Посторонняя - Анатолий Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По городу ехали медленно, улицы были полны гуляющих. Попадались и пьяненькие — черт их не брал. Какой–то пожилой ханурик вымахнул из–за угла прямо под колеса и повис на капоте. Водитель матерно выругался. Ханурик, идиотически улыбаясь, сполз с капота и шустро, с озабоченным видом заковылял к пивной палатке. Из–под пиджака у него болтались подтяжки. Лариса смеялась до слез, потом посерьезнела:
— Вот, милый, кругом алкаши и самоубийцы. А ты хотел оставить меня одну в такой роковой день.
Как только выбрались на загородное шоссе, таксист набрал сумасшедшую скорость. По обочине проскальзывали чахлые деревца, склонившиеся в предчувствии зимних непогод. Виноградники пожухли. От земли тянуло сизым паром. Здесь, на природе, осень без помех совершала похоронное дело.
Лариса притихла, приникла к плечу Певунова и как будто задремала. Водитель, молодой, усатый человек, оказался не из разговорчивых и не из любопытных. За все время не вымолвил ни слова, если не считать ругани, когда пьяный ханурик прыгнул к нему на капот. «Что я делаю? — с презрением к себе сетовал Певунов. — Куда меня понесло? Часа через три придут гости, а меня нету. Даша станет оправдываться, что–то придумывать — ах как подло! А эта дрянь спит и в ус не дует. Она превратила меня в куклу, вытворяет со мной что хочет. Но она не виновата, виноват я один. Я сам жажду быть у нее в плену. Мне нравится, когда она дергает мои нервы, как веревочки. Что говорить, я рехнулся и не отвечаю за свои поступки. Дожил до седины и рехнулся. Так должно было случиться. Тот, кто над нами, меня наказал за чванство, за легкую жизнь. Наказал тем, что лишил рассудка. И это я принимаю, но за что наказывает он Дашу и Алену?»
Дорога поворотила в гору, и местность изменилась. Заросли низкого кустарника покрывали пологие склоны, а в отдалении тут и там желтели островки леса.
— Далеко еще? — оглянулся водитель.
Лариса проснулась.
— С километр, потом поворот. Я покажу.
— Ты бывала в этих местах?
— Да, любимый.
Певунов ничему уже не удивлялся.
Они свернули с шоссе и покатили по узенькой песчаной дороге. Певунов вспомнил, что где–то неподалеку расположена туристическая база. Неужели они едут туда? Красиво он будет выглядеть, если там окажутся знакомые, а они наверняка там окажутся.
— Куда мы едем, Лариса?
— Уже приехали. Стоп. — Она достала из–под переднего сиденья плотно набитую, разбухшую спортивную сумку и велела Певунову расплатиться с таксистом.
— Зачем? Разве мы не поедем обратно?
— Нет, любимый, мы переночуем здесь.
— Где здесь? Под кустиком?
— Не остри. Тебе не идет.
Певунов отдал водителю десятку, и тот обжег его недовольным, хмурым взглядом. Конечно, возвращаться пустому не хочется. Певунов злорадно ухмыльнулся. Не одному ему плохо.
Лариса передала ему сумку и пошла по тропочке вверх. Сергей Иванович вздохнул — и за ней. Все стало ему безразлично. Это не может продолжаться вечно, подумал он. Когда–нибудь кончится наваждение. А пока лучше не сопротивляться. Каждая попытка сопротивления — лишняя боль.
Лариса намного опередила его. Тропинка, петляя, поднималась в гору так круто, что Певунов задирал голову, чтобы увидеть мелькающий среди кустов синий Ларисин плащ. Он глянул вниз: шоссе просматривалось до самого горизонта, по нему, уменьшившись в размерах до игрушечности, ползла их «Волга». Пустынно было вокруг. Солнце скрылось за сплошными сизыми облаками, кажется, собирался дождь. Певунов с трудом преодолел желание бросить тяжелую сумку и помчаться вниз, добежать до шоссе, а там… на первой попутке домой, в тепло и уют, к праздничному столу с пирогами, соленьями и копченьями, охлажденной водочкой. К приятным разговорам и добродушным улыбкам. На свободу. Он больше не любил Ларису, не желал обладать ею. Ему ничего больше от нее не нужно, пусть только оставит его в покое. Думая так, он продолжал медленно карабкаться в гору, и это было удивительнее всего. Словно мысли его и желания отделились от тела и зажили самостоятельной жизнью. Они коварно подглядывали со стороны, как он шел, спотыкаясь, как трудно ему идти. Издалека донеслось Ларисино «ау!» — и он мыкнул в ответ, дал о себе знать. Он уже начал всерьез задыхаться, когда неожиданно открылась маленькая полянка, ровная, как ствол, окруженная и укрытая кустами шиповника и деревцами дикой сливы. Лариса поджидала его у плоского валуна, к которому человеческие руки не поленились когда–то подтащить несколько больших камней и чурок. Казалось, сама природа предназначила это место для отдыха усталым путникам.
— Посмотри скорее! — Лариса повела рукой туда, где сквозь прорезь кустарника открывался вид на равнину.
Да, это было чудесно! Как будто они очутились на краю гигантской пропасти, а перед ними внизу расстилалась темно–серая бесконечность земли, окаймленная слева стеклянной полоской моря. Пейзаж был отчетлив, от него захватывало дух. Возможно, они ступили в самое сердце Крыма.
— Нравится? — лукаво улыбнулась девушка. От городской, несдержанной на язык, взбалмошной Ларисы ничего не осталось. Юная фея с порозовевшими от смущения щечками застенчиво ожидала его ответа.
Певунов пробурчал:
— Ничего, подходяще. Ты, наверное, сюда на шабаш прилетаешь?
— Иногда. Очень редко.
Из сумки она прежде всего извлекла цветастую скатерть и расстелила ее на валуне. Потом начала доставать свертки со всевозможными закусками: копченая колбаса, рыба, баночка с солеными грибами, куски мясного пирога, жареная курица, — чего там только не было. Появились и бутылка шампанского и бутылка водки. Стол получился отменный, и Лариса явно ожидала слов признания и восхищения. Но Певунов молчал. Он думал, что поздно для него все это. Запоздал пикничок этак лет на двадцать. Лариса надулась:
— Я так старалась, а ты смотришь сычом… У-у, злющий какой! Не убьет, не убьет тебя Дашута. Сто раз прощала и еще разок стерпит. Не тушуйся.
— Гости придут…
— Не смеши меня, Сергей. Ты мужик или нет?
— При чем тут это?.. Что ж, давай праздновать! — У него это прозвучало, как «Давай помянем!».
Уселись рядышком на толстом сухом бревне. Предвечерняя прохлада спустилась с гор. Певунов озяб в своем легком пиджачишке. Какая–то пелена мерцала перед глазами, но, может быть, это наплывал туман. Лариса откупорила бутылку водки, налила по полной стопке. Красиво разложила на пластмассовой тарелке закуску. Сочную осетриную спинку подвинула ему.
— Спасибо! — сказал он. — Спасибо, девочка!
Водка никак на него не подействовала, но он почувствовал голод и начал запихивать в рот все подряд. Он заедал свое несчастье.
Лариса плеснула ему «пепси» в стакан.
— Запей, а то подавишься.
— Где мы будем ночевать? — Этот вопрос вдруг представился ему самым главным.
— На турбазе. До нее полтора километра. У меня там знакомый завхоз. Не волнуйся, со мной не пропадешь.
— Я уже пропал.
Сумерки застали их сидящими в обнимку перед валуном с объедками. Лариса была нежна. Захмелев, она обычно выдумывала рискованные шутки, но роскошь предвечерней тишины смирила ее.
— Хочу понять, Лариса, зачем я тебе нужен?
— Не знаю, — честно ответила Лариса. — Только не из–за корысти, ты не думай. Я подарки так выпрашиваю, от неуверенности. Знаешь, женщина не может долго встречаться с мужчиной без перспективы. С тобой у меня нет будущего. Ужасно это понимать. Ты сильный, добрый. Я таких не встречала. Меня влечет к тебе. Может, я и правда тебя полюбила. Разве так трудно в это поверить? Люблю твои глаза, твою походку, люблю, когда ты устаешь и делаешься совсем старичком. Люблю, когда злишься и отворачиваешься. Ты мне весь мил, Сергей… Но у нас нет будущего…
— Настоящее лучше будущего. Люди часто живут завтрашним днем, это ошибка. Будущего нет. Там — мрак.
— Без будущего скучно, — возразила Лариса. — Надо выходить замуж и рожать детей. Мне кажется, я могла бы быть хорошей женой.
Певунов не принял намека. Он прижал ее к себе, греясь ее теплом. Он готов был сидеть на этом стволе вечность.
— Пойдем, дорогая, скоро стемнеет… Лара, лучше бы нам все же вернуться в город. Не хочу я ночевать на базе.
Он ожидал, Лариса заупрямится, устроит ему сцену, но ошибся. Она сказала: «Как хочешь, Сергей!» — высвободилась из его объятий, постояла немного как в раздумье, повернувшись так, что он не видел ее лица, потом взяла за уголки скатерть и рывком стряхнула на землю остатки пиршества. Скатерть аккуратно сложила и убрала в сумку.
— Я готова. А на чем мы поедем в город? Ты меня понесешь?
— Не обижайся. Все было прекрасно. Я бы очень хотел остаться с тобой на ночь, но…
— Не надо, Сергей!
Он понимал. Лариса в кои–то веки устроила ему и себе праздник, по–женски заботливо продумала каждую мелочь, а он, неблагодарная скотина, по–хамски отверг ее нежные хлопоты. Но она не выказала даже раздражения. Это было так на нее не похоже, что Певунов вдруг испугался: