булочками, и я изо дня в день ритуально поглощала принесенные ею яства.