Черный Ангел - Ньевес Идальго

Не отрывая друг от друга губ, они спрятались за хибарками, служившими им своего рода укрытием. Келли не думала ни о чем, отдавшись на волю тысяче разнообразных возбуждающих чувств, пробегающих мурашками по коже, пока губы Мигеля играли с ее губами. Она хотела слиться с этим мужчиной, подчиниться ему, трепеща каждой клеточкой тела.

Мигель опустился на колени и, потянув девушку к себе, повалил ее на землю, а она обхватила руками его широкие плечи. Ладони девушки, проскользив вдоль разгоряченной, мягкой как шелк спины Мигеля, остановились, нащупав отметину от кнута. Губы мужчины оторвались от девичьих губ, чтобы завладеть ее шеей, ключицей и основанием груди…

Мигеля разъедало всепоглощающее желание. Его восставший, твердый член требовал удовлетворения, а руки нетерпеливо шарили в поисках застежек платья. Мигелю срочно нужна была женщина, но не любая, а именно эта.

Келли сходила с ума, полностью осознавая, что руки Мигеля забрались ей под юбку, оставляя открытыми ее ноги. О, боже, как она этого желала! Она извивалась и стонала под Мигелем, неосознанно возбуждаясь и еще больше распаляя пожиравший ее огонь… Она открылась ему навстречу…

Неожиданно начавшийся дождь и некстати раздавшееся бестактное урчание опоссума разрушили этот столь сладостный миг, возвратив Келли к реальности. Чувство вины безжалостно заставило ее очнуться. Девушка уперлась руками в грудь Мигеля и изо всей силы оттолкнула его.

— Нет!

Это единственное слово остановило его. Он приподнялся, опираясь на ладони, и его зеленые глаза внимательно всмотрелись в ее. Келли была похожа на испуганную газель, но она не могла скрыть своего явного смущения и замешательства, когда порочно-греховные губы мужчины, слившись с ее губами, просили большего. Нельзя отрицать — Келли желала Мигеля столь же сильно, как он ее, но отказ девушки был столь категоричен, что был сродни приказу, который истинный дворянин никогда не нарушил бы, а Мигель был истинным кабальеро. Его не учили брать женщину силой, и сейчас он не собирался этого делать не только потому, что в этом случае рисковал их с Диего жизнями, а из принципов, которые не стал бы попирать ни за что на свете, как бы ему этого не хотелось. Мигель встал и протянул Келли руку, помогая ей подняться. Девушка принялась отряхивать юбку, будучи не в силах посмотреть в глаза Мигелю.

— Развлечение закончено, миледи, — услышала она яростный шепот Мигеля.

— Забудем о случившемся, — выдавила Келли с большим трудом.

— Не так-то легко мне будет забыть, что хозяйская племянница оказала мне кое-какие услуги в обмен на маленькую помощь, — угрюмо буркнул Мигель.

— Вы снова стали грубияном, — в голубых глазах девушки полыхнули молнии упрямого бунтарства.

— А я и не переставал им быть, так же, как не перестал быть рабом, — отрезал Мигель, и пошел было прочь, но потом остановился и оглянулся. — Если вдруг когда-нибудь тебе захочется перепихнуться, то ты знаешь…

Келли прикусила себе язык, чтобы сдержаться. Одно ее слово — и этот несчастный был бы обезглавлен. Она вонзила ногти себе в ладони, а Мигель направился в сторону давильни. Позже, наедине с собой, он горько сожалел о неудавшемся шансе и о своей неподобающей грубости с девушкой, которая помогала новоиспеченной матери. Мигель собирался разыскать Келли.

А Келли старалась забыть испанца в поисках развлечений. Она ездила за покупками, а по вечерам с головой погружалась в чтение только что купленных книг. Девушка больше ни на шаг не приближалась ни к полям, ни к дробилке. Келли не видела также ни юную мать, ни ее ребенка, но она посылала к ней служанку, чтобы убедиться, что у той есть все необходимое. Пару раз она навещала Вирхинию.

Вирхиния по-прежнему оставалась ее близкой и доверенной подругой и единственной отдушиной от снедающих ее нетерпения и беспокойства. Вирхиния не упрекала ее и не давала советов относительно Мигеля, она просто приняла этот факт, хотя и не одобряла странного, неподобающего поведения подружки, потому что это могло привести обоих к пагубным последствиям.

Прожив две недели в полном неведении о Мигеле, Келли вернула себе былое спокойствие, но такова уж судьба, что не нам выбирать путь-дорогу, и испанец снова возник на ее пути.

Келли слышала обрывки спора между дядей и кузеном. Она вовсе не хотела проявлять излишнее любопытство и подслушивать, но голоса были слишком громкими. Из разговора Келли поняла, что это Эдгар являлся отцом ребенка, которому она помогла появиться на свет. Девушка прижалась к двери и слушала, как Колберт-старший гневно отчитывает своего сына. Когда Эдгар заявил отцу, что во всей этой ситуации его беспокоило только одно — ему не следовало обращать внимания на черномазую — Келли с отвращением попятилась от двери. Девушка выскочила из дома, как ошпаренная. Или она уберется подальше от этих двоих, или кончится тем, что она сама совершит какое-нибудь зверство. Келли снова спросила себя, добралось ли по назначению ее письмо, в котором она просила у отца прощения и рассказывала ему о жизни в “Подающей надежды”.

Колберт, как и остальные землевладельцы, поставлял часть переработанного сахарного тростника на собственную винокурню. Там тростниковый сок сначала нагревали, а после охлаждения сахарную накипь процеживали в перфорированные бочки. Оставшаяся патока сливалась, а потом из нее гнали ром, который поставлялся в другие страны. Эдгар лично проверял крепость произведенного рома, и если он не достигал пятидесяти градусов, то дистиллировался еще раз.

В те дни Мигель по распоряжению надсмотрщика был направлен в винокурню. Все надсмотрщики получили от Колберта личное распоряжение направлять испанцев на самую тяжелую работу, поэтому, когда на винокурне возникала необходимость в работнике, один из братьев оказывался для этого самым что ни на есть пригодным, поскольку бочонки были очень тяжелыми.

Как-то раз поздно вечером, по окончании тяжелого рабочего дня, работники направлялись к своим хижинам и огородикам. Все, кроме Мигеля, которому надсмотрщик велел приготовить на следующий день солому и сложить ее в кучу. Мигель, хоть и был вымотан до предела, не мог ослушаться. Как раз в то время, когда он укладывал солому, на склад ворвался и закружился вихрь желтых юбок. У штабелей бочонков появилась Келли.

— Дженкинс! — услышал Мигель ее голос. — Дженкинс! Вы здесь? — позвала она, не замечая Мигеля. Нахмурив брови и сжав губы, девушка решительно шла вперед. — Проклятье, будь ты неладен! Перестань пить, как идиот, и иди сюда, у нас проблема.

“И когда только у этой чертовой девки не было проблем?” — подумал Мигель. Тот тип, которого она звала, не появлялся, и Келли стала нетерпеливо притопывать ногой о пол, выглядывая его по всем сторонам. Следовало бы уйти и забыть о ней. Следовало бы продолжать заниматься своей работой, но это было невозможно. Мигеля подстегивала мысль снова задеть ее, уколоть, и безумная идея одерживала верх над благоразумием.