Любить Джона: Нерассказанная история - Мэй Пэнг

Я выключила свет и попыталась заснуть, но не смогла. Я думала о Йоко. Мне не хотелось, чтобы она знала о том, что произошло между нами. Мы с Джоном переспали, и все кончено», — говорила я себе. Я была уверена, что это не повторится. Но я и не могла не признать правду: я знала, что хочу снова быть с Джоном.

На следующий день, когда я одевалась, у меня была нервическая лихорадка. Как я буду себя чувствовать, когда увижу Джона? Не будет ли он игнорировать меня? Не будет ли все это неуклюже и ужасно? Я не знала, что делать и говорить.

День оказался на редкость спокойным. Джон заходил в кабинет, но ни разу не обмолвился о прошедшей ночи. Я тоже. Мы лишь поговорили о том, что он собирается написать песню обо мне — которая вошла под названием «Сюрприз, сюрприз» в альбом «Стены и Мосты».

В тот вечер мы вместе поехали в студию, чтобы начать нелегкую работу по микшированию альбома. В какой — то степени микширование является самой творческой частью процесса записи. В течение микширования каждая из шестнадцати вещей альбома балансируется так, чтобы все звучание было цельным. Это требует «слуха» — интуитивного чувствования звучания окончательной записи — и это, возможно, было одним из самых больших талантов Джона. Он мог «слышать» конечную запись в своей голове и точно знал, что надо технически сделать во время микширования, чтобы достичь нужного результата.

На микширование уходит много времени и терпения, и от этого я всегда неспокойна, хотя в ту ночь все шло без каких — либо срывов. Запись шла и шла, а я сидела, размышляя, что будет, когда она закончится. Наконец запись окончили, и Джон сказал «Пошли».

Как только мы вошли в мою квартиру, сразу занялись любовью. В эту ночь, в отличие от предыдущей, никто из нас не колебался. «Закрой глаза и просто отдайся чувству, — говорил Джон. — Думай о себе и о том, что тебе хорошо.» Джону нравилось ласкать и целовать мои пальцы. Он взял рукой мою ногу и стал дуть на кончики пальцев, а затем прижался к ним губами. Он намеревался возбудить меня до неистовства, чтобы я испытала как можно более сильное сексуальное наслаждение. Ни один мужчина не думал обо мне прежде в этом плане: доставлять себе удовольствие, доставляя удовольствие мне. В эту вторую ночь я позволила себе допустить мысль о том, как сильно я его возбуждаю. Когда я провела рукой по его голой ноге, он вздохнул. Каждый раз, когда я касалась его тела, он стонал от наслаждения, и эти звуки возбуждали меня и делали более смелой.

Джон сказал: «Мы с тобой подходим друг другу, как перчатки. Мы вместе — совершенство.» Между нами была кака — то мощная химическая связь, и я чувствовала себя очень счастливой.

Джон вдруг приподнялся: «Мне нужно принять душ. Прошлой ночью Йоко сказала: «Ты был с Мэй, не так ли? Она сказала, что чувствует твою парфюмерию на мне. Я не из — за того, чтобы она не знала, что мы с тобой были вместе. Просто не хочу, чтобы она огорчалась всякий раз, когда почувствует твои духи.»

Это казалось довольно противоречивым. В конце концов, Йоко сама подбивала Джона. Заметив, что я озадачена, Джон взял меня за руку. «Давай примем душ вместе», — сказал он. Одевшись он обнял меня за плечи, притянул к себе и попытался объяснить, почему он беспокоится о Йоко. «Йоко сказала, что хочет доставить мне удовольствие. А ты знаешь, что она имела в виду: поебаться, и только. Если она узнает о моих чувствах к тебе, я знаю, ей будет больно. А мне не хочется делать ей больно.»

Он посмотрел на меня в надежде, что я пойму. Мне меньше всего хотелось, чтобы Джон оказывал мне внимание на глазах у Йоко. «Джон, — сказала я, — тебе не нужно меня бояться. Мне, конечно же вовсе не хочется выставляться перед Йоко.»

Таким образом, я продолжала работать, приходя утром в то же время и действуя в том же духе, что и всегда. Во время работы Джон по — прежнему обращался со мной, как с ассистенткой и не более, а Йоко, которая больше не затрагивала вопрос обо мне и Джоне, по — прежнему выдавала мне длинные перечни того, что нужно сделать.

Держать наши отношения в тайне оказалось легче мне, чем Джону. В течение дня он любил забегать в мой кабинет, чтобы поцеловать меня. Только коснувшись меня, Джон приходил в возбуждение, но нам ничего не оставалось, как дожидаться окончания вечерних записей. По ночам в студии он выходил из — за пульта, подходил ко мне и начинал обнимать и целовать. Это также провоцировало сексуальную реакцию. В студии все заметили его поведение, но делали вид, что смотрят в другую сторону. А сами наблюдали за каждым его движением, усмехаясь между собой на тем, что у Джона был такой вид, будто он уверен. что никто не замечает происходящего. В такие моменты я отстранялась, изо всех сил стараясь образумить его. «Джон, — шептала я, — не сейчас». Всегда — порождение импульса, Джон не мог остановиться. «Я хочу поцеловать тебя. И сделаю это прямо сейчас.»

В течение двух последующих недель мы после записей каждый раз направлялись ко мне домой и занимались любовью. Мы были похожи на подростков, впервые познавших страсть, и наша страсть захватила нас. Джон знал, как неопытна я в сексе, и это будило в нем нежные, покровительственные чувства; он стал моим учителем. Снова и снова он заставлял меня концентрироваться на том, чтобы получить как можно больше удовольствия. «Я хочу знать, на что ты реагируешь», — все время говорил он и вел меня все дальше и дальше в напряженную сексуальную активность. Во время любовных действий было похоже, что наши тела говорят друг с другом: была какая — то удивительная взаимосвязь между нашими ласками и звуками. Я не могла поверить, что мы так чувствовали друг друга. «Мы любим друг друга нашими сердцами, душами так же, как и телом», — объяснил Джон. Он рассказал мне, что во времена БИТЛЗ к его услугам были сотни шлюх. По его словам, это были «обычные самки» с быстротечным оргазмом и без каких — либо настоящих эмоций. Джон же считал, что секс должен быть связан как с желанием, так и с эмоциями. «Тут должна быть страсть. Ты должна чувствовать.» В течение тех двух недель мы провели много времени вместе и много говорили. В своей роли учителя Джон в основном спрашивал, а я отвечала. Он восхищался Китаем, и когда узнал, что мое китайской имя — Фанг Йи (Fung Yee), что означало «Птица феникс», стал называть меня наедине Фанг Йи. Джон сказал, что всегда хотел побывать в Китае. Он был первым мужчиной, которого интересовало мое прошлое. «Расскажи мне о себе, Фанг Йи, — просил он снова и снова.

Я рассказывала, что мои родители родились и выросли в Китае. По старому китайскому обычаю, их брак был устроен родителями. Моя мама была покорной женщиной, но отец все равно ее бил — рассказывала я. В нашей культуре с женщинами не принято церемониться. Джон внимательно слушал мой рассказ из истории нашей семьи. Через три года после женитьбы, в 1935, отец уехал в Америку, и лишь в 1945, через два года после окончания войны, он наконец послал вызов своей жене. К тому времени мои родители были женаты уже пятнадцать лет, но вместе прожили лишь четыре из них…