Любить Джона: Нерассказанная история - Мэй Пэнг

Когда я выходила из своего кабинета, Джон был уже у входной двери. Мы вышли из квартиры и вызвали лифт. Ни один из нас не проронил ни слова. Когда подошел лифт, мы оба вошли в него. Как только двери закрылись, Джон повернулся ко мне, схватил и прижал к себе, обхватил мое лицо руками, прижался ртом к моим губам и стал целовать меня. «Я мечтал об этом весь ебучий день», — сказал он.

Я оттолкнула Джона. Он увидел, что я очень огорчена, и это его озадачило. Йоко дала ему ЦУ. Он всегда верил, что, каким бы диким ни было то, что она говорит ему — она всегда права. Мы молча вышли из лифта и направились через двор Дакоты к лимузину, припаркованному на Западной Семьдесят Второй улице. В смущении и тяжелом молчании мы ехали в студию, тогда как раньше вовремя этих поездок между нами обычно происходила легкая беседа.

Это была первая запись, во время которой работали над наложением вокальных и гитарных партий. Джон собирался добавить двухили трехголосье к большинству вокальных партий, записанных им на прошлой неделе. На это обычно уходит много времени, поэтому в течение одной ночи можно полностью сделать лишь две — три песни. Как обычно, он был обеспокоен своими вокальными возможностями. Он хотел услышать, как звучал его голос, когда на вокальные партии накладывалось эхо.

В тот вечер у Джона был чудесный голос, и запись, несмотря на напряжение, шла гладко, как и всегда. Время от времени Джон подходил ко мне и спрашивал: «Ну, как тебе? Ну, как тебе?» Иногда, говоря со мной, он был так возбужден, что даже подпрыгивал. «Мэй, ты сердишься? Тебе что — нибудь нужно?» Я поняла, что у Джона два способа ухаживания за женщиной: интересоваться ее мнением и пытаться сделать что — нибудь приятное.

В то время как Джон был в наилучшей форме, мне было не по себе, особенно, когда он начал петь «Mind Games» (Умственные Игры). Я поняла, что каким — то образом попала в умственные игры, которые шли между Джоном и Йоко. Мне казалось, что инцидент в лифте был подготовлен Йоко и что, когда Джон вернется домой, он обо всем ей доложит. Она найдет какое — нибудь оправдание тому, что в ее план вкралась ошибка. А на следующий день с восходом солнца Йоко встанет с другим грандиозным планом — и я молила Бога, чтобы на этот раз меня в нем не было.

Когда кончили записываться, Джон зачехлил свою гитару, подошел ко мне и сел рядом. «Я хочу поехать к тебе домой». «А я не беру тебя с собой.» Я встала и направилась к двери. Он взял меня за руку и потянул к себе. «Пойдем, Мэй. Я хочу к тебе.» Я отстранилась: «Нет!» — «Ну пойдем. Пойдем». Он походил на подростка, уговаривающего девчонку.

«Джон, я не беру тебя с собой, и это все!»

Он не отвечал. Вновь, когда мы ехали в лимузине по Восьмой авеню, в машине царило безмолвие и было очень неуютно. Автомобиль наконец подъехал к Дакоте, и Джон открыл дверь, чтобы выйти. Он наклонился к распахнутой двери. «Берегись маленьких зеленых человечков, — сказал он загадочно. — Они могут войти к тебе сегодня ночью.» После этого он закрыл дверь.

На следующее утро Йоко вошла в мой кабинет. «Вы были вместе прошлой ночью?» Я не смотрела на нее. С опущенной головой я продолжала работать, но чувствовала, что она пристально смотрит на меня. Затем с удивительной мягкостью она сказала: «Если что — нибудь случится, не бойся.» Постояв немного, Йоко вышла из кабинета. Она не появлялась весь день. Не появлялся и Джон, пока в шесть часов не настало время ехать в студию. В тот вечер Джон был самим собой, как прежде. Он не делал попыток приставать ко мне, мы добродушно подшучивали в лифте и в лимузине и дурачились в студии. Запись, во время которой снова накладывали вокальные партии, прошла гладко. Я позволила себе расслабиться.

Однако, когда запись была закончена, Джон снова объявил, что хочет ехать ко мне. Я ничего не ответила, но, сев в лимузин, сразу же приказала водителю ехать сначала в Дакоту.

«Маленькие зеленые человечки могут прийти к тебе ночью», — сказал он, когда машина подъехала к зданию.

Лежа в ту ночь в постели, я думала о Джоне. Какая — то часть во мне говорила, что он привлекателен. Мне нравилось его остроумие, его приятная наружность, его ум, его талант. Мне нравились его мягкие ореховые глаза и его царственный нос. Почему же тогда я не отвечала на его попытки? Может, я трусиха? Может, мне настолько промыли мозги строгим католическим воспитанием и мой строгий отец, что я даже не могла позволить себе и думать о романе с Джоном? А что бы я делала, размышляла я, если бы это было идеей Джона, а не Йоко? Вела ли бы я себя по — другому? Но это не могло быть идеей Джона. Я понимала, что даже несмотря на то, что я была умна и хорошо работала, мужчины вроде Джона — талантливые и знаменитые — никогда не заводят любовь с такими женщинами, как я. Мы работали для таких мужчин, как Джон, но не заводили с ними интриг. В конце концов я выбросила все эти мысли из головы. Я уверилась, что это была идея Йоко, а не Джона, и решила не пользоваться ни той, ни другой возможностью.

В среду все повторилось: Йоко не появлялась весь день, а Джон появился лишь тогда, когда пришло время ехать в студию. Все было, как в старые времена, но из — за событий в предшествующие дни я по — прежнему чувствовала себя неловко. В этот вечер записывали сольные гитарные партии Джона, и это было восхитительно. Каждый раз, когда у него была сольная партия, он проигрывал ее множество раз, изобретая всякий раз новые фразировки. Затем он записывал три версии, прослушивал их и выбирал понравившуюся, чтобы включить ее в альбом. Даже несмотря на его неуверенность в себе как гитаристе, тщательность, с которой он работал в тот вечер, ясно показывала, что он — непревзойденный рок — н-ролльщик.

Часто, записав гитарную партию, Джон возбужденно спрашивал меня: «Тебе нравится? Тебе нравится?»

Мне нравилось, как он играл, и я так и говорила ему. Услышав мою похвалу, он, светясь улыбкой, брал гитару и снова начинал играть.

В конце вечера Джон в третий раз за эту неделю заявил мне, что хочет ехать со мной домой.

«Нет, Джон», — сказала я.

«Мы вызовем такси до твоего дома».

«Мы отвезем тебя домой в лимузине».

«Лимузина нет… Он отпущен.» Джон дико уставился на меня.

«Я вызову другой.»

«Ты же знаешь, как долго придется ждать. Поедем на такси.»

Джон взял меня за руку и вывел из студии на улицу. Была жаркая августовская ночь. Восьмая авеню была почти безлюдна, и очень мало автомобилей ехало на окраину города. Наконец, появилось такси, и мы остановили его.

«Нам нужно два», — сказала я.

«Ты не можешь поехать домой одна, и я не хочу стоять на этой ебучей улице один. И тебя не хочу оставлять одну. Садись.» Джон впихнул меня в такси. Закрыв дверь, он сказал: «Скажи водителю свой адрес.»