Легендарный барон - Николай Князев

День 20 февраля начался не по-зимнему рано. Город проснулся в 4 часа. Конные и пешие монголы стягивались к дворцу Богдо и к Да-хурэ. Нужно ведь было заблаговременно занять лучшее место, чтобы иметь возможность лицезреть необычайную, невиданную и даже неслыханную в Монголии церемонию. Если принять во внимание, что монголы часто ездят за 200 верст о двуконь только лишь для того, чтобы попить чаю и поболтать с приятелем, то нетрудно представить, как велик был съезд кочевников ко дню коронации. После 5 часов к объявленным в приказе по дивизии пунктам потянулись воинские части. Первыми подошли в конном строю бурятская и монгольская сотни, а часам к семи прибыли и русские части. Последние были в пешем строю. Войска стали шпалерами вдоль пути следования Богдо из дворца до храма Майдари в Да-хурэ, на протяжении двух с половиной верст, причем люди размещены были на дистанции 3 шага один от другого.

Когда взошло солнце, заискрился снег и засияла позолота на крышах многочисленных ургинских кумирен, дорога эта представилась в образе сплошной ленты, на которой, среди основного синего тона, пестрели яркие пятна желтого и красного цветов. Богдо-хаган, предшествуемый и сопровождаемый князьями и гэгэнами самых высоких рангов, вышел из дворца в 9 часов. Появление его возвещено было шестью орудийными выстрелами. Впереди кортежа вели двух светло-серых скакунов со свешенными изображениями. Кони тревожно косились на людей и пружинисто перебирали мельчайшей иноходью. Богдо следовал в позолоченной, застекленной карете, в которую впряжено было три мула (два в дышло и один впереди). Десятка два лам почтенного возраста тянули карету за веревки, привязанные к передней оси справа и слева от запряжки.

Когда процессия вышла из ворот Огурда-Гадзара, барон Унгерн подал команду: «Дзоксо! Барун тайши! (Смирно! Равнение направо!) Господа офицеры!», и поскакал к карете Богдо, чтобы отдать рапорт царю всея Монголии. По этой команде русские взяли шашки «на караул», а монголы и буряты опустились на правое колено, держа повод на локтевом суставе правой руки и туда же склонив ствол поставленной на землю винтовки.

Унгерн оставался при Богдо до конца церемонии. Как главный виновник торжества, он следовал верхом на самом почтенном месте, то есть с правой стороны кареты. Барон наряжен в ярко-желтый тарлык (халат) и в две надетые одна на другую почетные курмы (куртки), на голове его красовалась ханская шапочка. Поводья лошади и вальтрап под седлом были строго установленного для особы столь высокого сана образца и цвета.

Монголы падали ниц перед каретой своего повелителя, русские же опускали глаза долу, так как были предупреждены приказом по дивизии о том, что никто не имеет права встречаться взглядом с божественным Богдо. Вместе с Джэбцзундамба-хутухтой сидели его любимая жена и перевоплощенец-учитель (тот, который приезжал к барону в Убулун). В продолжении пути Богдо раздавал милостивые благословения.

В кумирне Майдари с утра звучал странный оркестр из морских раковин; оглушительно гремели гигантские трубы, и музыка эта сопровождалась аккомпанементом барабанов всевозможных размеров. По храму носились густые облака ароматических курений. Экипаж Богдо-хагана был встречен многочисленным духовенством, разряженным в парадные облачения. Монахи вынесли Богдо из кареты и, осторожно поддерживая под руки, повели через настежь открытые центральные двери храма. Богдо проследовал до главного алтаря, возле которого стоял приготовленный для него трон.

Церемония коронации длилась полтора часа. Мелодично позвякивали колокольчики, привязанные к позлащенной узорчатой крыше Майдари. Шуршали и хлопали по ветру развешанные повсюду флаги… Внутри же храма мерцали тысячи лампад, на этот раз победивших своими соединенными усилиями таинственный полумрак ламаистской кумирни. Можно было рассмотреть изображения Будд и бодхисатв и художественные редкости: свешивающиеся иконы, покрывала балдахинов, расшитые шелками, длинные хадаки — шарфы и украшения из металла и камней. Непосредственно вслед за возложением короны на Богдо-хагана, состоялось наречение барона Унгерна воплощением бога войны. Богдо возложил на барона какой-то необычайный головной убор, отдаленно напоминавший митру католического епископа. Затем ламы торжественно взяли барона под руки и вывели из кумирни, чтобы показать народу[24].

Выход из храма коронованного главы Срединного царства был ознаменован салютом в 21 орудийный выстрел. Прежним порядком Богдо возвратился во дворец, где сразу же начался парадный обед, на котором присутствовали все высшие сановники страны и почетные гости. Барон, конечно, восседал подле Богдо. Генерал Резухин занимал место в соответствии с пожалованным ему званием вана. Сидело за столом несколько старших офицеров, возведенных в наследственное княжеское достоинство. Все участвовавшие в церемонии русские нарядились в монгольские национальные костюмы и нацепили на шапки шарики, согласно звания и чина.

За два дня до коронации Богдо подписал манифест с именным перечислением русских чинов унгерновского отряда, получивших награды за заслуги, оказанные.

Монголии. Барон, как мы помним, сделался первым ханом страны и удостоился почетных отличий (алый с золотым ханский тарлык, желтая курма, поводья и прочее). Генерал Резухин награжден был саном цин-вана (князя 1-й степени) и соответствующими почетными отличиями (тарлык желтый, но курма и поводья зеленые). Есаул Жамболон, который исполнял при бароне то роль старшего пастуха для «мобилизованного» скота, иногда же — высокого советника, а то даже самого генерал-прокурора, имевшего право вето в отношении правительственных постановлений, получил звание цзюнь-вана (князя 2-й степени).

Штаб-офицеры и особо отличившиеся в боях под Ургой обер-офицеры удостоились награждения потомственным княжеским саном. Припоминается, что двое из них возведены были в сан князя 5-го класса, так называемого улсын-тушэ-гуна, большинство же удостоено было звания туна младшего 6-го класса (туслагчи-гун). Некоторые гг. офицеры сделались личными князьями. Остальные же офицеры и многие из вахмистров причислены были к чинам первых восьми монгольских классов.

День коронации отмечен был общим офицерским обедом в гарнизонном собрании. Всадникам интендантство отпустило увеличенный порцион и выдало на каждого по бутылке вина. Через неделю после коронации Богдо-хаган издал манифест о том, что чинам отряда он предоставляет земельные участки по 40 десятин на каждого и дает им право безданно и беспошлинно заниматься любым трудом в пределах Срединного царства. В этом манифесте указывалось, что под будущее поселения отводится 50-верстная полоса, идущая вдоль русской границы. В нем нашла свое выражение идея барона о возрождении нового казачества взамен уничтоженного революцией.

Глава XII

Барон Унгерн вывез из Даурии 36000 золотых рублей. Но это золото быстро утекло из денежного ящика, потому что жалование чинам отряда, их довольствие и все вообще расходы оплачивались этими деньгами, и к началу 1921 г. барон едва ли имел в своем распоряжении больше 60–70 тысяч рублей. К счастью для него, примерно за месяц до взятия Урги одна из застав захватила караван большевистского Центросоюза с грузом серебра в русской монете. С того времени выплата жалования стала производиться в этой валюте. В Урге барон получил значительный денежный приз. Китайское командование успело вывезти из города лишь часть наличности своего банка. Семьдесят верблюдов, завьюченных каждый десятью пудами банковского и билонного русского серебра, брошено было китайцами во дворе банка в Ямыне (700000 рублей по номиналу); да в самом здании банка оставлено несколько пудов золота 500000 китайскими серебряными долларами и банкнотами и около 2000 — американскими долларами.

После взятия Урги барон принял решение экономить свой золотой запас. С того времени золото отпускалось по личным запискам барона (каждую выдачу он заносил в записную книжку), в исключительных случаях. Все же расходы нормального порядка он приказал выплачивать русским серебром. Офицерское жалование определялось должностью, а не чином. Младший офицер получал 25 р., командир сотни 30 р., и командир полка 40 р., нижние же чины — от 5 до 15 р. Расход билонного серебра на жалование составлял 30–35 тысяч рублей в месяц.

Барон Унгерн намечал коренную реорганизацию денежного хозяйства Срединного царства. Для разработки нового финансового законодательства и для проведения в жизнь этой серьезнейшей реформы приглашен был действительный статский советник И. А. Лавров, опытный и способный чиновник Министерства финансов. Из этих любопытных начинаний ничего не вышло, потому что уже в июне 1921 г. определилось, что Монголия потеряна для белых.

После того, как значительная сумма попала в руки красных под Троицкосавском, у барона осталось не очень-то много денег. В момент катастрофы, то есть 19–20 августа 1921 г., в денежном ящике Азиатской конной дивизии имелось лишь несколько тысяч рублей билоном.