Культура сирийцев в средние века - Н Пигулевская

Среди них были, однако, лица совершенно неимущие. Они занимались тем же, чем занимались студенты всех времен и народов,- давали уроки. Это разрешалось и в Нисибийской школе, но с тем чтобы можно было обучать не больше двух-трех мальчиков. Не разрешалось открывать в городе своих школ, т. е. собирать большое число учеников 182.

Всей учебной и научной работой школы руководил обычно преподаватель наиболее ответственной дисциплины. Таким важным предметом в Нисибийской семинарии, как и в семинариях вообще, была экзегеза. Сирийцам были хорошо известны толкования греческих отцов, сочинения Ефрема Сирина, а затем переведенные с греческого на сирийский язык труды "вселенского экзегета" Феодора Мопсуестского. Последний был виднейшим представителем несторианства. Кроме того, существовала и своя традиция толкования. Она переходила из поколения в поколение и, по образному выражению источника, передавалась "из уст в ухо", т. е. сохранялась живой памятью 183.

Мепашкана (mpsn' - "толкователь") был обычно и ректором в Нисибийской семинарии.

Макрейана (от корня r'- "читать") учил специально чтению с повышением и понижением голоса, правильным ударениям и соблюдению всех сложных знаков препинания. Занятия письмом и каллиграфией вел сафра (spr') - писец. В Нисибийской высшей школе, как и в других средневековых университетах, большое место было уделено риторике и философии. Известны многочисленные переводы на сирийский язык Аристотеля, "Исагоги" Порфирия, а также сочинения самих сирийских авторов по философии и натурфилософии.

Бадука (bdw') был преподавателем философских дисциплин, в числе которых логика занимала одно из первых мест. Риторическое искусство ценилось очень высоко, и ему специально обучал мехагйана (mhgyn') 184.

В своей преподавательской деятельности учителя были подчинены ректору, которого обычно называли "наш учитель" (раббан). Пропускать занятия они могли лишь с его разрешения или по болезни. Ректор имел право делать выго-{84}вор за пропуски, но учителя не были обязаны выслушивать порицание на общем собрании школы, т. е. в присутствии всех учеников. "Если учителя чтения и риторики пренебрегают занятиями или пропускают порядок чтений, возложенный на них,- не по болезни и без разрешения нашего учителя (ректора),- то они заслуживают порицания и с них удерживается содержание, которое они должны получать. Однако они не [обязаны] присутствовать, чтобы выслушать осуждение школы" 185.

Хозяйственная жизнь школы находилась в руках ближайшего помощника ректора, управляющего или эконома, которого называли "старшим в доме". Сирийское раббаита (от rb - "большой" или "старший", и byt' - "дом") точно передается латинским словом майордом. Эконому было вверено все имущество школы, а оно было немалым. Школам, как и монастырям, дарили землю, деньги, приносили пожертвования, вследствие чего для них открывались возможности приобретать недвижимую собственность.

Так, известно, что один из экономов приобрел на средства школы верблюжьи стойла и переоборудовал их под одно из школьных общежитий.

В другом случае была устроена городская баня, доходы с которой поступали в распоряжение школы.

Эконом ведал не только разного рода хозяйственными делами, в его распоряжении находилась и библиотека, которой пользовались учащиеся.

Помощником эконома был ксенодарх - гостеприимец, на нем лежала забота о больных, об их лечении и питании.

Надзор за поведением семинаристов и поддержание дисциплины в школе были поручены тому же эконому, должность которого была выборной. Кандидатура того или другого лица на эту должность была предметом споров, она должна была быть согласована с ректором. Выборы происходили в определенное время года, "в соответствии с порядком и обычаем... по совету нашего учителя экзегета школы и всей общины... избирают соответствующее лицо, подходящее для руководства собранием".

Экзегет считался самым важным из профессоров школы после ректора. Часто он же становился и ректором, объединяя в одном лице важные функции преподавания и руководства. Вполне понятно, что согласие этих двух лиц было необходимо для выдвижения кандидатов в экономы. Очевидно, при выборах разгорались страсти, судя по тому, что правила содержат следующий пункт: "Никто не смеет остаться {85} в стороне, поднять раздор и смятение в отношении того, что хорошо. Если окажется, что кто-либо так поступает, восстает против правды и ссорится, он должен быть наказан, удален из собрания и лишен права на жительство в городе" 186. Как видно из приведенного текста, наказание за всякого рода споры было весьма строгим, вплоть до исключения из школы. Все это свидетельствует о том, насколько большое значение в жизни школы имел эконом и как велико было его влияние. В выборах были заинтересованы все, поэтому создавались партии, группировки, вспыхивали ссоры. Устраивать беспорядки и заводить споры запрещалось лишь в том случае, если выборы были произведены "правильно". Очевидно, нередко имели место подтасовки, и тогда протесты считались допустимыми.

Собравшиеся из разных мест школяры должны были быть приняты в школу официально и брали обязательство подчиняться предписанным им правилам поведения. По приходе их представляли "руководителю школы и братьям", составляющим то, что источники называют "собранием", т. е. школьной организацией. Нисибийская школа имела много общего с духовными семинариями, которые в течение десятков веков в христианских странах играли такую значительную роль в просвещении. И учебный процесс в целом ряде моментов совпадал с постановкой обучения в средневековых университетах, где философия расценивалась как "служанка богословия".

Новые ученики школы должны были почувствовать себя членами этой организации. Лица, "вступающие в собрание впервые, не принимаются до тех пор, пока они не будут представлены эконому и братьям и не получат наставлений относительно того, как им следует себя вести" 187. Только после этого семинариста поселяли в комнату вместе с другими учащимися. Один из них считался старшим, он следил за порядком и нес ответственность за остальных 188. Таким путем осуществлялся контроль над семинаристами, и поэтому считалось нежелательным, чтобы они поселялись отдельно, снимая себе помещение в городе. "Никто из братьев, поступающих в школу, не смеет селиться у нисибийцев (т. е. жителей города). В школе столько же свободных келий, сколько учеников. А если кто поселится [в городе], не будет принят в школу" 189. Требование, чтобы семинаристы жили при школе, обусловливалось стремлением создать более {86} тесную организацию, некое единство. Так, живущие при семинарии должны были вместе питаться: "...в случае болезни одного из них следует быть с ним и прислуживать ему как полагается" 190. Иначе говоря, о больном должны были заботиться те, кто жил с ним в одной келье. Это сближало их и накладывало взаимные обязательства. Некоторые школяры тяготились совместной жизнью и стремились устроиться самостоятельно, чтобы жить на свободе. Для этого они придумывали какой-нибудь благовидный предлог. "Никто не должен ни под каким благовидным предлогом оставлять келью с братьями, уходить и строить себе отдельно маленькое жилище вне города или в пределах его, а обязан занять положенное ему по закону жилье..." 191. Таким образом, школа имела общежитие и требовала, чтобы учащиеся жили в этих общих помещениях.

Семинаристы, или школяры, как их называют источники, должны были одеваться и причесываться соответственно принятому обычаю. Они, по-видимому, носили платье особого "скромного" покроя и должны были подстригать волосы, чтобы и внешне выглядеть достойными почетного звания школяров. Правила постоянно напоминают семинаристам, что "наряду с учением следует заботиться об одежде и прическе. Они не должны стричься наголо или отращивать кудри, как миряне, но со скромной стрижкой, в благопристойном платье, далекие от распущенности, должны они ходить в пределах школы и по улицам города, так, чтобы по этим двум [признакам] каждый мог узнать их, свой и чужой" 192.

Школярам не рекомендовалось вступать в беседу и общаться с мирянками или монахинями 193. Поэтому при вступлении они давали слово быть воздержанными. За прелюбодеяние семинариста исключали из школы и предписывали покинуть город 194. "Собрание", т. е. организация или общество школы, делало обязательными для своих членов те нормы поведения, которые считало правильными и выполнения которых требовало неукоснительно.

Правила, как источник нормативного характера, вскрывают преимущественно отрицательные черты быта школяров. Так, восьмое правило направлено против лени, которая как "матерь всех пороков" осуждалась особенно резко. "Братья, состоящие в звании школяров, без настоятельной необходимости не смеют уклоняться от писания научных занятий, {87} толкований школы и чтения сообща" 195. Некоторые пытались прикрываться разными добрыми делами: помощью товарищам и т. п., но правила разоблачают такого рода ложь: "...никто из братьев не смеет брать хлеб для другого, даже под видом милостыни, пренебрегать учением и шататься по городу" 196.