Черный Ангел - Ньевес Идальго

Мигель с опаской бросил ношу и вышел из давильни. Келли поджидала его, скрестив руки на своей прелестной груди, едва видневшейся в вырезе платья, и выглядела очень недовольной.

— Поживее, — поторопила она Мигеля. — Теперь с Вас не сдерут кожу. Идите за мной.

— В Вашу постель?

Келли выпрямилась во весь рост, словно ей залепили пощечину. Она подошла к Мигелю и пристально посмотрела ему в глаза, а потом подняла руку и ударила его по лицу. Мигель только моргнул, но в его спокойном голосе послышались угрожающие нотки.

— Больше не делайте так, сеньорита.

— Вы хам, но на этот раз я забуду Вашу грубость. Мне нужна вода.

— Ну так принесите ее сами! — взбунтовался Мигель, поворачиваясь к ней спиной.

— Черт возьми! — воскликнула Келли. — Там женщина вот-вот родит, и мне позарез нужна эта треклятая вода!

Келли не требовала, она просила, и Мигель снова повернулся к ней. Находясь рядом с ней, он испытывал глухую пустоту, которая была ужаснее ударов.

— Тогда Вам следовало бы поискать какую-нибудь женщину.

— Вы считаете, что я просила бы у Вас помощи, если бы могла обойтись без нее? Все женщины в полях. Нужно торопиться, — сказала Келли и добавила единственное слово, которое могло смягчить Мигеля. — Пожалуйста.

Он сдался. Да и как было не уступить? Идя за Келли, он продлевал себе моменты отдыха. К тому же выполнять приказы такой красавицы было не так уж плохо.

— Хорошо. Я иду с Вами.

Келли не заставила себя упрашивать. Она просто бросилась бежать, подхватив подол юбки одной рукой, а другой стараясь удержать шляпку. Мигель быстрым шагом пошел за ней, не упуская из виду стройных, точеных щиколоток, показывающихся из-под платья. Когда они подбежали к невольничьим лачугам, Келли указала на колодец.

— Достаньте воды из колодца. Мне нужно два больших ведра. Сначала поставьте их на огонь и вскипятите, а потом несите мне.

Сказав это, девушка вошла в одну из хижин. Мигель услышал жалобный стон и заторопился. Он мог ненавидеть англичан, а к этой девушке питал особую ненависть за то, кем она была, но интуитивно он чувствовал, что действительно нужен им. Его мышцы напряглись, вытягивая вверх веревку с ведром. Мигель перелил воду в котел и поставил его на огонь, как велела Келли, а потом достал еще одно ведро воды. Ожидая, когда закипит вода в котле, Мигель беспокойно постукивал пальцами по мускулам. Ему было не по себе, потому что до него продолжали долетать приглушенные стенания роженицы.

Когда Мигель вошел в лачугу, таща котел с водой, его ноги приросли к полу от представшей перед ним сцены. Такого он не представлял. Келли собрала волосы в конский хвост, перетянув их простой веревкой. Рукава ее платья были закатаны до локтей. Она суетилась возле ободранной убогой постели, на которой лежала не женщина, а молоденькая девчушка, совсем еще подросток. Девчушка изгибалась и стонала, крепко стиснув пальцами грубо сшитое одеяло.

Чистенькая и опрятная сеньорита Колберт старалась успокоить девчушку, вытирая ее лоб смоченной в воде тряпицей. Мигель застыл, но Келли почувствовала его присутствие.

— Вылейте сюда, — попросила она. — Там еще греется вода?

— Да.

— Хорошо. Посмотрите, где-то здесь должны быть чистые простыни, блузки или рубашки… Словом, что-нибудь!

Мигель вылил воду в таз, а потом начал поиски. Он нашел три пары замурзанных поношенных штанов и четыре больших тряпки. С тряпками в руках он вернулся обратно. Увидев тряпки, Келли поджала губы.

— Искать другие вещи нет времени, — сказала она, протягивая руку. В эту минуту у девчушки начались очередные схватки, и бедняжка издала душераздирающий, нечеловеческий вопль. — Тише, милая, тише, успокойся, — ласково прошептала Келли, целуя девчушку в лоб. — Все будет хорошо, и у тебя будет прелестный малыш.

Мигель почувствовал в груди глухой удар, его будто молотом ударили. Неужели он и вправду имел дело с племянницей Колберта? Нежность, с какой она заботилась об этой чернокожей девчушке, пробила броню, защищавшую сердце старшего де Торреса. Он и за тысячу лет не представил бы такое.

Еще один вопль. Рабыня скорчилась и заплакала, отчаянно вцепившись в запястье Келли.

— Мне больно, мамзель, — простонала она, — очень больно.

— Я знаю, солнышко, знаю, но ты должна быть сильной и помочь мне принять твоего ребенка.

Девчушка кивнула, но следующие схватки изогнули дугой ее худенькое тело.

— Я хочу, чтобы Вы вынули его оттуда! — молила негритянка, сжимая живот руками. — Достаньте его сразу!

Мигель стоял, как вкопанный. Он понимал, как трудно приходилось англичанке, изо всех сил старавшейся удержать и успокоить роженицу. Он взял бы на себя ее заботы, но не мог двинуться с места, это было выше его сил. Тем не менее, Мигель догадывался, что если они с Келли не сделают что-нибудь прямо сейчас, малышка и ее ребенок могут умереть. Он положил вещи на матрас в ногах негритянки, взял Келли за плечи, отодвинул девушку в сторону и занял ее место. Одной рукой он обхватил запястья девчушки, а вторую положил ей на живот, не давая ей двигаться.

От нежданно подоспевшей помощи Келли стало легче. Она подложила чистые вещи под ноги девчушки и сглотнула набежавшую слюну. Неожиданно ее одолели сомнения. На Келли давило сознание того, что она несла в своих руках две человеческие жизни, ни больше, ни меньше, а ее представления о подобного рода делах были весьма смутны. Один раз она видела со стороны рождение ребенка, но сопричастность к такому событию приближала людей к бессмертию, к их возрождению в новой жизни при каждом рождении ребенка.

— Боже мой, — тихо пробормотала Келли.

— Мне не следовало бы находиться здесь, — услышала она голос Мигеля.

— Мне нужна Ваша помощь.

— Послушайте, сеньорита…

— Нет, это Вы меня послушайте! Она сама почти что девочка, это ее первые роды, и у нее очень узкий таз. Если мы не поможем ей родить, она умрет. Это вы понимаете? — Келли была возбуждена и уже не скрывала своих чувств. — Да пропади она пропадом Ваша проклятая испанская гордыня, если вы бросите меня сейчас!

Мигель ничего не ответил, только надавил посильнее на живот роженицы, чтобы облегчить ее труд. Он отвернулся, когда она раздвинула ноги. Под его рукой дергалось и извивалось истерзанное тело девчушки, а крики боли вонзались в уши. И только тихий голос Келли, успокаивающий негритянку и призывающий ее тужиться, проливался бальзамом на его душу.

— Вот так, так, умница, — шептала Келли, — а сейчас тужься, тужься, милая, я уже вижу головку. У тебя будет очень красивый малыш. Тужься сильнее, еще немного, осталось совсем чуть-чуть.