Сны о республике - Александр Машошин

— Мастер Секура, — сказал я, кажется, невольно копируя интонации Фисто. Ну, хоть не выражение лица, так улыбнуться я всё равно не смог бы. — Позвольте Вас пригласить? Простите, не очень хорошо танцую…

— Это ничего, — улыбнулась она. — У нас говорят, важно не бояться и стараться, тогда научишься.

Левой взять её за правую, правой – за талию. Не бояться и стараться… Сейчас. Как бы не так. С первых же тактов я проклял свою дурацкую затею и свою самонадеянность. Она же твилека! А я об этом и забыл, а понял только сейчас. Айла не шагала, она плыла, словно в подошвах её плетёных сапожек были вделаны репульсоры. Казалось, я могу в любой момент повернуться хоть кругом, и партнёрша с той же лёгкостью совершит и этот пируэт. Я считал такты, стараясь не сбиться и надеясь, что получается хоть что-то хоть как-то, как вдруг почувствовал, что Айла придержала меня на мгновение. И тут же вновь расслабилась, позволяя вести, как мне вздумается.

— В университете учат танцам? — поинтересовалась она.

— Н-нет, — сказал я. — Меня фрейлины Падме когда-то учили. Всё так плохо?

— Напротив. Ты сейчас сбился первый раз. Держись увереннее, имеешь на то все основания, — Айла улыбнулась ободряюще, и я подумал, что совершенно зря боялся к ней подойти. Вполне она нормальная, не то, что Оффи.

— Могу я задать Вам личный вопрос, Мастер? — помолчав, произнёс я.

— При условии, что "Мастером" называть перестанешь, — сказала она. — Раз уж общаемся просто по-дружески.

— Да, хорошо. Тебе… — я запнулся, не слишком ли смело обращаться к ней ещё и на "ты", но увидел одобрительный лёгкий кивок, правильно, мол, и продолжал: — наверное, часто приходилось слышать признания от мужчин?

— Почему ты так думаешь? — она чуть склонила голову, глаза её смеялись. У Секуры интересный, редкий цвет глаз, они карие, но значительно светлее, чем у меня и Падме – цвета опавших листьев, цвета рейтанских орехов.

— Ну, Вы… ты такая красивая…

— По меркам нашего вида я почти дурнушка. Видел бы ты жену моего покойного брата и её сестёр, вот они красавицы. Но, вообще, да, в любви мне признавались много раз. Хочешь узнать, что говорят в таких случаях?

— Скорее, что не надо говорить.

— Мудрая постановка вопроса. За всех женщин говорить не берусь, а лично мне не нравится, когда говорят заранее подготовленными словами. Хуже того, чужими. Выглядит настолько фальшиво и неискренне, что можно всё испортить. К тому же, готовятся к одной ситуации, а получается чаще всего совершенно другая. Сказать лучше то, что пришло в голову здесь и сейчас, а не загодя. Она твилека?

— Что? Нет. Почему ты спросила?

— Стало интересно, отчего ты спрашиваешь именно меня.

— А какая красивая женщина, кроме джедая, стала бы разговаривать со мной на эту тему?

— Мне кажется, минимум одна стала бы, — Секура стрельнула глазами в направлении Падме.

— У неё значительно хуже с выборкой, — видя, что Айла не вполне поняла, я пояснил: — Опыта меньше. Извини, математический термин.

— Понимаю. Значит, как я и предполагала, все сплетни о её многочисленных тайных ухажёрах…

— Бред пёстрого нерфа, — кивнул я. — Тайный ухажёр у неё один, и ты его знаешь.

Из кантины выходили вместе. Ехать на "магнитке" в такой час становилось рискованно не на шутку, поэтому Падме вызвала представительский спидер. И предложила подвезти джедаев до Храма. Кит и Айла согласились, с условием, что высадим мы их на краю площади. Интересно, в Ордене все такие, поголовно?

— Всё-таки, ты у меня настоящий брат, — сказала Падме, когда спидер взвился с посадочной площадки у Храма, направляясь в сторону сенатской башни. — Не будь тебя, я бы весь вечер просидела, страдая от разных мыслей. Переживала бы, что поссорились, что день пропал, а он ведь через пару дней снова улетит курочить дройдов своей лазерной отвёрткой… Чего фыркаешь, сам же эту аллегорию предложил. До сих пор от смеха давлюсь, как представлю.

— Язык мой – враг мой, — покаянно повесил голову я.

Разумеется, кузина с мужем помирились уже на следующий день, как обычно и бывало. Предвидя это, я предусмотрительно задержался в университете допоздна. А вечером узнал, что на следующий день Анакин и Осока вновь улетают на задание. Падме по этому случаю позорно прогуляла пленарное заседание и до обеда, и после. Я прекрасно её понимал и не осуждал. Кто знает, когда в следующий раз выгорит время побыть наедине? На военную базу, с которой должен был стартовать свежеотремонтированный разрушитель, как обычно, летели порознь. Но на этот раз я решительно уселся в спидер вместе с кузиной.

— Ты со мной? — слегка удивилась Падме.

— Да, — небрежно ответил я. — Тоже хочу проводить кое-кого.

Кузина повела бровями, глаза у неё были заинтересованные, но вопросов она задавать не стала.

Когда мы вышли из спидера, Анакин посмотрел в мою сторону с неудовольствием, тебя, мол, только тут не хватало. Можно подумать, я сам маленький и не понимаю! Коротко с ним попрощавшись, я поддел за локоть Осоку и увёл в сторонку, за одну из колонн, подпирающих раздвижную крышу дока. Сейчас секции исполинских створок были отодвинуты в стороны, чтобы не мешать старту корабля, и в гигантском проёме полыхал в полнеба знаменитый корусантский закат – золото, переходящее в голубизну, всё более и более тёмную, до фиолетового на противоположной стороне горизонта.

— Хорошо, что догадался приехать, — сказала Осока. — Я собиралась зайти в универ, да не получилось, закрутилась с погрузкой. Думала, не увидимся до следующего раза.

— А я, знаешь, представил себе, как они прощаются, а ты сидишь где-нибудь в сторонке и скучаешь…

— Кстати, так обычно и бывает, — вставила она.

— Ну, вот, я с Падме и увязался.

Некоторое время мы продолжали говорить о каких-то ерундовых, малозначащих вещах. Ни с того, ни с сего я стал рассказывать Осоке про сиюминутные дела в университете, потом она мне что-то в этом же духе… Стояли рядом и глядели в небо над верфью.

— Ты, вот что… береги себя, — наконец, сказал я. — Не забывай, что я здесь тебя жду.

Осока с недоумением покосилась на меня, отчего глаза её блеснули не теперешней, рассветной синевой:

— Ты чего?

— Того самого, — ответил я, точь-в-точь как сама Осока говорила Ситре тогда, в Храме. Сейчас, по идее, нужно было сказать ещё какие-то слова, те самые, о которых упоминала Айла, и которые должны, просто обязаны были прийти в голову в нужный момент. А их и не было. Вообще. Язык мёртвым грузом лежал во рту и выдавать что-нибудь путное не желал категорически. А, будь что будет! Я неуклюже схватил девушку в охапку и быстро поцеловал. В губы. Осока дёрнулась, наверное, от неожиданности, а потом я убедился, что целоваться она умеет, и ещё как. Обоюдное безумие продолжалось целую минуту, не меньше, затем она чуть отодвинулась, но не настолько, чтобы высвободиться из моих рук. Взглянула на меня в упор, произнесла непривычно робким голосом:

— Алекс… я – дура?

И как прикажете отвечать на подобный вопрос? Главное, понять бы, о чём она. А, скорее всего, о своих попытках сосватать меня с Рийо.

— Почему сразу дура? — сказал я. — Ты же не могла знать.

— Да в том-то и дело, что могла. Я ведь… Кстати, — перебила она сама себя, — а ничего, что Кодекс Ордена запрещает привязанности?

— Хм. Кого в нашей семье это когда останавливало? — усмехнулся я.

Осока непроизвольно бросила взгляд туда, где мы оставили Анакина и Падме, но, конечно, не увидела их за колонной. Улыбнулась в ответ:

— Да уж. Знаешь, а он мне недавно говорил, что цель всегда превыше чувств.

— Ой, чья бы банта рычала.

— Угу. Видел бы ты его позавчера, когда поцапались. Стрилл в клетке.

— Могу себе представить. Ты приглядывай там за ним.

Осока кивнула:

— А ты – за ней… Жаль, что приходится так внезапно улетать, но ничего не поделаешь.

— Я недавно наткнулся на один старинный текст, там есть такие слова:

Наш ещё не зажёгся рассвет,Нам с тобою пока сужденыРасставанья на тысячи летИ свиданья в антрактах войны…

— Как точно сказано.

— Шпилька! — послышался сзади голос Анакина Скайуокера. — Куда ты подевалась?

— Ну, всё, — Осока вздохнула. — Мне пора.

— Да, как всегда:

Но опять, выполняя приказ,Мы шагаем навстречу судьбе.До свиданья, я в следующий разДопою эту песню тебе.[2]

— Ты, всё же, неисправимый романтик, — улыбнулась она.

— А ты?

— Да, и я, наверное, тоже. Как иначе можно бы выносить этого несносного Небошлёпа? Пока-пока.

Падме и я остановились на самом краю площадки, там, где обрывалось ограждение, и смотрели, как широченная лента грузового траволатора уносит Анакина с Осокой через стометровую пропасть дока к тёмному проёму большого переходника разрушителя. Девушка стояла боком и, хотя с такого расстояния нельзя разобрать направление взгляда, я почему-то был уверен, что она то и дело смотрит в нашу сторону, лишь из вежливости делая вид, что слушает своего Учителя. Возле самых стыковочных механизмов Скайуокер обернулся, поднял руку в прощальном жесте. Падме в ответ помахала обеими руками, за себя и за меня. Опустевшая лента транспортёра повернулась, складываясь вдоль балкона дока, массивные створки люка медленно сомкнулись. И тут же беззвучно вздрогнуло всё вокруг, это включились корабельные репульсоры. Командир разрушителя явно не собирался ждать, пока генерал Скайуокер поднимется на мостик, и отдал приказ взлетать.