Пилигрим - Тимоти Финдли

Посмотрев в окно, он заметил, что луна уже скрылась за горизонтом. Остались лишь снег с глубокими синими тенями да призрачное звездное сияние.

Юнг глянул в гостиную. Кесслер так сладко спал, свернувшись в клубочек, словно мама подоткнула ему одеяло и пожелала спокойной ночи.

Моя мать говорила, что сон — это путешествие, и нам нужно благополучно переплыть па другой берег моря тьмы..

Пилигрим тоже плыл сквозь сон легко, словно с него сняли какой-то груз. Как будто, когда видение закончилось, пассажир сошел на берег, прихватив с собой весь багаж.

Анджело. Кто это такой? Кто он, обнаженный в кресле? И когда это было? Тут явно что-то кроется. И кто рисовал юношу — сам Пилигрим или кто-то другой? Все это так загадочно, так интригующе. Уйма возможностей!

Юнг залпом заглотнул остатки бренди из стакана, взял одежду и пошел в ванную. Через пару минут он появился оттуда с пижамой, зубной щеткой и шлепанцами в руках. Все это он сложил в кожаный саквояж — вместе с бренди, блокнотом и ручкой.

В гостиной, стараясь не разбудить Кесслера, Юнг надел плащ и неуклюже влез в старые галоши.

Он подумал было, не оставить ли Кесслеру записку, но, представив, как ее читает Пилигрим — то ли по ошибке, то ли нарочно, — решил, что не стоит. «Интересно, вспомнит ли Пилигрим о том, что звал доктора? Не говоря уже о том, что он тут был…»

Юнг поднял руку, молча помахал Кесслеру, мысленно пожелав ему всего хорошего, и вышел из палаты.

Шесть часов. Или почти.

Торопливо шагая по коридору, Юнг думал: «Хочу на свежий воздух. Пускай даже холодный. Пускай даже со снегом. И даже с тряской в автомобиле».

Его ждало столько дел!

Увидеться и посоветоваться с леди Куотермэн. Позавтракать… Или сначала позавтракать?.. Да какая разница! А еще надо вновь установить контакт с той неизвестной личностью, с которой он только что провел ночь.

И самый главный вопрос. Кто такой Анджело?

Кесслер пытался проснуться, с силой отрывая себя от машущих в сновидении крыльев.

К окнам начали слетаться первые голуби и голубки.

В комнате чем-то пахло. Чем?

Дым сигар. Манильских сигар. Доктор Юнг.

— Доктор Юнг!

Тишина. Кесслер упал на подушку и закрыл глаза.

В мозгу шелестели крылья. Женственно, как юбки при ходьбе. Его мать. Сестра Эльвира. Он слышал, как они разговаривают — вернее, шепчутся:

— Он спит?

— Нет, притворяется, как всегда. Лежебока!

Где-то хлопнула дверь. В коридоре послышались голоса. Настало утро.

Кесслер снова открыл глаза и заставил себя подняться.

Не засыпай!

Он поплелся в носках в спальню и остановился у раскладушки Юнга, недоумевая, почему она пуста.

Где? Когда? Что?

Уставившись на лежащую на кровати фигуру, Кесслер спросил:

— Хотите кофе?

Я не пью кофе. Только чай.

— Хотите чаю?

Тело перевернулось на живот, выпростав незабинтованную рукуна подушку.

— Тост с джемом?

Пилигрим поднял вторую руку и приложил два пальца к губам

— Это значит «да» или «нет»?

Пальцы не шевельнулись.

Кесслер повернулся и побрел к своей раскладушке. Он наконец проснулся и жалел об этом. «Ненавижу бодрствовать. Лучше не просыпаться. Во сне я улетаю далеко-далеко. Я покидаю их всех — мать, Эльвиру, отсутствующего отца…»

Он посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене. «Вот он я, — подумал Кесслер, — типичный кандидат для желтого фургона… Хотянет, это уже в прошлом. Я в безопасности. Я жив и здоров. По крайней мере так говорят».

Пора начинать день.

Он вернулся к кровати и тронул Пилигрима за ногу.

— Вы живы? Скажите!

Тело не реагировало.

Только тогда Кесслер вспомнил, что слышал голос Пилигрима во тьме и видел мерцание света через полуоткрытую дверь.

Что это было? Что он говорил? Имя. Он назвал чье-то имя. Птицы за окном вспорхнули и унеслись, подхваченные порывом ветра.

Ангелы.

Ангелы.

Анджело.

Книга вторая

Когда Юнг вернулся домой, Эмма была еще в постели.

Проснувшись, она услышала, как муж поет в ванной комнате. Оттуда пробивалась полоска света, падавшая на пол. Этого было достаточно, чтобы ноги сами нашли путь к ванной.

Подкравшись к двери, Эмма вгляделась сквозь пар. Карл Густав сидел в ванной и тер себе спину.

— Хочешь, я потру? — спросила она.

— Нет-нет, иди ложись. Все хорошо.

— Верю, — отозвалась Эмма. — Я уже сто лет не слышала как ты поешь. Это из-за мистера Пилигрима? Он снова говорил во сне?

— Да! — ликующе, как дитя, воскликнул Юнг. — Да! Да! Да!

Эмма скрестила на груди руки и улыбнулась.

— Я так рада за тебя!

— Радуйся за весь мир, — рассмеялся Юнг. — Один из самых интересных его обитателей возвращается к жизни.

— Могу я чем-нибудь тебе помочь?

— Да. Ты можешь позвонить в отель «Бор-о-Лак» и сказать, чтобы леди Куотермэн передали сообщение, как только она проснется. Не говори ни слова о Пилигриме, оставь это мне. Просто скажи, что я к ней еду.

— Сейчас, Карл? В семь часов утра?

— Да, сейчас. Конечно, сейчас. Непременно!

Эмма пошла звонить. В четверть восьмого Юнг уже стоял в прихожей и надевал пальто, обматываясь шарфом. Сунул ноги в носках в галоши и крикнул:

— Туфли! Я забыл свои туфли!

Через минуту на лестничной площадке появилась Эмма и скинула оттуда пару башмаков.

— Спасибочко! Я ушел!

Юнг послал Эмме воздушный поцелуй, сунул туфли под мышку, схватил сумку и был таков.

— Шляпу! — крикнула ему вслед Эмма. — Надень шляпу! Сейчас холодно! У тебя уши замерзнут!

Но его уже и след простыл.

Эмма спустилась в прихожую, держась рукой за живот.

— у тебя такой рассеянный папа, — сказала она и пошла на кухню.

Леди Куотермэн встретила Юнга в фойе отеля «Бор-о-Лак».

— Такой ранний визит! — сказала она. — Впрочем, это не важно. Вы уже позавтракали? Я — нет. Обычно мне приносят завтрак в номер. Но сегодня… Боже правый, доктор! Еще нет и восьми! У вас какие-то новости?

— Простите за столь раннее вторжение, леди Куотермэн, у меня действительно есть новости. Он наконец заговорил — и я прошу вас помочь мне понять, что он сказал. Кстати, я тоже не завтракал и помираю с голоду.

— В таком случае пойдемте, и вы мне все расскажете.

Они прошли в ресторан, где Юнг снял пальто и шарф.

— Вы носите галоши, доктор? Вам не кажется, что их тоже надо снять?

— Не могу. У меня под ними только носки.

— Ясно. Что ж, полагаю, у вас есть на то причины.

Юнг подумал о туфлях, оставшихся на переднем сиденье «Фиатa», и ничего не сказал.

Сибил Куотермэн позволила метрдотелю отвести их к столику, где не слишком яркий свет.

Они заказали по половинке грейпфрута, кофе, тосты и клубничное варенье. Юнг также потребовал омлет с ветчиной.

На Сибил было сиреневое утреннее платье с двумя застежками из бледно-серых опалов. Она была без шляпы.

— Я считаю, надевать шляпу только потому, что ты идешь в ресторан, несколько претенциозно. Вы не согласны? Хотя, мужчинам, не приходится думать о подобных вещах. Я заметила, что вы приехали без шляпы, доктор Юнг. И без туфель. В разгар зимы! Вы меня поражаете.

— Сейчас май.

— Верно, однако это не оправдание. Насколько я понимаю, вы и зимой могли бы примчаться в таком виде. А в Англии когда мы уезжали из Лондона, уже нарциссы отцвели…

Им принесли кофе. Разлив ею по чашкам, официант оставил кофейник на столе и удалился.

— Ну, так какие у вас новости?

— Даже не знаю, с чего начать.

— Вы сказали, он заговорил. Начните с этого.

— Он говорил во сне. Ночью, часа в четыре.

— Говорил во сне? Мы все так делаем порой. Это и есть ваша новость?

— Нет-нет, леди Куотермэн! Вы не поняли. Прошлой ночью Пилигрим во сне позвал меня и…

— И что?

— Сегодня я остался ночевать у него в палате, и он снова заговорил… — Юнг умолк и пригладил волосы. — Должно быть, я ужасно выгляжу. Я так переполошился, что даже причесаться забыл.

— Бросьте! Подумаешь, эка невидаль! Что же он сказал?

Юнг нагнулся к ней через стол.

— Мистер Пилигрим говорил с вами когда-нибудь о юноше по имени Анджело?

Сибил поставила чашку на стол, промокнула губы салфеткой и расстелила ее на коленях.

— Нет, — сказала она.

— Нет?

— Нет.

— Какая жалость! Я надеялся, вы скажете мне, кто он такой.

— Анджело, говорите? Что это за имя?

— По-моему, итальянское.

— Ну конечно, итальянское! Боюсь, я еще не совсем проснулась. — Она вытащила из сумочки портсигар и зажигалку.

Юнгу она показалась не столько сонной, сколько встревоженной, хотя он не понимал почему.