Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер - Василий Звягинцев

Говорят — «чёрт дёрнул», так не иначе как пресловутый «чёрт» заставил Кристину одновременно нажать левую верхнюю и левую нижнюю кнопки на панели. Вроде как на телефоне «снять блокировку».

Вначале ничего не произошло, и она собралась — ну, совершенно непонятно зачем, знала ведь про опасность подобных упражнений — ткнуть пальцем ещё одну, между ними.

Тут её и накрыло тяжёлой оглушающей волной, будто при попытке выбраться в шторм на берег. Волна мгновенно схлынула, оставив звон в ушах и странную вибрацию в груди и животе. Которые, впрочем, сразу и исчезли. Кристина вдобавок ощутила в теле приподнятость и лёгкость, словно сила земного тяготения внезапно уменьшилась. И тут же, не успев разобраться в физических ощущениях, увидела в нескольких шагах впереди своё «охраняемое лицо» — Ибрагима.

Он удалялся от неё по узкой аллее старинного кладбища. Что это было кладбище, она поняла сразу, причём не европейское. Вообще непонятно какое. Незнакомой архитектуры склепы, украшенные богатой, чрезмерно богатой каменной резьбой, побуревшие и выветренные временем. Покосившиеся под разными углами стелы, испещрённые причудливыми значками, то ли руническими письменами, то ли своеобразным орнаментом. Кое-где угадывались ивритские буквы, и как бы не древнеперсидские. Сквозь трещины в плитах густо пробивались неприятного вида растения. Различались только ближайшие сооружения, остальные терялись в беспорядочно разросшихся тёмно-зелёных хвойных кустарниках и деревьях.

Насколько Кристине позволяло образование, она догадалась, что такого места на Земле просто не может быть. Если это не декорация к псевдоисторическому фильму. Или — если оно на какой-то другой Земле.

Ещё она заметила, что сама одета совсем не так, как секунду назад. В одну только шёлковую, алую в синих спиралях юбку-солнце, и ничего больше. Такой юбки в гардеробе девушки не имелось. Совсем не её стиль. И на Катранджи наряд был непривычный — белые шаровары и белый замшевый жилет, расшитый золотыми узорами. А за красным поясом — длинный кривой кинжал. Словно у янычара XV века.

Ибрагим не оборачивался, не чувствовал за спиной её близкого присутствия. Кристину происходящее нисколько не удивило. Частью сознания она предположила, что это просто сон. Остальной понимала — самая настоящая явь, такая, как все события чересчур затянувшегося дня. И какую-то роль наверняка сыграли её опрометчивые упражнения с блоком. Кто знает — вдруг такое сочетание команд выводит в неизвестную псевдореальность или материализует собственные (а то и чужие) воображаемые миры.

Но возраст есть возраст — романтическая составляющая начавшегося приключения перевешивала здравомыслие. Правильнее всего было бы ещё раз нажать те же кнопки, обычно это позволяло отменить предыдущую команду, портсигар по-прежнему был зажат у неё в руке. Но она решила продолжать наблюдение и сунула блок-универсал в карман.

Навыки разведчика-рейнджера действовали автоматически, Кристина сделала бесшумный шаг в сторону и укрылась за кустом самшита. Травинка не зашуршала, ветка не хрустнула.

Ибрагим (девушке показалось, что он здесь лет на десять моложе, чем совсем недавно) подошёл к самому древнему и большому из теснившихся вокруг склепу с тёмными, покрытыми пятнами лишайников и грязно-зелёной патиной двустворчатыми дверями. Извлёк из-за пояса приличных размеров ключ, с усилием повернул в скважине и шагнул через высокий порог, предварительно обернувшись. Настороженным, сосредоточенно-мрачным взглядом окинул окрестности. Почти упёрся глазами в её глаза — и безразлично скользнул дальше.

«Неужели он меня не заметил? Ко всему прочему добавилась и функция „невидимости“, — подумала Кристина. — Или вообще случилось разделение души и тела? Одно так и осталось в комнате, а вторая призраком следит за подопечным?» Тогда почему она видит саму себя, и блок-универсал по-прежнему вполне материальный и ощутимо тяжёлый?

О подобном она не слышала, да и если б такое было возможно, большинство из известных ей событий в истории «Братства» потекли бы совсем иначе. Неужели же ей открылось какое-то новое знание, недоступное даже её учителям, Сильвии прежде всего? Почему так, зачем?

Она была приучена всегда всесторонне оценивать окружающую обстановку, вникать в суть происходящего и только потом действовать. Но сейчас не только в теле, но и в мыслях девушки присутствовала эйфорическая лёгкость, подсказывающая, что на самом деле от неё ничего не зависит, и достаточно отдаться на волю обстоятельств. Всё идёт как нужно, ничуть независимо от её воли.

Тем более — рассуждать и размышлять было некогда, время утекало неумолимо и стремительно, как кровь из перебитой артерии. Выждав минуту или две, она вслед за Катранджи скользнула в склеп. Самой обычной невидимости ей пока достаточно, только нужно на всякий случай смотреть под ноги, чтобы чем-то не загреметь и не выдать себя. Пытаться проходить сквозь стены она не рискнула.

С Ибрагимом их разделяла половина лестничного марша. Слабый свет попадал сюда через несколько щелей под потолком, но его было достаточно и ей, и Ибрагиму. Турок выбрал на связке ещё один ключ, прямой и длинный, ткнул им, казалось, просто в стену, но там оказалась потайная скважина. Щелчок — и открылась дверь, ничем не выделяющаяся на фоне древней кладки.

Прежде чем она снова затворилась, Кристина как на пуантах проскользнула за спиной Ибрагима и в дальнем углу прижалась голой спиной к сырой и холодной кладке.

Они находились в обширном сводчатом помещении, посередине которого стоял мраморный многоугольный и многоярусный саркофаг, украшенный в стиле верхнего сооружения склепа. По стенам — полусгнившие, потерявшие цвет драпировки, ленты и вымпелы с едва различимыми узорами и письменами. «Валькирии» вдруг стало нехорошо. Угнетающая, такая же мрачная и давящая, как от случайного взгляда Катранджи, эманация исходила от этого логова смерти. Так она восприняла неизвестно чью усыпальницу, притянувшую Ибрагима, а за ним и её. Именно — притянувшую. Она сюда не собиралась, да и турок тоже, всего час назад выглядевший совсем иначе. Как они вообще могли перенестись неизвестно куда из Замка? Судя по всему, изолировал их там Арчибальд надёжно. Или — это лишь проявление присущих странному сооружению свойств?

За саркофагом виднелся другой проём, на этот раз — без двери. Просто арка в полутораметровой стене.

И уже там — комната гораздо более ухоженная, если можно так выразиться. Почти пустая, но чистая, стены гладкие и светлые. Каменный стол у дальней стены, освещённый имитацией восточной масляной лампы. Именно имитацией — очень похоже, даже высокий язычок пламени подрагивает как бы от движения воздуха, а яркость вдесятеро больше нормальной, и главное — нет жирного запаха и копоти!

На столе — какой-то явно электронно-механический аппарат, большой и совсем не современного, вообще не слишком человеческого дизайна. Он отдалённо походил (да и то лишь потому, что человек подсознательно подбирает к неведомому хоть минимально близкую ассоциацию) на дореволюционные кассовые аппараты «Националь», только раз в десять больше. Весь был усеян рычажками и рычагами из белого и жёлтого металлов, а также разного диаметра отверстиями. Кристине мельком подумалось — такие штуки могли бы строить египетские жрецы, по мнению некоторых учёных, постигшие основы «кибернетики» примерно в эпоху Первого царства, лет за тысячу до начала возведения пирамид.

И какой же «чёрт» (тот, что заставил нажимать кнопки на блоке?) занёс их сюда? Волынская чувствовала, что не своей волей явился в это место Катранджи. А она, значит, что — продолжает исполнять возложенную на неё миссию?

Ибрагим подошёл к «устройству», что-то начал включать торчащими из стены массивными коленчатыми рычагами, поворачивать бронзовые колёса по бокам «ящика». Машина явно отреагировала, защёлкала, загудела, что-то в ней провернулось, как шестерёнки в коробке передач автомобиля «ГАЗ-51». Кристина на таком ездила в школе, их ведь готовили к жизни в тех ещё, «сталинских» годах. И получалось неплохо, по сильно пересечённой местности доезжала из «пункта „А“ в пункт „Б“» не хуже, чем на легковушке с автоматической коробкой по гладкому асфальту.

Ей при включении «машины» стало просто не по себе, а Катранджи — совсем плохо. Особенно после того, как устройство загудело и залязгало во всю силу. Он прерывисто и шумно задышал, шея и не прикрытое жилетом тело покрылось видимыми на расстоянии каплями пота. Но он продолжал то ли всматриваться в происходящее, то ли прислушиваться к нему, пока не подогнулись колени и Ибрагим неаккуратно осел на пол, начал заваливаться на спину, из последних сил пытаясь удержать голову, не удариться с размаху затылком об камень. Перевалился на бок и, наконец, потерял сознание.