Оранжевый туман - Мария Донченко

Но между майскими праздниками Виталик неожиданно получил письмо от Димки Серёгина, написанное в первой половине апреля.

Это было единственное письмо от Димки почти за полгода.

В первых строчках Серёгин извинялся, что не писал так долго, и сообщал, что за зиму и весну на воле произошли события, которые Люба хотела скрыть от Виталика, чтобы не огорчать его, и поэтому он молчал, но теперь решил, что уж лучше пусть Виталик знает правду, какая она есть. В конце абзаца Димка просил Виталика ничего не писать Любе.

Первое, о чём написал Димка — что Марина Шанина практически сразу после ареста Виталика сошлась с Маркиным.

Эту новость он воспринял на удивление спокойно. То, что Марина его бросила, он понял по её молчанию уже давно и после первых двух писем даже ей не писал. А что с Маркиным — ну и ладно. Хотя у Сергея, вроде, жена была… Ну да какая Виталику Нецветову разница?

Во-вторых, писал Димка Серёгин после ряда нелицеприятных эпитетов в адрес Марины, после ареста Виталика Маркин не на шутку перепугался, что его организацией заинтересуются правоохранительные органы, и в целях безопасности, как он, не глядя в глаза, объяснял Димке и Любе, оформил исключение Нецветова из рядов Молодёжного Альянса задним числом — концом сентября.

Это сообщение Виталика зацепило. Хотя он и не собирался оставаться в организации, и ноябрьское выступление Маркина по телевизору видел, но такого удара в спину от своего бывшего командира всё-таки не ожидал.

Голосования по этому вопросу не было. О своём решении Маркин сообщил на собрании, подав его как информацию, и не более того, сославшись на интересы безопасности организации.

Открыто возмутиться и выступить против посмели лишь трое — Серёгин, Кузнецов и Измайлова.

Они и стали следующими кандидатами на изгнание.

С началом наступившего года, писал Димка, беспокойно кусая шариковую ручку в апрельской ночи, оранжевый крен Маркина заметно усилился.

Чем теснее лидер организации сближался с либералами, тем сильнее росла его неприязнь к «великолепной тройке» — Диме, Андрею и Любе. Сами они, впрочем, считали себя четвёркой, в отличие от Сергея, не вычёркивая Виталика из жизни и текущей политики.

Конфликт назревал исподволь и не мог не вылиться в открытую фазу.

Повод к ней был дан в самом конце февраля, когда по телевизору выступил бывший премьер-министр Касьянов и заявил о своём желании баллотироваться в президенты России. Несмотря на то, что президентские выборы ожидались в марте две тысячи восьмого, то есть ещё через целых два года, Маркин дал интервью журналистам, в котором от имени всей организации выразил безусловную поддержку новоиспечённому кандидату. Интервью пошло в эфир и попало в новости — Виталик стал припоминать, видел ли он это по телевизору, но не мог вспомнить точно — хотя с соратниками этот вопрос Сергей не обсуждал и лишь мелком упомянул о нём на следующем собрании, и то лишь как о собственной крупной удаче — о том, как ему удалось вновь появиться на центральных телеканалах.

На этот раз возмутилась Люба Измайлова. Чаша её терпения переполнилась, и она выплеснула наружу всё, что думала о событиях последнего времени, не забыв сказать во всеуслышание и о том, как подло, по её мнению, поступил лидер организации с Виталиком Нецветовым.

Собрание перерастало в крупный скандал. Маркин кричал с председательского места, что лишает Любу слова, а она отвечала, что не признаёт ни за кем на свете права лишить её возможности высказать своё мнение.

К удивлению «великолепной тройки», в зале раздались голоса в их поддержку. Казалось, вот-вот зашатается кресло под несменяемым Маркиным, и удастся развернуть корабль их организации на верный курс… Однако на этот раз Сергею, опытному интригану и демагогу, удалось одержать верх над неподготовленным порывом рядовых членов, под увещевания о единстве рядов и необходимости сплотиться в борьбе с диктаторским режимом ему удалось перехватить инициативу в нараставшей перепалке, и больше он её не выпустил из рук.

Их исключили с перевесом в один голос из двадцати девяти присутствовавших.

Разом швырнув членские билеты под ноги Маркина, трое похватали в охапку куртки и с гордо поднятой головой покинули помещение родного штаба, ставшего чужим.

Они шли к метро по тающему снегу, проигравшие этот бой, но впервые не промолчавшие и выступившие против Маркина.

Ты только не думай, продолжал Димка, что мы разбежались по углам. Теперь, именно теперь, когда мы увидели, кто он такой, никто и ничто не заставит нас уйти из политики.

Пока они собирались на квартире Измайловых, присоединившись к их «салону», а с дальнейшими стратегическими действиями ещё не определились.

Письмо занимало почти восемь тетрадных листов довольно мелким почерком и заканчивалось пожеланиями Виталику удачи и скорейшего возвращения к друзьям. Уже на полях Димка добавлял, что действительно верит в то, что всё закончится благополучно, и друг освободится быстрее, чем все могли бы предположить.

Виталик отложил листы в сторону и крепко задумался.

Ему давно казалось, что на воле что-то не так, но теперь всё встало на свои места.

Где-то в глубине души рождалось глухое и тёмное чувство ненависти к Сергею Маркину.

…Сам Виталик не надеялся на счастливый исход своего дела. Тянулось оно медленно, почти не двигалось с места, денег у него не было, а адвокат по назначению выполнял чисто формальную функцию.

Но что бы ни случилось дальше — главным для себя он считал то, что успел в свой двадцать один год столкнуться с серьёзными силами зла и хотя бы чем-то им помешал. Эта мысль служила ему утешением и светила слабой звёздочкой в тяжёлые минуты отчаяния…

В самом конце весны у Виталика неожиданно появились подельники.

Ксения Алексеевна и Лариса Викторовна часто приходили в бюро передач вместе. Беда познакомила и сблизила их. Женщины вели многочасовые разговоры по городскому телефону и встречались промёрзшими зимними утрами, когда ещё не брезжит поздний рассвет, на одной и той же скамейке среди украшенных разноцветной мозаикой колонн в центре зала станции метро «Новослободская».

Но чаще всех в тюрьму ходила, конечно, Люба — её график учёбы был менее жёстким.

Она старалась делать Виталику передачи через магазин хотя бы два раза в месяц.

Отстояв очередь и уже привычно заполнив бланк и оплатив заказ, она шла к метро «Менделеевская» и ехала к себе в институт.

Выходя из арки, она вновь включала звук мобильного телефона.

В тот день Люба стояла на перекрёстке Новослободской и Лесной улиц, около магазина «Палантир», и ждала, пока загорится зелёный сигнал светофора.

Майское солнце уже припекало московский асфальт, и, выйдя из тюремной приёмной, где всегда царила неприветливая прохлада, она сняла ветровку и набросила её на руку, поверх висевшей на плече сумки с книгами.

Телефон зазвонил неожиданно, девушка опустила руку под ветровку и вытащила его из сумки. Вызывавший номер был ей незнаком.

— Слушаю Вас.

— Любовь Никитична?

— Да, я.

— Вас беспокоят из Федеральной службы безопасности. Моя фамилия Артюхин, зовут Владимир Иванович. Нам необходимо с Вами побеседовать.

Глава одиннадцатая. Жизнь кончается не завтра

Здесь автор хотел бы сделать небольшое отступление и дать для неискушённого читателя предельно краткий обзор ряда эпизодов экстремальной политики весны и лета 2006 года, которые так или иначе повлияют на поступки героев.

Самым крупным событием того лета был июльский саммит «Большой восьмёрки» в Санкт-Петербурге.

Подобная встреча в верхах в России проходила впервые. На неё съезжались главы семи наиболее экономически развитых государств, и в качестве приложения — лидер крупнейшего сырьевого придатка мировых держав.

В связи с саммитом принимались беспрецедентные меры безопасности по всей стране. Надолго осталась в памяти оппозиционеров операция «Заслон», когда вся мощь силовых структур по всей стране была брошена на то, чтобы не позволить экстремистам, в том числе потенциальным, добраться до Петербурга.

Интерес со стороны спецслужб к известным по политическим акциям гражданам, от либералов до коммунистов и националистов, вырос ещё весной, а к началу июля достиг апогея. Задержания проводились не только в Петербурге, но и практически во всех городах вплоть до Дальнего Востока, людей снимали с поездов и самолётов.

Лишь незначительному количеству противников правящего режима удалось тогда добраться до Северной столицы и принять участие в акциях протеста.

Саммит проходил с пятнадцатого по семнадцатое июля. Как только именитые гости разъехались, схлынула и волна репрессий.

Да, это было главное событие, будоражившее в то лето умы политического актива, но не единственное.